Дети смотрителей слонов - Питер Хёг

У Андрика прекрасная реакция — в этом ему не откажешь. Он разворачивается на месте и пристально вглядывается в темноту, стараясь разглядеть проникших во двор. Но он не теряет бдительности, он по-прежнему держит меня за плечо.

Но этого теперь мало. Ситуация вышла у него из-под контроля.

Мне удаётся высвободиться, для меня это дело привычное, меня не раз блокировали сразу три защитника, которые вполне могли бы устроиться на работу дорожными катками. Я делаю пируэт на левой ноге. И бью его по заднице.

У него хорошая спортивная подготовка, ягодицы у него как футбольные мячи, плотные и эластичные. Бью вытянутой ногой.

На тот случай, если вы не всё знаете о футболе, скажу, что источник сильного удара — не нога, а глубокие брюшные мышцы. В идеальном случае нога служит своего рода рычагом, и такой удар лучше всего. Я ударяю всем телом и попадаю в самую точку: Андрик отлетает на четыре метра во тьму ворот, туда, где ему и место, и падает ничком.

Я бросаю ему белое полотенце, которое до сих пор болталось у меня на шее.

— Андрик, — говорю я. — А что если нам обоим вспомнить о сострадании? Чтобы не стало хуже?

Ответа я не получаю, да я, вообще-то, на него и не рассчитывал. Потому что Андрик, конечно же, вскочил на ноги и бежит ко мне.

Он очень прилично бегает. Но обитает он среди мраморных ванн и бутылок шампанского, а не на газонах Финё, и его задница ещё не пришла в себя, так что он отстаёт ещё до того, как я добегаю до Хойброплас.

Тем не менее я не останавливаюсь. Такой человек, как Андрик, вполне может усесться в свой большой «БМВ» и начать с пеной у рта кататься по городу, пока меня не отыщет. Так что я бегу как газель, руководствуясь чутьём — что ещё делать в незнакомом городе — по маленьким улочкам, пересекающим Стройет, пока не добегаю до Королевской Новой площади и не прячусь среди автомобилей, стоящих перед Новой гаванью.

Пробегая мимо скверика в центре площади, я замечаю красный двухэтажный автобус, в котором на этот раз сидит водитель.

Водитель меня не замечает, потому что целует женщину, которая сидит на правом сиденье позади него. Это не просто мимолётный поцелуй в щёчку, это один из тех поцелуев, когда вокруг влюблённых всё исчезает, а остаются лишь кружащиеся лепестки цветов, скрипки и бабочки, рыдающие от счастья.

Так что у меня есть возможность всё хорошо рассмотреть. Нет никаких сомнений. Это Ларс, сотрудник разведывательного управления полиции. А женщина позади него — Катинка.

С одной стороны, в этом нет ничего неожиданного. Ларс с Катинкой осуществили то, что, если верить моим ушам, они обсуждали на борту «Белой дамы», — сменили род занятий.

Это можно понять. Могу себе представить, что очень многие люди, осознавшие, что при их профессии на них в любой момент могут напасть типы вроде Александра Финкеблода, Анафлабии Бордерруд и Торкиля Торласиуса, должны как можно скорее попробовать переквалифицироваться.

С другой стороны, начинаешь удивляться и задумываться, вот только времени на это у меня сейчас нет — ощущение, что серийный убийца Андрик идёт по следу, заставляет меня поддерживать скорость выше steady state.[26]

Я пересекаю площадь у дворца Амалиенборг и бегу по маленькой улочке, в конце которой виднеется гавань. Андрика нигде не видно. Вот что значит жить на Олимпе — слишком много нектара и амброзии и слишком мало движения. Я начинаю уже предвкушать, как расскажу Тильте, Хансу. Баскеру и Ашанти о своих достижениях. и неважно, что мне и не удалось ничего прояснить.

Я сворачиваю на Тольбогаде, из подземного паркинга выезжает чёрный автомобиль-фургон, который поворачивает в противоположную сторону, я вижу номер: Т как Тильте, X как Ханс и дату вступления клуба Финё в Суперлигу.

Я бросаюсь за ним со всех ног, но он сворачивает за угол и исчезает. Воздуха в лёгких осталось немного, но я, не останавливаясь, открываю дверь в подъезд и несусь вверх по лестнице, перепрыгивая через шесть ступенек.

Дверь в квартиру закрыта, но не заперта. В квартире никого нет. Я опоздал на 10 минут, обычно десять минут для Тильте ничего не значат, она не устаёт повторять, что великие религии пользуются двумя видами времени: обычным земным временем — это то время, которое показывают часы, и сакральным временем, по которому живёт она.

Для меня это не что иное, как бесстыдное оправдание всяческих опозданий. Но на сей раз всё иначе. Я понимаю, что она должна быть здесь.

Сердце у меня не на месте. Я начинаю искать какие-нибудь следы.

Пока что в комнатах легко ориентироваться. Стоит только заселить квартиру, как все её характерные особенности теряются в грудах накопленного нами барахла — так, во всяком случае, у нас дома. Но сюда никто так окончательно и не перебирайся. Поэтому я и замечаю это.

У спинки кровати в несколько рядов стоят картины в рамах, которые ещё не развешены, они повёрнуты изображением к стене. Между крайней и следующей за ней картиной торчит кусочек картона. Маленький кусочек. Но уж такой специалист по уборке и наведению порядка, каким я смею себя считать, не может его не заметить.

Я сажусь на корточки, чтобы достать картонку. Поэтому оказываюсь совсем низко и могу внимательно осмотреть пол.

Под этим углом зрения всё освещается несколько иначе. Вот почему я замечаю, что на участке пола возле кухонной мойки, куда падает свет, кто-то что-то пролил. Пролитое вытерли, но пол после этого не помыли, так что на поверхности осталась тонкая плёнка.

Я иду туда, облизываю палец, провожу им по полу и пробую на вкус. Что-то кисло-сладкое. Похоже, сок.

Открываю кухонный шкаф, где на внутренней стороне дверцы прикреплено мусорное ведро. Сверху лежит кухонное полотенце. Я приподнимаю его — под ним разбитый винный бокал на высокой ножке. Беру в руки один осколок, на нём прилипли остатки мякоти какого-то жёлтого фрукта. Я бросаю его назад в ведро.

Обычные люди, такие как мы с вами, пьют сок из обычных стаканов. Тильте пьёт сок из винных бокалов, она говорит, что это священный напиток, который нужно принимать ритуально.

Тильте пила из бокала, который лежит теперь в мусорном ведре. Но Тильте крайне редко роняет бокалы на пол. И если бы она уронила бокал, то никогда не бросила бы осколки в ведро, не завернув их предварительно во что-нибудь. Такое не может прийти в голову человеку, живущему в доме с пятью другими людьми, где в день наполняется шесть мусорных вёдер, которые мы все по очереди выносим: мы прекрасно понимаем, что следующий, кто будет выносить мусор, может сильно порезаться, если возьмётся за мусорный пакет снизу.

Тут я чувствую, как меня охватывает самый настоящий страх.

На какое-то время я теряю способность думать, иду обратно к кровати, к тому самому кусочку картона. Мне приходится отодвинуть первую картину — это, как оказывается, фотография, — я беру в руки картонку и ставлю фотографию обратно.

Потом снова беру в руки фотографию, поворачиваю и внимательно разглядываю. На ней мальчик в футбольных трусах и бутсах, он, очевидно, только что играл в футбол под сильным дождём, видно, что не раз побывал в грязных лужах.

На его футболке написано: «Финё Олл Старз».

Мальчик этот я.

Не знаю, кто сотворил вселенную. Но бывает, что в ней начинает не хватать элементарной заботы о тебе. Как будто мне до этого не о чем было думать!

Фотографию эту сделал мой брат Ханс после моего первого матча за «Финё Олл Старз», где я так удачно забил гол, как вообще, считай, не бывает, но в футболе засчитывается всё, включая и редкое везение.

Эта фотография существует только в двух экземплярах. Один из них хранится у меня. Второй я подарил Конни.

Я перебираю картинки в рамках. Среди них есть постеры с рекламой фильмов. Плакаты выпускного бала танцевальной школы Ифигении Брунс на Центральной площади Финё. Рамка с детскими фотографиями.

Мне хорошо знакомы изображённые здесь дети. Это Смилла, Филла и Мандрилла — дочери сестры Конни.

Я иду к окну, мне кажется, что важно не стоять на месте — тогда хотя бы чуть-чуть меньше будешь волноваться.

Наверное, есть люди, у которых в этот момент нашлись бы силы, чтобы вспомнить бессмертный совет великих мистиков и попытаться найти дверь, может быть, у вас хватило бы на это сил, — у меня их нет. У меня кружится голова. Если что-то во всей этой тёмной истории и можно утверждать с уверенностью, так это то, что я нахожусь в квартире Конни.

Я тупо смотрю прямо перед собой. Наверное, всё-таки не совсем тупо, потому что замечаю машину, которая поворачивает к въезду на подземную парковку.

Это красный винтажный «ягуар».

Конечно же, нет никакой уверенности, что это тот самый автомобиль, который я только что видел во дворе Афины Паллады.

На подоконнике рядом со мной стоит телефон. Я хватаю трубку.