Кабус-намэ - Кей-Кавус

только пророки. И когда, поистине, кому-либо досталась полная доля от фигуры человечности, то описать его можно только, как „чистого“, и выше его только ему подобный, и познание его — через общение, речью и опытом. Ибо тот, у кого чистота, един в себе и от него в нем и им, и в нем от него через него, он от него через него и он с ним[316]. Вода его чиста, цели его — без личных помыслов и искательства, свободен он от страха, чист от себялюбия и удален от разрыва. Его бытие в небытии, от небытия через небытие он вечен, в небытии при бытии существует. В чистоте он чист без определения. Он видит себя вне себя, а то, что он вне себя, без себя не видит. Он взирает на сущность оком лишенного сущности. Потому если степень этих людей велика и они достойны уважения, то это приемлемо.

Итак, о сын, старайся, каким бы ты ни был, быть впереди, и сблизиться с благородством, чтобы быть избранником мира. К какому бы разряду ты ни относился, если хочешь вступить на путь благородства, не будь неосторожен и всегда три вещи держи закрытыми: глаз, и руку, и язык от того, что не следует видеть, и не следует делать, и не следует говорить. Три же вещи держи развязанными для врага и для друга: дверь дома, углы скатерти и завязки кошеля.

Насколько только можешь, не лги, ибо основа неблагородства — говорить ложь. И если кто-либо доверяет твоему благородству, то если бы ты сам был славнейшим человеком и самого дорогого для тебя человека убили бы и был бы это злейший враг твой, если он только сдался тебе и признал свою слабость и из всех людей доверился именно тебе, если бы даже погибла жизнь твоя в этом деле, дай ей погибнуть и не бойся, но до последней капли крови старайся ради него, тогда у тебя будет благородство.

А затем, пока ты жив, не мсти за прошлое и не задумывай предательства, ибо это не входит в правила благородства.

Но знай, о сын, что эта улица — длинная, и, если я раскрою благородство всех слоев населения [с пояснением], как и почему [оно так складывается] у каждого слоя, речь моя затянется. Скажу я кратко, и все, что я сказал, вытекает из этого слова: знай, что совершеннейшее благородство в том, чтобы ты считал свое добро своим, а чужое — чужим и не жаждал добра других людей. Если у тебя что-либо есть, должен ты давать долю людям, но на чужое добро не рассчитывать. То, что ты не клал, не бери; если не можешь людям сделать добро, ты хоть обереги их от зла, ибо в этом величайшее и человечнейшее благородство. Кто будет так жить, как я сказал, тому достанется и этот мир и мир будущий.

Знай, о сын, что в этой книге я в нескольких местах говорил о нетребовательности. Еще раз повторяю: если хочешь никогда не знать докуки, всегда будь нетребователен и не будь завистлив, тогда сердце твое всегда будет весело, ибо основа огорчений — зависть и в этом поражает людей доброе и злое действие небосвода.

Учитель мой говорил: человек должен быть предусмотрителен, но перед действием небосвода должен склонять шею и открывать рот, дабы, если слабость постигнет его от неба, поднять ее на шею, а если достанется вкусный кусок, положить в рот. Как говорит господь, великий и преславный: бери то, что я дал тебе, и будь из числа благодарных[317].

Действие небосвода только этих двух видов и бывает. Если ты ступишь на этот путь, твое свободное тело никогда не станет рабом.

Не давай алчности места в сердце своем. Как тебе случится так, будь это добро или зло, тем и довольствуйся. Знай, что все разряды людей, сколько бы их ни было, — рабы господа всевышнего и преславного, все они — сыны Адама, мир над ним, один не меньше другого. Когда человек выбросит алчность из сердца и возьмет себе правилом нетребовательность, он не нуждается более во всем мире.

Если ты отгонишь алчность, о сын, все стало легко,

Стоянки твои от нетребовательности будут процветающими.

Итак, почтеннейший человек в мире — тот, кто ни в ком не нуждается, а наиболее жалкий и низкий — тот, кто нуждается в людях и не стыдится этого и ради золота и серебра служит себе подобному.

Рассказ. Слыхал я, что однажды Шибли[318], да помилует его аллах, пошел в мечеть, чтобы выполнить два рак’ата намаза и от-дохнуть. В мечети были школьники. Случайно было как раз время их завтрака, и двое ребят уселись около Шибли, да помилует его аллах. Один был сын богача, а другой — сын нищего. Стояли у них две корзинки. В корзине богача были хлеб и халва, в корзине сына нищего — пустой хлеб. Сын богача ел хлеб с халвой, и сын нищего попросил у него халвы. Сын богача сказал: „Если я дам тебе кусок халвы, ты будешь моей собакой?“ Ответил: „Буду“. Сказал: „Полай, чтобы я дал тебе халвы“. Тот несчастный стал лаять, а сын богача давал ему халвы. Несколько раз он сделал так, а шейх Шибли, да помилует его аллах, смотрел на них и плакал. Муриды спросили: „О шейх, что с тобой случилось, что ты плачешь?“ Сказал: „Смотрите, что делает алчность и отсутствие нетребовательности с человеком. Что было бы, если бы этот ребенок довольствовался своим сухим хлебом и не жаждал халвы того ребенка? Не пришлось бы ему тогда быть собакой у себе подобного!“[319]

Потому, о сын, будешь ли ты отшельником или блудником, будь всегда нетребовательным и довольным, дабы стать величайшим и чистейшим в мире.

Знай, о сын, что в этих сорока четырех главах этой книги я рассказал тебе о всех науках, которые знал, как мог, и в отношении всего дал тебе несколько слов назидания и совета, кроме как в отношении разума. Ибо никак не могу я тебе сказать: будь насильно умным, ибо силой разуму научиться нельзя.

И знай, что разум двух видов: один — разум природный, а другой — благоприобретенный. Благоприобретенному можно научиться, но природный — это подарок господа преславного и всевышнего, обучением ему не научишь. Если только даст тебе господь, преславный и всевышний, природный разум, — великое это счастье для тебя,