Разрушь меня - Тахера Мафи

Он резко, судорожно выдыхает. Шумно сглатывает.

Его глаза прожигают дыры в моих. В выражении его лица появляется что-то лихорадочное, и я задумываюсь: может, я делаю все только хуже?

Я отстраняюсь, но он останавливает меня. Кладет руку мне на бедро.

— Не уходи, — говорит он. — Твое прикосновение — единственное, что удерживает меня от того, чтобы не свихнуться.

Глава 42

— Мы прибыли. Сейчас ночь, так что, согласно моим подсчетам, все должно быть нормально.

Кенджи заезжает на парковку. Мы вновь под землей, в каком-то сложно спроектированном подземном гараже. В одну минуту мы находились на поверхности, а в следующую уже скрылись в каком-то углублении. Это место почти невозможно обнаружить, и более того — разглядеть в такой темноте. Кенджи говорил правду насчет укрытия.

Последние несколько минут я была занята тем, что не давала Адаму заснуть. Его тело борется с усталостью, кровопотерей, голодом и миллионом различных источников боли. Я чувствую себя абсолютно бесполезной.

— Адаму нужно сразу же отправляться в медицинское крыло, — заявляет Кенджи.

— У них есть медицинское крыло? — Мое сердце словно взмывает ввысь в весеннем воздухе.

Кенджи скалится.

— В этом месте есть все. Оно сорвет тебе крышу. — Он нажимает кнопку на потолке.

Тусклый свет озаряет пространство старого «седана». Кенджи выходит наружу. — Подождите здесь… Я приведу кого-нибудь с носилками.

— А что насчет Джеймса?

— О. — Губы Кенджи дергаются. — Он, м-м… будет спать еще некоторое время.

— Что ты имеешь в виду?..

Он прочищает горло. Раз. Другой. Разглаживает складки на рубашке.

— Я, м-м-м, может быть, а может быть и нет, дал ему кое-что… чтобы облегчить это путешествие.

— Ты дал десятилетнему мальчику снотворное? — Я боюсь, что сломаю ему шею.

— А ты бы хотела, чтобы он бодрствовал сейчас?

— Адам тебя убьет.

Кенджи глядит на прикрытые веки Адама.

— Что ж, полагаю, мне повезло, что он не в состоянии убить меня сегодня. — Он колеблется. Ныряет обратно в машину, проводит рукой по волосам Джеймса. Слегка улыбается.

— Малыш святой. Утром с ним все будет в порядке.

— Поверить не могу…

— Эй-эй! — Он поднимает руки в сдающемся жесте. — Поверь мне. С ним все будет в порядке. Я просто не хотел, чтобы он был травмирован больше, чем уже есть. — Он пожимает плечами. — Черт, может быть, Адам даже согласится со мной.

— Я тебя убью, — раздается тихий шепот Адама.

Кенджи смеется.

— Оставайся с нами, бро, а то я могу подумать, что ты действительно не имеешь этого в виду.

И Кенджи исчезает.

Я смотрю за Адамом, подбадриваю его, чтобы он оставался в сознании. Говорю, что мы почти в безопасности. Целую его в лоб. Изучаю каждую тень, каждый контур, каждый порез и синяк на его лице. Его мышцы расслабляются, черты его лица теряют напряженность. Он выдыхает немного легче. Я целую его верхнюю губу. Целую его нижнюю губу. Его щеки. Его нос.

Его подбородок.

После этого все происходит очень быстро.

Четверо людей подбегают к машине. Двое старше меня, еще двое — старше первых двоих.

Двое мужчин. Двое женщин.

— Где он? — спрашивает взрослая женщина. Они все опасливо осматриваются. Интересно, видят ли они, как я пялюсь на них?

Кенджи открывает дверь со стороны Адама. Кенджи больше не улыбается. На самом деле, он выглядит… иначе. Сильнее. Быстрее. Выше даже. Он уверен в себе. Само воплощение власти.

И эти люди знают его.

Адама укладывают на носилки и немедленно осматривают. Все говорят одновременно.

Что-то о сломанных ребрах. Что-то о потере крови. Что-то о дыхательных путях и жизненной емкости легких, и о том, что случилось с его запястьями? Что-то о том, чтобы проверить его пульс, и о том, как долго он истекал кровью? Молодой парень и молодая девушка посматривают в мою сторону. На них на всех надета странная одежда.

Странные костюмы. Полностью белые с серыми полосами по бокам. Интересно, это медицинская форма у них такая?

Они уносят Адама.

— Подождите… — Я вываливаюсь из машины. — Подождите! Я хочу пойти с ним.

— Не сейчас, — останавливает меня Кенджи. Смягчается. — Ты не можешь быть с ним, пока они делают то, что должны делать. Не сейчас.

— Что ты имеешь в виду? Что они собираются с ним делать? — Мир вокруг то выпадает из фокуса, то вновь становится четким, оттенки серого мерцают словно неестественные рамки к незавершенным движениям. Вдруг ничего не имеет смысла. Вдруг все приводит меня в замешательство. Вдруг моя голова — часть тротуара, и меня затаптывают до смерти. Я не знаю, где мы. Я не знаю, кем является Кенджи. Кенджи был другом Адама. Адам. Мой Адам. Адам, которого уносят от меня, и я не могу пойти с ним, а я хочу пойти с ним, но они не позволяют мне пойти с ним, и я не знаю почему…

— Они помогут ему… Джульетта, мне нужно, чтобы ты сосредоточилась. Тебе сейчас нельзя терять голову. Я знаю, что сегодняшний день был просто сумасшедшим, но мне нужно, чтобы ты сохраняла спокойствие. — Его голос. Такой ровный. Такой неожиданно вежливый.

— Кто ты?.. — Я начинаю паниковать. Я хочу схватить Джеймса и бежать, но я не могу. Он что-то сделал с Джеймсом, и, даже если бы я знала, как его разбудить, я не могу к нему прикасаться. Я хочу вырвать себе ногти. — Кто ты?

Кенджи вздыхает.

— Ты голодна. Ты устала. Ты испытываешь шок и миллион других эмоций. Примени логику. Я не собираюсь причинить тебе вред. Теперь ты в безопасности. Адам в безопасности.

Джеймс в безопасности.

— Я хочу быть с ним… Я хочу видеть, что они собираются с ним делать…

— Я не могу тебе этого позволить.

— Что ты собираешься со мной сделать? Зачем ты привел меня сюда?.. — Мои глаза широко распахнуты, я осматриваюсь во всех направлениях. Я кружусь, выброшенная посредине океана собственного воображения, и не умею плавать. — Чего ты хочешь от меня?

Кенджи опускает взгляд. Потирает лоб. Лезет в карман.

— Я действительно не хотел, чтобы так получилось.

Кажется, я кричу.

Глава 43

Когда я просыпаюсь, я похожа на старую скрипящую лестницу.

Кто-то отскреб меня дочиста. Моя кожа — словно атлас. Ресницы мягкие, волосы гладкие, вычесанные, блестят в этом искусственном свете — шоколадная река, плещущаяся на бледном берегу моей кожи, мягкими волнами спускающаяся к ключицам. Суставы ломит, глаза горят от неутолимого истощения. И мое тело наго под тяжелой простынею. Я никогда не чувствовала себя такой обновленной.