Фаза 3 - Оса Эриксдоттер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Необычное ощущение. Возбуждение – и полное спокойствие. Странные иррациональные импульсы последних недель словно помогли ему осознать картину будущего. До сих пор он слепо подчинялся общественным правилам. Идиот. Мог владеть миром – а вместо этого позволил миру владеть собой. И зачем? Молчал, платил, отбывал срок. С этим покончено.
Кирк двинулся к площадке, где стояли бензозаправочные грузовики с цистернами. Среди них загадочно поблескивает в свете фонарей и серебристый “фрейтлайнер” Калеба.
Как друг и пообещал, ключ на покрышке переднего колеса.
Кирк ухватился за поручень и забрался на водительское сиденье. Завел мотор, тот исправно заурчал. Минуты три рассматривал панель приборов, соображая, где и что, – последний раз он сидел за рулем грузовика лет двадцать назад. Тогда все выглядело гораздо проще и понятней, но если когда-то научился, то забыть трудно. К примеру, с юности не садился на велосипед – и что? Взялся за руль, перекинул ногу через седло – и покатил. Впрочем, ему тогда нравилась работа дальнобойщика. Куда лучше, чем сидеть в конторе, перебирать бумаги. Или даже отдавать приказания – ты сделай то, а ты вот это. Тоска зеленая. А тут воздух, дорога, сидишь и музыку слушаешь.
Нашел в бардачке кожаный кляссер с дисками, вытащил первый попавшийся, сунул в проигрыватель и отпустил сцепление. Небо уже заметно посветлело, наступало прозрачное апрельское утро.
Девяносто третья дорога была почти пустой, но когда в двадцать минут десятого он въехал в тоннель Томаса О’Нила в Бостоне, движение заметно оживилось.
Первоначальная смета строительства тоннеля составляла три миллиарда, в итоге он обошелся в четырнадцать. По ходу обнаруживались ошибки и просчеты. Не успели сдать в эксплуатацию, как рухнул девятнадцатиметровый участок стены и придавил машину. Погиб водитель. Выяснилось, что бетон не соответствует никаким стандартам, цемента чуть не вдвое меньше, чем предписано техусловиями. Его, Кирка Хогана, арестовали. Миллионные штрафы, но главное – позор.
Тоннель, конечно, давно отремонтировали, но, как и любой тоннель, он оставался смертельной ловушкой.
Бензовоз Калеба вмещает тридцать пять тысяч литров бензина.
До конца тоннеля метров пятьсот.
Держись, Кирк.
Он вцепился что было сил в баранку, надавил на тормоз и резко вывернул руль до отказа влево. Бензовоз занесло, за спиной визг тормозов и крикливая симфония возмущенных сигналов. Как и рассчитывал, огромный грузовик перегородил обе полосы.
Взял дрель, залез под цистерну и начал сверлить. Тонкое направляющее сверло прошло насквозь мгновенно, и крошечные зубья двухдюймовой коронки начали с воем вгрызаться в алюминий.
Минута, не больше, – и бензин мощной струей ударил в асфальт. Джинсы тоже намокли. Плевать.
Кирк посмотрел вперед – пусто, все успели уехать. Навстречу, за низким барьером, проносились машины, а сзади скопилась пробка – обогнуть огромную машину, перекрывшую обе полосы, невозможно.
Он медленно двинулся к выезду, на ходу достал из кармана спичечный коробок с изображением пиренейской овчарки в розовой шапочке от дождя. Желтые лампы на потолке высвечивали дефектный бетон фирмы “Хоган и Со”.
Хватит дергаться. Делай что задумал. Они это заслужили.
Чиркнул спичкой и, не оглядываясь, швырнул за спину.
Часть вторая
* * *
Селия, не вставая с постели, смотрела на экран. На президенте черный костюм и солнечно-желтый галстук.
– Мы слишком поздно осознали серьезность ситуации, – сказал президент. – Поздно и вряд ли в полной степени. Думаю, многим приходится сегодня раскаиваться.
Селия прикусила ноготь. В другой руке телефон, будто боялась не успеть отреагировать на звонок. Дэвид звонил чуть не каждые пять минут. Триста пятьдесят километров до Нью-Йорка, а ощущение такое, что он рядом, что она чувствует тепло его тела. Эта ночь… одна такая ночь может перевернуть всю жизнь. Потом – пожар в тоннеле.
А теперь полыхает весь мир.
Людей проверяют в автобусах, аэропортах. Совершил вынужденную посадку самолет компании Jetblue, выполнявший рейс Вашингтон – Нью-Йорк, – какой-то старик начал ходить взад-вперед по проходу. Его пытались успокоить, но он путано жаловался на плохие сосуды, что-то такое насчет тромбоза глубоких вен. Пассажиров охватила паника. А вдруг у него альцгеймер?
Есть специальные программы, подсчитывающие употребление в медиа того или иного слова. В последние часы наверняка с большим отрывом лидирует “болезнь Альцгеймера”, подумала Селия. Причем с большим отрывом.
– Болезнь Альцгеймера, – президент тут же подтвердил ее мысль, – вовсе не опасна. В истории медицины не было случаев, чтобы заболевший этой болезнью человек становился опасным для окружающих. А вот лекарство, которым пытались лечить это заболевание, серьезно повредило сознание нескольких человек. Это катастрофа. Немыслимая катастрофа. Случилось то, чего не должно было случиться. Все так, но сейчас в соцсетях распространяют слухи, которые я обязан прокомментировать. Утверждается, что болезнь Альцгеймера заразна. Ничего подобного! Это злостные и, мало того, опасные выдумки. Ни в самой болезни, ни в одобренных федеральным ведомством лекарственных препаратах нет ровным счетом ничего опасного. Они применяются уже много лет. Речь идет об отдельном, даже можно сказать уникальном научном проекте, который пошел вкривь и вкось. Проект закрыт.
Селия посмотрела на герб на кафедре – морской орел с оливковой ветвью. Поверить трудно, что про их проект говорит не какой-то чиновник из FDA, даже не министр, а сам президент!
– Мы приняли решение. Нелегкое, но неизбежное. Все добровольцы, принимавшие участие в эксперименте, будут интернированы.
А ведь Эндрю предупреждал! Да что там – разговоры о такой возможности возникали то и дело, но все равно ощущение внезапно открывшейся в полушаге пропасти. Папа уже посеял сахарный горошек, отремонтировал и сколотил новые шпалеры – май как-никак, солнце вернулось в город. А на отца весна всегда, даже во время болезни, действовала как живая вода. Как она может позволить запереть его на все лето?
А если просто увезти и спрятать? Нет, совершенно безумная идея. Увезти – куда? Спрятать – где? И Дэвид, Дэвид… С той ночи он поселился в ее душе прочно и надолго. Каждая мысль начиналась и кончалась Дэвидом.
Папу спасти невозможно.
– Когда я был сенатором, мне выпала честь встречаться с Рональдом Рейганом. – Президент сжал кулаки и опустил на кафедру. – В те времена, как он сам красиво сформулировал, его солнце уже начало клониться к закату. Мое солнце – да, сказал президент, мое солнце клонится к закату, но не
