Разрушь меня - Тахера Мафи

Сотни различных направлений, в которых можно заблудиться, и почти столько же комнат, одни больше других, но каждая отведена на какие-то конкретные цели.

— Столовая, — говорит Касл.

— Общежития. — В противоположном крыле.

— Учебные классы. — Дальше по коридору.

— Комнаты отдыха. — Прямо через проход.

— Ванные комнаты. — С любого конца этажа.

— Конференц-залы. — Сразу за той дверью.

Каждая комната гудит от роя людей, занимающихся рутиной. Завидев нас, люди поднимают глаза. Некоторые машут, радостно улыбаясь. Я понимаю, что все они смотрят на Касла. Он кивает им в ответ. Его глаза добры, скромны. Его улыбка сильная, обнадеживающая.

Он лидер всего этого движения, как назвал его Кенджи. Эти люди полагаются на него больше, чем просто при элементарном выживании. Это больше, чем просто убежище для обездоленных. Это гораздо большее, чем просто укрытие. Здесь чувствуется какая-то общая цель.

Великая цель.

— Добро пожаловать, — говорит Касл, обводя пространство рукой, — в Омега Поинт.

Глава 46

— Омега Пойнт?

— Последняя буква греческого алфавита. Последние достижение, завершение в серии. — Он останавливается передо мной, и я впервые замечаю вышитую на спине его пиджака греческую букву «омега». — Мы — последняя надежда нашей цивилизации.

— Но как… с таким маленьким числом… как вы можете надеяться на сражение на равных?..

— Мы готовились очень долгое время, Джульетта. — Он впервые произносит мое имя. Его голос силен, ровен и спокоен. — Мы планировали, организовывали, выстраивали нашу стратегию годами. Крах человеческого общества не станет сюрпризом. Мы сами навлекли это на себя.

— Вопрос не в том, быть ли этому краху, — продолжает он. — Только когда. Это игра на ожидание. Вопрос в том, кто попробует захватить власть и как они попытаются её использовать.

Страх, — говорит он мне, на мгновение поворачиваясь обратно ко мне лицом, его шаги беззвучны на каменном полу, — великий мотиватор.

— Это низко.

— Согласен. Именно поэтому часть моей работы — воскрешать замершие сердца, что потеряли всякую надежду. — Мы поворачиваем в очередной коридор. — И сказать по правде, почти все, что ты знаешь о нашем мире, — ложь.

Я замираю на месте. Чуть не упав.

— Что вы имеете в виду?

— Что я имею в виду, это то, что все не так плохо, как Восстановление хочет, чтобы мы думали.

— Но еды нет…

— Только той, к которой они дают тебе доступ.

— Животные…

— Спрятаны. Генетически модифицированы и взращены на секретных пастбищах.

— Но воздух… сезоны… погода…

— Все не так плохо, как они пытаются заставить нас поверить. Вероятно, это в действительности наша единственная серьезная проблема… но причиной ей являются наши неправильные действия по отношению к Матушке-Земле. Человеческие действия, которые мы еще в состоянии исправить. — Он поворачивается ко мне. Приковывает мой разум к себе одним своим твердым взглядом.

— У нас все еще есть шанс все исправить. Мы можем поставлять свежую питьевую воду всем людям. Мы можем удостовериться в том, что урожай не выверяется согласно прибыли, которую он может принести; мы можем убедиться в том, чтобы он не был генетически видоизменен на пользу производителям. Люди умирают, потому что их кормят отравой.

Животные умирают, потому что мы заставляем их потреблять отходы, заставляем их жить в своей собственной грязи, рассовывая их по клеткам и дурно с ними обращаясь. Растения увядают, потому что мы выбрасываем в землю химикаты, которые подвергают риску их здоровье. Но все это мы еще можем исправить.

— Нас кормят ложью, потому что вера в нее делает нас слабыми, уязвимыми, податливыми. Мы зависимы от других в плане еды, здоровья, средств к существованию. Это калечит нас. Делает из людей трусов. Из детей — рабов. Настало время дать отпор. — Его глаза горят невыразимым чувством, его руки с остервенением сжаты в кулаки. Его слова обладают мощью, властью убеждения, четко сформулированы, они несут конкретную цель. И у меня нет сомнений в том, что он убедил многих людей своими затейливыми мыслями. Надежда на будущее, которое казалось навсегда потерянным. Вдохновение в блеклом мире, которому нечего предложить. Он прирожденный лидер. Талантливый оратор.

Но я с трудом верю ему.

— Как вы можете быть уверены в том, что ваши теории верны? У вас есть доказательство?

Его руки расслабляются. Сила взгляда немного утихает. Губы складываются с небольшую улыбочку.

— Конечно, — почти смеется он.

— Что в этом смешного?

Он качает головой. Лишь слегка.

— Меня забавляет твой скептицизм. На самом деле, я даже восторгаюсь им. Нельзя верить всему, что говорят.

Я улавливаю двусмысленность его слов. Признаю её.

— Туше, мистер Касл.

Пауза.

— Вы француженка, мисс Феррарс?

— Возможно, моя мать ею была. — Я отвожу взгляд. — Итак, где ваше доказательство?

— Само наше движение — достаточное доказательство. Мы выживаем за счет этой правды.

Мы выискиваем еду и продовольствие в многочисленных охраняемых хранилищах, которые построило Восстановление. Мы нашли их поля, их фермы, их животных. У них есть сотни акров земли, отведенной на зерновые культуры. Фермеры — рабы, работающие под страхом смерти: собственной, либо членов семьи. Остальное же общество либо убито, либо загнано в сектора, за которыми ведется постоянное и тщательное наблюдение.

Мое лицо непроницаемо, без единой эмоции, абсолютно нейтрально. Я все еще не решила: верить ему или нет.

— И что вам нужно от меня? Что дает вам мое присутствие здесь?

Он останавливается возле стеклянной стены. Указывает на комнату за ней. Не отвечает на мой вопрос.

— Твой Адам выздоравливает с помощью наших людей.

Я почти спотыкаюсь в своей поспешности его увидеть. Я прижимаю ладони к стеклу и гляжу на ярко-освещенное пространство. Адам спит, его лицо идеально, умиротворенно. Это, должно быть, медицинское крыло.

— Приглядись, — говорит мне Касл. — К его телу не прицеплены никакие трубки и провода. Никакие машины не поддерживают в нем жизнь. Он прибыл сюда с тремя сломанными ребрами. С легкими на грани коллапса. С пулей в бедре. У него были отбиты почки. Синяки по всему телу, царапины. Окровавленные запястья. Вывихнутая лодыжка. Он потерял больше крови, чем многие больницы смогли бы ему восполнить.

Мое сердце уже на грани того, чтобы выпасть из тела. Я хочу прорваться сквозь стекло и сжать его в своих объятиях.