Поступь Империи. Бремя Власти - Иван Кузмичев

Ну и последним замер, так и не разогнувшись, мастер Иван Трубач. И 'Трубач' — не фамилия, а прозвище. Я, к примеру, его даже не слыхивал, а Федор Юрьевич лишь улыбается, но не говорит. Прозвище появилось от заслуг опытного ката — у него говорят ВСЕ. Без каких-либо исключений. Да и мало того, будь желание, мастер помимо тела может исковеркать психику так, что человек себе сердце вырежет! Страшный он… Правда по внешности — рубаха-парень: голубоглазый, с пшеничными волосами, среднего телосложения и возраста не сильно старше меня самого. Вот что значит призвание — возраст здесь не помеха. Лишь шоры на глазах остальных людей могут помешать…

— Знали что-нибудь новенькое?

— Все, что велено доложил, песий сын, — улыбнулся Трубач.

Меня слегка передернуло, впрочем, не слишком заметно.

— Ну, так пусть повторит, а то сухие строки в отчете не такие эмоциональные. Да и пару-тройку вопросов задать не помешает.

Жаровня тихо потрескивала, угли отбрасывали алые блики на темные стены ниши. И вроде светло здесь, но вот именно там где стояла жаровня, да и прочий скарб ката — висела мистическая полутьма.

— Поведай-ка нам сэр Клайд, как в твоем доме людишки подлые собирались, да о чем речи вели, — по-доброму, будто родного человека попросил Иван. Аккуратно так поднимая к лицу посла раскаленную иглу.

Джефферис, растянутый на колесе, нервно сглотнул и заозирался по сторонам, по его лицу катились крупные градины, вокруг тела висел едкий запах пота, казалось еще чуть-чуть и тело англичанина даст слабину. Однако Клайд, не смотря на пару дней бесед с Трубачом был не сломлен. Впрочем мастер пыточных дел особо на него не налегал — сейчас важно узнать как можно больше, чтоб предъявить всем противникам максимальный счет.

— Государь, помилуй, Христом Богом прошу! — взмолился посол.

И проникновенно так, вкладывая всю душу в каждый слог. Вот только меня не проняло — до сих пор перед глазами раненная Оленька. Такое не прощают.

— Поздно спохватился, уважаемый посол. Раньше думать надо было, до того как пакости делать…

Посол встрепенулся, ожил на глазах и вращая полными боли глазами с лопнувшими капиллярами вокруг зрачков начал оправдываться:

— Не подговаривал я никого, только слушал да кивал, в мыслях ничего против тебя, государь, не было!

— Врешь, пес шелудивый. Я и про посиделки ваши знаю и про планы поднять недобитков отцовых, да о многом знаю. Так что говори все как есть, тогда и пощажу тебя… быстрой смертью.

Сэр Клайд сбледнул до мертвецкой синевы, по лицу покатились крупные капли пота, губы задрожали.

'Спекся?!' — удивился я.

Да и было от чего — почему-то представлялся этот разговор несколько иначе. Теперь же некогда лощеный англичанин ничего кроме брезгливости не вызывал.

— Государь, может его того… поторопить чутка? — спросил мастер-кат.

Трубач уже положил углу обратно, взял взамен монструозные клещи.

— Не надо… я расскажу, что знаю, только уберите его от меня, Христом прошу…. православные!

— Тьфу, окаянный. Угомонись уже, — рыкнул на него кат и щипцами слегка щелкнул.

— Подожди, Иван, пусть говорит, авось чего-нибудь новенького споет…

В разговор вмешался князь-кесарь, хитро глядя на меня и Колпака. Последний кстати говоря не глядел на привязанного посла, был бледен и замкнут. Что ж, в пыточную изобретателя больше не пустят. Нечего психику ломать. Пусть лучше мозги Дмитрия работают в созидательном процессе.

— Еще до отплытия мне назвали нескольких человек, с которыми следует связаться первым делом. Это…

Уже выйдя из камеры, я заметил:

— Что ж, выходит, решили нас натравить друг на друга. Хм-м, ожидаемо… чего уж там. Но зачем лезть, если у самих рыло в пушку? Думается мне, что Ирландия с Шотландией заслужили право быть свободными… Дима, ты что на это скажешь?

— Мне кажется — не моего это ума дело, — буркнул Колпак.

Видно и впрямь тяжко ему пришлось. Но ничего наука будет — не лезть с глупыми советами, да и остальных доброхотов поубавится.

— Вот посему и занимаешься ты в Петровке разными полезными делами, а не сидишь подле меня в Москве. Каждому нужно заниматься своим интересом и не лезть туда где мало что понимаешь.

— Твоя правда.

До кабинета шли в тишине, даже шагов охранителей не слышно. Дима еще даже не догадывался о том, что я ему приготовил и какие задания 'вручу' на ближайшие полгода. Ну а то, что изобретатель увидел крайне неприятные картины допроса, так это даже полезно — в суровое время живем.

В скором времени Россию будут ждать немалые испытания — не своевременные, но оттого не менее важные! Посему и люди должны быть как кремень, пусть далеко не все, но хотя бы один из тысячи за собой вести должен…

Эпилог

Так повелось, что убранство Кремля претерпело изменения под влиянием моего вкуса и желания Оли. Некоторые залы и комнаты отличались от тех, что я помнил по ТОЙ истории, но частично Кремль остался в схожей стилистике. Однако объединяло оба направления одна особенность — каждый зал 'отвечал' за определенное мероприятие.

Одной из таких традиций стало проведение судилищ в Серебряном зале.

Сегодня в нем собралось много народа, именитого и не очень, старого и молодого, опытного и не обремененного прожитыми летами. Да и как не попасть сюда всем тем от кого зависит доведение государевой воли до самых дальних уголков России.

В этот день предстояло разобраться с крайне щекотливым вопросом — как наказать молодого генерала Прохора Митюху за своеволие и гордыню, проявленную во время сражения!

Свыше трехсот человек собралось в зале. Вопреки обычаям времени, когда основная часть должна стоять от начала и до конца заседания, в Серебряном зале две трети площади занимали кресла и стулья: с указанием места для каждого приглашенного. И не дай Бог кто-то займет чужое! Тут и до кровной вражды недалеко, посему императорскому церемониймейстеру — Ивану Федоровичу Ромодановскому, единственному сыну князя-кесаря, приходилось постоянно следить за тем, чтобы влиятельнейшие люди России не передрались, будто дворовые псы.

Отношение обоих государей передалось от отца к сыну. Их воспринимали как верных дому Романовых, умных царедворцев и волевых управленцев, на которых можно оставить не только столицу, но и доверить казну! А это в эпоху мздоимства дорогого стоит.

Слушанье назначили на десять часов, причем с перерывом на обед — благо и зал под кушанье находится через пару коридоров.

Как и положено арестованного генерала привели государевы охранители: все в черных мундирах, расшитых серебряной нитью, у каждого клинок и револьвер. Случись, какое безобразие и грозное оружие мгновенно окажется в руках императорского воина. А уж что каждый из них может в бою заменить с десяток простых воев, — доказанный опытом факт. Причем совсем недавно.

Хотя Митюху вели не как заключенного, а как почетного гостя — ни оружие не забрали, ни кандалов не повесили. Знающим людям такие 'мелочи' о многом скажут. Ну а незнающих в этом зале не было…

Вот генерал-майор встал на кафедру для обвиняемых. Здесь не было ни защитников, ни обвинителей. Тот кто стоит перед императором должен сам доказать свою правоту не смотря ни на что.

Однако пока главного судьи в зале не было. Недолго. Всего несколько минут.

Отворяется боковая дверь и в нее входит молодой государь. Он, как и его отец старался отказаться от душных традиций ретроградства, мешающих ускорению процессов управления всем государством. Частично получалось, частично нет — люди не всегда готовы к переменам. Хотя кто их спрашивает, если так велел государь?

Единственный неизменный предмет оказался трон. По заказу Алексея Первого в Кремле было поставлено три трона: два в Гранатовой палате и один в Серебряном зале. В остальных помещениях исключительно богато украшенные кресла, только напоминающие дизайном основной трон. Ведь по сути, оставшийся с эпохи правления Иоанна Васильевича Четвертого трон, до безобразия неудобный стул, отделанный золотом, каменьями и освященный патриархом.

Но для важных случаев он необходим. Сегодня один из них.

Государь одет неброско, без вычурности и нелепых кружев — столь модных в Европе. На нем мундир без знаков различия, его мог бы носить и воин Суздальского, Пензенского или Новгородского полка. За исключением одной детали: вместо кепи у него на голове тонкий платиновый обруч усыпанный самоцветами с двуглавым орлом, держащим в лапах скипетр и державу. Этот атрибут Алексей носил не столь часто, только по важным поводам.

И сегодня один из них.

Слушанье по традиции должен открыть — секретарь, коим обычно являлся князь-кесарь. Однако сегодня его не было — приболел старик. И его заменил серб граф Савва Рагузинский, личность известная и неординарная. В свои сорок семь лет он успел исколесить пол Европы, Османскую империю и даже участвовал в прохождении первого торгового каравана до Цинской империи. При Петре Первом он активно участвовал в торговых делах государства, именно с его подачи в десятом году была принята разменная медная монета. Да и после он немало укреплял не только свое благосостояние, но и участвовал в государевых начинаниях. И как закономерный итог — постепенное продвижение в придворных чинах.