Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I - Александр Наумов

Въ общемъ, Алексѣя Никаноровича въ Съѣздѣ у насъ любили, но служить съ его пылкимъ нравомъ и врожденной безтактностью въ уѣздѣ было тяжело: мужики его только боялись, а подчиненные, учитывая его слабости, вѣчно его подводили и изводили. Лично же я успѣлъ его полюбить отъ всего сердца за удивительную свѣжесть и молодость его души, всегдашнюю искренность и чуткую отзывчивость

21

Изъ другихъ постоянныхъ обитателей Ставрополя я вспоминаю: воинскаго начальника, полковника Рогальскаго, типичнаго польскаго „пана” съ сильно выраженнымъ акцентомъ говорившаго по-русски, и обладавшаго прехорошенькой кокетливой дочкой — панной Стефаніей, съ поразительнымъ цвѣтомъ лица, напоминавшимъ бѣло-красныя головки фарфоровыхъ куколокъ. Немало, бывало, засидѣвшихся въ своихъ берлогахъ холостыхъ и женатыхъ ставропольцевъ засматривалось на лукаво-игривое и смазливое личико панночки Рогальской.

Не забуду одной зимней прогулки съ ней, стоившей временнаго разрыва моихъ дружескихъ отношеній съ земскимъ начальникомъ Яровымъ, старымъ холостякомъ и завзятымъ ловеласомъ. Дѣло было на рождественскихъ святкахъ. У пана „пулковника” былъ званый вечеръ, во время котораго рѣшили устроить троечное катанье. М. П. Яровой былъ плѣненъ чарами Стефаніи и предложилъ ей прокатиться на его лихой тройкѣ, а меня пригласилъ раздѣлить ихъ веселую компанію.

Въ широкомъ задкѣ его ковровыхъ саней мы плотно другъ около друга размѣстились въ слѣдующемъ порядкѣ: — панночка посерединѣ, а по бокамъ — мы съ Яровымъ, оба одѣтые въ оленьихъ дохахъ. Кучеръ гикнулъ, весело заголосили звонкіе бубенчики и рѣзвые, крѣпкіе, застоявшіеся „башкиры” быстро понесли насъ по „Борковской” дорогѣ... Поле миріадами алмазныхъ искръ отражало на своемъ пушистомъ снѣговомъ покровѣ яркое лунное сіяніе. Затѣмъ въѣхали мы въ вѣковой „Орловскій” боръ, своей ночной таинственностью невольно назѣвазшій сказочно-фантастическое настроеніе...

Панночка была въ восторгѣ, временами даже взвизгивала отъ избытка чувствъ. Яровой, съ надвинутымъ на носъ козырькомъ теплой дворянской фуражки, сквозь заиндевѣвшіе усы и бакенбарды мягко, вкрадчиво и нѣжно ворковалъ на ушко своей очаровательницы... Мало-по-малу, несмотря на толщину своего рукава, я началъ ощущать какой-то посторонній нажимъ на часть моей руки, соприкасавшейся со станомъ моей юной сосѣдки, и, чѣмъ дальше мы мчались, тѣмъ нажимъ этотъ становился все крѣпче и смѣлѣе; съ особой силой, я бы сказалъ, даже страстностью, обхватъ моей руки сказывался при ухабахъ и раскатахъ...

Очевидно, Яровой, вмѣсто таліи плѣнительной панночки, зацѣпилъ рукавъ моего ергака* и, самъ того не зная, жалъ его пылко отъ избытка охватившаго его чувства. Развеселившаяся же наша спутница, которая не прочь была съ кѣмъ4 угодно пококетничать, приписывала 6¾ свою очередь ощущавшійся ею нажимъ моей иниціативѣ и любовной смѣлости, а потому при каждомъ толчкѣ и обхватѣ со стороны Ярового, хорошенькая Стефанія дарила не его, а меня своими игривыми, многозначущимк взорами... Комбинація эта меня забавляла до такой степени, что къ концу прогулки я положительно усталъ отъ душившаго меня все время хохота. Яровой яростно на меня смотрѣлъ, видя во мнѣ очевидную помѣху его влюбленнымъ воркованьямъ и луннымъ настроеніямъ. Когда же, по возвращеніи нашемъ въ отчій домъ панночки, онъ узналъ, что всю дорогу онъ мялъ восторженно, вмѣсто панночки, лишь мой мохнатый рукавъ, Михаилъ Павловичъ пришелъ въ столь неописуемое состояніе злобы и досады, что порвалъ, правда на короткое время, съ его „душевнымъ” другомъ всякія сношенія...

Кореннымъ старожиломъ Ставропольскаго уѣзднаго града былъ секретарь Предводителя Дворянства, онъ же дѣлопроизводитель Уѣзднаго Воинскаго Присутствія — Петръ Іустиновичъ Ледомскій, женатый на дочери бывшаго воинскаго начальника — предшественника Рогальскаго, Антонинѣ Николаевнѣ, о которой я ранѣе упоминалъ, какъ о второй супругѣ С. А. Сосновскаго. Ледомскій имѣлъ невѣроятно мрачную внѣшность и соотвѣтствующій характеръ. Исполнительный и корректный чиновникъ, въ домашнемъ своемъ быту и семейной жизни онъ былъ тяжелымъ, мелочно

* Доха. Ред.

придирчивымъ, а главное до болѣзненности ревнивымъ человѣкомъ, доведшимъ свою маленькую кокетливую супругу до того, что она предпочла перейти подъ кровъ болѣе спокойнаго и уравновѣшеннаго С. А. Сосновскаго.

Вспоминается мнѣ также изъ Ставропольскихъ моихъ новыхъ знакомыхъ Иванъ Гавриловичъ Хлѣбниковъ — земскій врачъ, завѣдывавшій много лѣтъ мѣстной участковой больницей и пользовавшійся въ уѣздѣ всеобщимъ уваженіемъ и заслуженнымъ профессіональнымъ довѣріемъ.

Иванъ Гавриловичъ имѣлъ почтенную семью, любилъ у себя принимать и отличался тѣми душевными качествами, благодаря которымъ его можно было назвать истиннымъ „другомъ человѣчества”. Ставропольское земство очень цѣнило его работу и заслуги.

Недалеко отъ него жилъ городской судья Константинъ Андреевичъ Ивановъ — безцвѣтнѣйшая личность и типичнѣйшій продуктъ полнаго интеллектуальнаго омертвѣнія не отъ служебнаго переутомленія, а по причинѣ безпробуднаго картежничества россійской провинціальной глуши.

Немногимъ лучше его былъ мѣстный удѣльный управляющій г. Муриновъ, занимавшій эту интереснѣйшую въ хозяйственномъ отношеніи должность по какому-то недоразумѣнію, ибо болѣе мнительнаго и оберегавшаго себя отъ всякихъ сквозняковъ и перемѣнъ температуры человѣка трудно было себѣ представить.

Между тѣмъ, огромное ставропольское удѣльное имѣніе съ великолѣпными разнородными угодьями: пахотными, луговыми и лѣсными, неукоснительно требовало постояннаго хозяйскаго глаза. Фактически, силою вещей, завѣдываніе всѣмъ этимъ добромъ находилось въ рукахъ цѣлой серіи низшихъ служащихъ —разныхъ смотрителей, прикащиковъ, объѣздчиковъ и т. п., а самъ Муриновъ, закутанный и нелюдимый, изъ себя представлялъ какую-то замурованную (за-„муринов”-анную, какъ въ Ставрополѣ въ шутку говорили) мумію, всецѣло лишь занятую канцелярскими манипуляціями съ номерами „исходящими” и „входящими”.

Можно себѣ представить, какъ все это. отзывалось на значительномъ контингентѣ мѣстной хозяйственной кліентуры имѣнія.

Жилъ также въ Ставрополѣ въ описываемое мною время нѣкій Николай Осиповичъ Цвиленевъ — акцизный чиновникъ. Средняго роста, тщедушный, сильно сутулый, съ изможденнымъ геморроидальнаго оттѣнка лицомъ, почти безъ всякой на немъ растительности, Николай Осиповичъ былъ существомъ необычайно желчнымъ, раздражительнымъ, а главное — обидчивымъ!

Не было человѣка въ городѣ и уѣздѣ, съ кѣмъ бы Цвиленевъ, по тому или другому поводу не умудрился поссориться. Однако, былъ онъ человѣкомъ недурнымъ, любилъ дома играть на віолончели и фисгармоніи, изъ-за чего въ первое время — особенно, когда мнѣ пришлось безвыѣздно жить въ городѣ Ставрополѣ и работать въ Съѣздѣ — у насъ съ нимъ на почвѣ обоюдной любви къ музыкѣ установились самыя добрыя отношенія.