Из уцелевших воспоминаний (1868-1917). Книга I - Александр Наумов

На борьбу съ обвалами и песчаными наносами мѣстное земство тратило много средствъ, засаживая пораженныя мѣста особыми породами растеній — лохомъ, вербовникомъ, тамарискомъ и др.1

Изъ Еремкина дорога шла прямо на с. Новый Буянъ, до котораго оставалось еще верстъ двѣнадцать. Сначала ѣхали мы сплошнымъ пахотнымъ полемъ,покуда не показалась на горизонтѣ обширная полоса лѣса... „Это виднѣется Ушковскій лѣсъ” — пробасилъ Яровой и сталъ знакомить меня со всѣми слухами, доходившими до него по поводу самихъ владѣльцевъ, ихъ служащихъ, хозяйства и пр.

Я весь ушелъ въ свое раздумье о предстоявшей работѣ, л меня тянуло узнать не то, кого я встрѣчу, а скорѣе то, какая будетъ тамъ вокругъ меня природа. Поэтому я не переставалъ всматриваться во все то, что встрѣчалось мнѣ на пути къ моей будущей резиденціи.

Скучное Еремкинское поле съ его колеистой разбитой дорогой, наконецъ, кончилось. Мы стали въѣзжать въ т. н. Ушковскую „Ереминскую” лѣсную дачу. Потянулся хорошій, взрослый, вперемежку съ частыми соснами, густой лиственный лѣсъ, столь напоминавшій мнѣ „Малиновскій заповѣдникъ”. День былъ жаркій, лошади притомились. Кучеръ Василій пустилъ ихъ „шажкомъ”. Въ лѣсу ощущалась живительная прохлада, и мы рѣшили передохнуть передъ конечнымъ этапомъ нашего пути. Разговоръ не клеился; сѣдоки,

видимо, тоже слегка пріустали. Тихо, не спѣша, продвигались мы среди лѣсной чащи, таившей въ себѣ на мой охотничій взглядъ немало звѣриной и птичьей приманки. Выѣхавъ на открытую долину, Василій своимъ кнутовищемъ указалъ на начавшійся съ правой стороны сѣдой вѣковой боръ и промолвилъ: „Это, баринъ, называется Моховой боръ — въ ёхмъ глухаря весной живетъ до пропасти”.

Дальше на нашемъ пути показалась узенькая лощинка, извивавшаяся змѣйкой изъ конца въ конецъ „мохового” поля и обросшая живописной грядой старой ольхи съ ея пере-свѣчивавшейся на солнышкѣ глянцевитой листвой.

„Моховое” поле замыкалось на взгорьѣ небольшимъ перелѣскомъ, проѣхавъ который, мы очутились лицомъ къ лицу съ раскрывшимся передъ нашими глазами удивительно живописнымъ ландшафтомъ: на переднемъ планѣ показался блестѣвшій ровной зеркальной поверхностью прудъ, окаймленный то тамъ, то сямъ, разбросанными вдоль его береговъ нарядными плакучими березами, ивами, хмурыми величавыми дубами и кудрявыми ольхами. Дальше прудъ сливался съ обширной долиной, вдоль лѣваго края которой виднѣлось ,растянувшееся по косогору селеніе, а съ правой, болѣе нагорной стороны, высился красивой архитектуры коричневый съ зеленой крышей господскій домъ, за которымъ бѣлѣла церковь... Вся эта панорама завершалась синѣвшей въ самой дали полосой дремучаго хвойнаго лѣса.

„Вотъ, дорогой мой! — раздался голосъ Ярового — и Новый Буянъ передъ нами! Твоя будущая резиденція. Вѣдь красиво?!” — „Ну-ка, Вася! — обратился онъ къ кучеру — Отдохнули! Съ Богомъ! Ходу!” — „Эй вы, соколики — разбойнички, ну-ка тряхнемъ!” — тотчасъ же заголосилъ своимъ звонкимъ теноркомъ нашъ лихой возница...

Зашумѣло, зазвенѣло, и передохнувшіе добрые „башкиры” вновь дружно вложились въ свои постромки... Мелькнулъ прудъ съ плотиной и пріютившейся сбоку мельницей. Быстро проѣхали мы заросшую таловымъ кустарникомъ низину, по которой извилисто протекала изъ-подъ мельничнаго шлюза быстрая рѣчка. Вскорѣ показалась околица и, наконецъ, въѣхали мы въ желанный нашъ Буянъ.

Народу на улицѣ столпилось много. Нашъ троечный бубенцовый перезвонъ очевидно издалека еще былъ слышенъ, особенно благодаря безпрерывному зычному покрику голосистаго Василія, для котораго лихой проѣздъ по селенію и „форсный” подъѣздъ къ крыльцу были дѣломъ профессіональнаго самолюбія.

Проѣхавъ такимъ образомъ по растянувшемуся чуть ли не съ версту Буяновскому селенію, мы очутились около мѣстнаго волостного правленія, расположеннаго на довольно крутомъ склонѣ и представлявшаго собой сравнительно ветхое деревянное зданіе съ полинявшей отъ времени вывѣской.

У крыльца собралось все наличное начальство: старшина съ писарями, староста, судьи и урядникъ съ сотскими. Мы пріостановились, и Михаилъ Павловичъ, замѣтивъ, что мнѣ

до пріемки участка пока дѣлать здѣсь нечего, поздоровался со всѣми, не выходя изъ экипажа и распорядился, чтобы всѣ они явились въ камеру земскаго начальника.

Снова заголосили бубенцы; мы круто повернули въ сторону господской усадьбы и переѣхали съ неистовымъ грохотомъ по деревянному мосту черезъ пересѣкавшіе путь глубокій оврагъ и рѣчку, послѣ чего мы очутились передъ довольно крутой горой, на которую добрые кони махомъ внесли насъ подъ аккомпаниментъ разудалаго гиканья Василія.

Внизу подъ горой мимо насъ промелькнулъ винокуренный заводъ, а взобравшись на гору, мы проѣхали такъ же стремительно разныя службы, главныя ворота, черезъ которыя на мигъ показалась господская усадьба, промчались мимо конторы, и подъ раскатистый кучерской — „тпррр”, мы „лихо” остановились у подъѣзда двухъэтажнаго деревяннаго флигеля съ балкончикомъ въ верхнемъ этажѣ. — „Ну вотъ, дорогой Александръ Николаевичъ, мы и дома — вотъ твоя квартира, — Господи благослози!” радостно воскликнулъ Михаилъ Павловичъ, вылѣзая изъ тарантаса. На крыльцѣ встрѣтили насъ оба наши письмоводителя и кое-кто изъ мѣстныхъ служащихъ.

Чистенькія, уютныя комнатки произвели на меня самое благопріятное впечатлѣніе, но, когда изъ столовой мы вышли на балконъ, я положительно замеръ отъ охватившаго меня восторга при видѣ раскрывшейся передъ моими глазами чудесной панорамы... Передъ самыми окнами за оврагомъ виднѣлась бѣлая каменная, старинной постройки, церковь съ расположенными вокругъ нея причтовыми домами и помѣстительными школами: церковно-приходской и земской. За ними, въ видѣ декоративнаго фона, вырисовывался конецъ главнаго порядка села Новаго Буяна, упиравшагося въ вѣковой сосновый боръ, безконечной синей лентой уходившій въ глубокую даль до границы уѣзда.

Вдоволь насладившись видомъ и перекрестясь на высившуюся передъ нами церковь, мы съ Яровымъ приступили къ очередному дѣлу — пріемкѣ мною земскаго участка.

Провѣривъ дѣла и отчетность, мы къ вечеру кончили все требуемое по закону. Такимъ образомъ, съ 20 мая 1893 года я принялъ на себя юридически и фактически всю отвѣтственность и все бремя завѣдыванія вторымъ участкомъ Ставропольскаго уѣзда Самарской губерніи, включавшимъ въ себѣ четыре огромныя волости: Ново-Буяновскую, Myсорскую, Ново-Бинарадскую и Старо-Бинарадскую. Ново-Буяновская волость состояла изъ нижеслѣдующихъ населенныхъ мѣстъ: села Новый Буянъ съ хуторами, с. Новое Ерем-кино, деревень: Мошки съ хуторами, Николаевки и Сергіевг ки;. Мусорска — изъ селеній Мусорки (волостное правленіе), Кирилловки, Узюкова и Ташлы; Ново-Бинарадская — Новой Бинарадки (волостное правленіе), Сухихъ Авралей, дер.: Михайловки, Новой Хмѣлевки, Урайкина и Кубань-Озера; Старо-Бинарадская — с. Старой Бинарадки (волостное правленіе), с. Пискалы и с. Курумыча. Обѣ послѣднія волости, также какъ и Новое Еремкино населены были мордвой двухъ нарѣчій — „Мокша” и „Эрзя” (курьезъ тотъ, что оба на столь другъ отъ друга разнствовали, что лишь рѣдкія слова были одинакового корня и произношенія). Остальныя селенія, за исключеніемъ татарскихъ: Урайкина и Кубань-Озера, были заселены русскими.