Красный Ярда - Георгий Гаврилович Шубин

— Не прибегайте к насилию! — закричал инженер. — Подумайте о маленьких эстонцах. Они идут в школу и смотрят на нас!

Пока репатрианты спорили, представитель Красного Креста улизнул, оставив своего защитника им на растерзание.

— Не волнуйтесь, господа! Все уладится! — мужественно защищался инженер. — Если нас накормят в Таллине, мы будем сыты…

— Если ты не заткнешься, мы бросим тебя в котел, сварим и сожрем, — прервал тощий венгр своего земляка.

— …и будем сыты! — издевательски заржал, засучивая рукава, здоровенный румын.

Вся эта сцена неожиданно рассмешила голодного Гашека. Она напомнила ему старый анекдот о попугае трактирщика, который удрал от своего хозяина и очутился в лесу, в птичьем царстве. Птицы кружились возле него, выщипывали перья, клевали попугая, а он истерически орал: «Не все сразу, господа! По очереди, пожалуйста!»

Инженер притих, но ненадолго. Когда на одной стоянке репатрианты притащили несколько поленьев, и в печке загудело пламя, он снова ожил:

— Если мы забираем чужую вещь, то это называется кражей, а тот, кто ее совершает, — вором. Обогреваясь крадеными дровами, мы становимся соучастниками кражи.

Бедный инженер! Его моралистские рассуждения были совершенно неуместны: сам он не принес ни одной щепки для печки. Это взбесило его спутников. Они взяли инженера под руки и стремительно вытолкали из вагона.

Воспитательная мера принесла свои плоды. Инженер вернулся в вагон с большим поленом и сокрушенно сказал:

— Я взял чужую вещь. Следовательно, я — вор.

Его пустили погреться.

Под Таллином поезд неожиданно повернул и пошел вдоль берега. Все равнодушно смотрели на море. Поезд остановился у небольшого мола. К нему пришвартовался «Кипрос». пароход германской пароходной компании.

Команда быстро принялась за погрузку. Матросы перебрасывали пассажиров, словно арбузы. Репатрианты в одно мгновение оказались в трюме. Построив по десяткам, матросы погнали их на другой конец парохода и выдали им хлеб, мясные консервы, ложки, миски и чайники. Через полчаса все были сыты.

Немного освоившись, Гашек вышел на палубу. Возле капитанского мостика он остановился — здесь висели объявления и правила для пассажиров. Гашек стал читать их.

«Если заметишь пожар, сообщи старшему офицеру».

«Пассажирам входить на капитанский мостик строго воспрещается».

«Ключ от склада спасательных поясов находится у младшего офицера — ему следует сообщать о каждом несчастном случае».

Гашеку показалось, что эти правила придуманы единомышленником инженера Йожека. Он вынул карандаш и приписал:

«Если пароход потонет, сообщи капитану».

Спускаться в трюм не хотелось. Гашек бродил по палубе. «Кипрос» шел мимо меловых скал острова Сильгит и сигналил встречному пароходу. На палубе этого судна стояли русские военнопленные. Они подняли красный флаг, и он гордо реял по ветру. И те, и другие репатрианты столпились на палубах, махали руками, кричали «ура!». Гашек оглянулся на своих спутников. Многие из них плакали, не скрывая слез. Он тоже махал рукой, прощаясь с русскими, потом увидел Шуру — та, не отрываясь, с тоской смотрела вслед своим землякам, пока они не скрылись из виду.

Над «Кипросом» кружились чайки. Они то падали в волны, то взлетали над водой. Скоро и чайки исчезли. Шура и Гашек долго молча стояли на палубе, вспоминая Россию и думая о том, что ждет их в Золотой Праге.

Глава тридцать третья

Вернувшись домой, Задиг узнал, что во время своего отсутствия он был судим и присужден к сожжению на медленном огне.

Вольтер

Когда над Прагой занялась заря свободы, Староместская площадь оживилась. Люди останавливались под курантами со смутной надеждой — может быть, начинающийся час принесет им что-нибудь новое.

Именно в это время довоенный приятель Гашека слесарь Франта Зауэр заинтересовался Марианской колонной. Он долго ходил вокруг нее, внимательно рассматривая места крепления и раздумывая, как днем на виду у всех убрать с площади столп векового позора. Обмозговав все детали этого предприятия, слесарь обратился за помощью к певцам и пожарным. В назначенное время к колонне подъехала команда брандмайора Зедничека. Хористы окружили машину, пожарные приставили к колонне лестницу. Зауэр поднялся по ней и ловко накинул петлю на колонну. Пока слесарь привязывал к петле тросы, пожарные сбросили статуи, стоявшие на цоколе, и прикрепили тросы к лебедке.

Каменный столб, увенчанный двуглавым австрийским орлом, закачался, с грохотом рухнул на мостовую и разбился. В это время на пражских курантах петух взмахнул крыльями, громким криком возвестив наступление нового времени. Пение петуха послужило сигналом для хора. Капельмейстер взмахнул рукой, и хор запел национальный гимн «Где родина моя?».

Вместе с падением двуглавого орла из Праги исчезли все его слуги.

В Пражском граде появился батюшка-освободитель, президент Чехословацкой республики, профессор-белогвардеец Томаш Масарик. Штандарт президента развевался над его резиденцией. На штандарте, окаймленном красно-бело-голубыми линиями, стоял на задних лапах двухвостый лев рыцаря Брунцвика. В Праге появилось славянское правительство. Его посты то и дело переходили из рук в руки буржуазных и социал-демократических политиканов. Первое правительство, во главе которого стоял капиталист Карел Крамарж, сменилось правительством социал-демократа Властимила Тусара, а последнее уступило место кабинету старого австрийского бюрократа Яна Черного.

В стране появились чехословацкие солдаты, чехословацкие судьи, чехословацкие полицейские, чехословацкие тюремщики, чехословацкие сыщики, чехословацкие чиновники, чехословацкие цензоры, чехословацкие священники и чехословацкие дипломаты.

Трудящиеся скоро поняли, что чехословацкие капиталисты и помещики — такие же шкуродеры, как и австрийские. Это они разгромили Словацкую республику Советов, подавили всеобщую забастовку рабочих, разгромили Кладненскую красную республику, посадили за решетку ее вождей. Чехословацкие рабочие и крестьяне поняли, что нужно бороться за свою, социалистическую республику. Для этого им надо было решительно порвать с желтыми, правыми лидерами социал-демократии и создать свою боевую революционную партию, такую, какую создал в России Ленин.

Уйдя в отставку, социал-демократический кабинет министров Тусара расчистил путь для наступления буржуазии на рабочий класс.

Чехи и словаки избавились от иллюзий о «демократическом» и «народном» характере государства. «Нас обманули! — говорили они. — Мы сражались, гибли, голодали, а буржуи богатели, драли шкуру с наших жен и детей!»

Так обстояли дела, когда Гашек и Шура пересекли германо-чехословацкую границу и, пробыв несколько дней в пардубицком карантине, приехали в Прагу.

Гашек встретился с братом Богуславом. Тот почти не изменился, служил в банке, жил стесненно и не мог приютить у себя Ярослава и Шуру. Писатель остановился в гостинице «Нептун», неподалеку от Национального музея.

В Праге он узнал, что Антонин Запотоцкий и его соратники арестованы. Это осложнило дела Гашека — он не знал, ехать ему в Кладно или не ехать. Гашек пошел на Перштын, в Секретариат левого крыла социал-демократической партии. Там его встретили без особого восторга. Руководители левицы знали