Секира и меч - Сергей Зайцев

День обещал быть ясным, и побратимы увидели восход во всей красе. Поднявшись на мраморные ступеньки, они любовались красками — от малиновой до оранжевой, — залившими небосвод.

Как только солнце оторвалось от горизонта, послышались цокот копыт и погромыхивание колес по мостовой. Со стороны улицы Мсса прикатила колесница. Ее сопровождали несколько всадников.

Из колесницы вышел Трифон. Он был точен.

Глеб не ожидал увидеть его так скоро. Глеб думал, что, как любой из господ, Трифон опоздает. И Глеб не думал увидеть его таким: без доспехов, с непокрытой головой.

Начальник константинопольской стражи тоже с удовольствием отметил, что противник его уже здесь.

На поясе у Трифона висел средних размеров меч с обычной деревянной рукоятью. А запястья были зачем-то перетянуты широкими ремнями. Глеба удивили эти ремни. И еще он подумал: неужели столь значительный господин не может позволить себе иметь меч с серебряной рукоятью?

Кивнув друг другу вместо приветствия, они прошли на Ипподром. Побратимы и стражники шли за ними.

Глеб мимоходом обратил внимание, что Трифон на голову ниже его и что телосложение его трудно назвать мощным. Трифон был сухой, жилистый. И Глеб подумал: наверное, быстрый.

Широкий вырез рубахи открывал крепкую шею Трифона, выступающие ключицы, мускулистую грудь. Глеб удивился: грудь этого человека была вся в шрамах. И решил, что Трифон либо всегда пропускает удар, нацеленный в грудь, либо в жизни своей очень много сражался. Но второе не очень пугало Глеба, ибо он тоже сражался немало, несмотря на свои молодые годы.

Недалеко от трибун сразу за беговой дорожкой Глеб заметил площадку, действительно присыпанную опилками. К этой площадке они вдвоем и направились. Все остальные расселись на скамьях.

Когда Глеб и Трифон стали друг против друга и обнажили мечи, Трифон вдруг спросил:

— Чем ты удивлен, юноша?

Глеб, и правда, был удивлен:

— Почему ты не надел доспехи? Ты как будто не хочешь жить?

Трифон улыбнулся:

— А ты почему не надел доспехи?

— У меня их просто нет.

Трифон улыбался чуть-чуть высокомерно:

— А мне они просто не нужны. Лучшие доспехи — это острый глаз.

— Отчего же у тебя вся грудь в шрамах?

— Был молодой, глупый… Вот как ты сейчас… Хотел побыстрее всего достичь. И ошибок совершил предовольно.

Глеб нахмурился. Его опять задели слова этого человека. Глеб и знать не знал, что Трифон намеренно вызвал его на разговор, чтобы обидеть, чтобы позлить, сделать свирепым. А свирепый — на каждом шагу ошибается. Глеб даже не догадывался, с каким многоопытным противником свела его судьба.

Трифон был мастер. На каждый вид боя у него была своя излюбленная тактика. В поединках с молодыми и злыми он предпочитал тактику ответного нападения. Он давал возможность противнику нападать первым, дразнил его, ловко уходил от ударов, а когда противник в какой-нибудь из моментов — рано или поздно — ошибался и открывался, Трифон внезапно поражал его.

Глеба он начал злить речами, продолжил — смехом; потом весьма подразнил его своей неуловимостью. Глеб нападал и нападал; он делал и обманные движения, и резкие выпады, и проводил стремительные атаки. Но все-то Трифон ускользал и подсмеивался, что начинало не на шутку раздражать Глеба. Этого ловкого вьюна он готов был разрубить до пояса.

И вдруг… Глеб вынужден оказался замереть. Он почувствовал, что острие меча Трифона упирается ему в ребро — прямо перед сердцем. И Трифон уже не смеялся. Глаза его смотрели холодно, жестко. Стоило ему нажать на меч…

Трифон не стал нажимать. Он опять засмеялся и отскочил в сторону. Это был настоящий дьявол.

Отражая очередной удар Глеба, он сказал:

— Ты очень сильно бьешь по мечу. И вся твоя сила уходит в звон. Кому это нужно?.. Тебя как будто никто не учил владеть мечом. Следует уметь расслаблять руку.

Глеб уже понял, что противник перед ним не простой и что Трифон этот пожалел его, хотя с легкостью мог убить. Такой оборот был для Глеба неожиданным. Нужно было взять себя в руки и перестать злиться. И Глеб овладел собой.

Трифон это заметил:

— Уже лучше. Мне стало труднее уходить от тебя. Но это еще ничего не значит. Ведь ты просто деревенский увалень и машешь мечом, как дубиной. Я даже удивляюсь, как ты уцелел в битве с турками…

Но Глеб уже не попадался на эту уловку. Атаковал расчетливо, думал над каждым своим движением. В какой-то момент ему даже показалось, что Трифон запаниковал, и Глеб уже готовился нанести колющий удар… как вдруг опять ощутил острие клинка у себя на ребре.

И опять Трифон глядел на него холодно, со значением.

Стражники волновались на скамьях:

— Убей же его! Пусть прольется кровь чужеземца!..

Побратимы удивленно молчали.

— Что ж! Продолжим! — воскликнул Трифон и отскочил.

Глебу очень не нравилась эта его игра. Глеб махнул мечом, Трифон легко увернулся. Глеб сделал выпад, а Трифон лишь отклонился слегка, пропуская меч. Глеб как будто бился с воздухом — противник его, словно издеваясь над ним, даже перестал подставлять под удары свой клинок. И была тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Глеба.

Наконец Глеб не выдержал этой пытки и сказал:

— Если можешь убить — убей. Для чего ты играешь со мной?

Трифон сказал:

— Я благодарю Господа, что когда-то и мне попался мудрый учитель. И не поспешил наказать меня, наглеца.

Глеб по-своему понял эти слова:

— Но тогда я попытаюсь убить тебя!..

И он со всей решимостью бросился вперед. И опять же острие клинка оказалось у него на ребре. На серой рубахе проступила алая капелька крови.

— Думаю, достаточно!.. — решил Трифон. — Если ты все еще зол на меня, то ты просто глуп.

— Нет, я не зол, — сказал правду Глеб. — Но меня разбирает досада.

— Это иное — здоровое чувство, — тепло, по-отечески улыбнулся Трифон. — А теперь смотри. Я покажу, как трижды победил тебя. Вот первый выпад…

И он показал Глебу этот хитрый прием. Меч как молния сверкнул в воздухе.

Трифон сказал:

— Так я рассек твое сердце…

Потом он показал второй выпад, который был чуть-чуть хитроумнее первого.

— Видишь? Так я еще раз рассек твое сердце.

Глеб только удивлялся, постигая это великое мастерство.

А Трифон уж медленным движением показывал третий выпад. Казалось, против него невозможно найти защиту. Но Трифон показал и защиту:

— Если б ты это знал, юноша, я б не рассек твое сердце в третий раз.

— Я запомнил, — кивнул Глеб.

Трифон не поверил:

— Так быстро?

— Но если от этого зависит жизнь…

Трифон хмыкнул в сомнении:

— Что ж! Посмотрим, какой ты ученик…

И он вдруг сам начал атаковать Глеба с таким ожесточением, что стражники на трибуне от удовольствия затопали ногами. И опять закричали:

— Убей его! Убей! Крови хотим…

Но Глеб умудрился отразить все три хитроумных выпада, и острие меча больше не упиралось ему в ребро.

Трифон так же внезапно, как напал, остановился. Опустил меч. Одобрительно посмотрел на Глеба и сказал:

— А четвертого выпада я тебе не покажу.

— Почему?

— Чтобы убить тебя, если ты вздумаешь всерьез противостоять мне.

Глеб недоумевал:

— Ты открыл мне свое умение. Разве могу я предать тебя?..

Трифон ответил уклончиво:

— В жизни всякое бывало.

На этом поединок их закончился.

Скоро они покинули Ипподром. Начальник стражи направился к колеснице, а Глеб с побратимами пошел в сторону храма Святой Софии.

Уже поставив ногу на подножку колесницы, Трифон оглянулся на Глеба. И окликнул:

— Эй! Бронзовая голова!.. Ты что же, так и уйдешь, ни о чем не попросив? Неужели ты не знаешь, что очень многое в моей власти?

Глеб остановился, развел руками:

— А что мне делать? О чем просить?

— Ах, молодость, молодость! — как будто посочувствовал Трифон. — Неужто тебе не опостылело еще разносить воду и торговать рыбой на мосту?

Глеб ответил:

— Нам бы только лета дождаться.

Взойдя в колесницу, Трифон не спешил отъезжать, задумчиво перебирал поводья:

— Я сегодня занят весь день. Не могу уделить тебе внимания больше, чем уже уделил. А завтра приходи ко мне. В башню. Поговорим.

Глеб улыбнулся:

— У меня есть еще два побратима.

— Эти? — Трифон внимательным оком оглядел Волка и Щелкуна.

— Да.

— Они так же самонадеянны?

Глеб ответил просто:

— Они мои побратимы. Мы вместе перенесли немало испытаний.

— Хорошо, побратимы пусть тоже придут. Будете служить у меня в страже. Мне нужны крепкие люди.

И он хлестнул лошадей. Колесница, громыхая на мостовой, скоро скрылась из виду.

Волк и Щелкун ничего не сказали Глебу по поводу поединка. Зато весьма порадовались тому удачному стечению обстоятельств, в результате которого их брали на необременительную, но, по слухам, премного доходную службу.