Поступь Империи. Бремя Власти - Иван Кузмичев

Хоть и ратую за отмену большинства устаревших, на мой взгляд, традиций, но вот эту изжить не получилось, а после обдумывания и вовсе решил оставить как есть — людям нужны знаки, чтоб понимать — кто есть кто. Это я осознал не так давно, чуть больше двух лет царствия…

— И тебе не хворать, Дмитрий. Присаживайся, располагайся удобнее, разговор предстоит долгий, как-никак едва ли не в прошлом году обстоятельно беседовали, — слегка пожурил я его.

Колпак все понял правильно — обижаться и не подумал, а уж тем более не прекословил, принимая свой просчет. Все же хоть выдумывать нечто новое и главное полезное для Отечества, имея весьма значительные резервы и множество помощников-учеников благое дело, но и отчитываться нужно не забывать — государь должен быть в курсе всех дел, касающихся улучшения благосостояния страны.

Дмитрий положил перед собой пухлую папку, переложил пару листков, после чего отпив травяного отвара

— Опыты, что ставил Еремей в полях, признаны условно-успешными. — не дожидаясь моего вопроса, Колпак пояснил. — Сорные травы, кои нами были отобраны для выращивания в качества фуража под скотинку, дали неплохие результаты. Правда только одна из них, коя щирицей именуется, остальные по общим показателям определены в 'пустышки'. Труды, затраченные на них, не окупились ни на грош. По картофелю все как нельзя лучше — основные показатели растут: собираем все больше, плоды укрупняются, ежегодно из каждой деревни, в которой был получен положительный опыт выращивания отправляем по три-пять семей в соседние районы.

— Это все хорошо, — остановил я Диму, он мог бы о хорошем говорить долго, правда кроме положительных вестей есть и неприятные. У меня слава Богу есть глаза и уши помимо основных докладчиков, так что сведения получаю от разных источников. — Почему о бунте в Семеновке и Хордеевском не говоришь? Думаешь выгородить али как?

— Каюсь, государь! Заблудшие души они… не понимают какое добро для них делаешь, привыкли брюкву есть, вот окромя ее ничего и не признают. Да еще староверы эти, чтоб им пусто было, народ баламутят.

— Ты на религию не переходи. Там Варфоломей есть, вот пусть и занимается просвещением, как-никак в подчинении три дюжины святых отцов держит. А если мало — патриарх еще выделит, на столь богоугодное дело. В общем этот вопрос пока оставим открытым, но чтоб подобного больше не происходило! Вместо силы — ласку применяйте, ну а коли все равно упертыми останутся — шут с ними, сами через годок другой опыт соседей переймут.

— Я тебя понял, государь, — опустил глаза в пол Дмитрий, признавая оплошность.

— Раз внял — думаю повторно ошибки не сделаешь. Есть еще что срочное?

— Все в папке лежит, написал подробнее обычного. Нарочно к сегодняшнему дню. Я ведь спешил узнать как государыня с наследниками себя чувствуют…

Для Колпака этот вопрос и правда важный — благо немало времени проводил с Ярославом да в бытность Ольги наставником в Петровке, общался с моей любимой частенько.

— Слава Богу — все хорошо. Безопасники разбираются с татями. Вот сейчас, к примеру, как раз собирался проведать катов. Интересные должно быть сведения льются из поганого рта английского посла…

— Что, эта тварь посмела поднять руку на семью государя?! Это же война!

Флюиды лютой злобы, смешанные с ненавистью волной ударили в меня, едва не вызвав улыбку. Димка хоть и умный парень, но в вопросах политики не разбирается совершенно. Для него первой мыслью стала прямая конфронтация с врагом. А ведь англосаксы за всю свою многовековую историю привыкли атаковать больше в спину да по возможности по ослабевшему противнику. Это у них сволочной менталитет такой, как у гиен и шакалов. И кажется мне, что Англия от своего человека просто откажется — ибо не место и не время им сейчас развязывать войну, хоть и ослаблена Россия, но сдачи дать способна так, что зубы не сосчитают. Впрочем — захотят расчехлить пушки, милости просим. Есть чем угостить вражину. Но это пока мест подождет, тем более что письмо с нарочным ушло в Лондон к послу, вот и поглядим на реакцию Георга.

— Ты хороший парень, Дима, но в делах государственных ты полный профан, — без намека на оскорбление ответил я ему. Сухая констатация факта.

Колпак удивленно на меня воззрился, словно призрака увидел и молча продолжил идти за мной по тусклым коридорам. Естественного освещения здесь почти не было, а 'мощи' плафонов из мутноватого стекла не хватало на охват каждого закутка. Хорошо хоть воздух гулял не спертый, как обычно это бывает в подземельях — слава инженерам-саперам, что про тягу подумали. Даром что ли прежде чем до Кремля их допустить по окраинам крепости модернизировали. Опыт наработали немалый, а главное необходимый для нормальной реставрации старого строения.

Да-да, знаю, что московский Кремль не такой уж и старый в этот период, но уж больно 'хлипковат' был еще пару-тройку лет тому назад. Но даже проведенной стройки-перестройки как оказалось не достаточно для полноценной защиты сердца Столицы. Но эту ошибку мы учтем и исправим. Даром, что ли молодые архитекторы-проектировщики под руководством именитых архитекторов не только постигают искусство, но еще и учатся совмещать практичность с красотой. Первому учит Теодор Швертфегер, а второму Жан-Батист-Александр Леблон. И самое интересное прибыли оба в одно время — все три года назад, но уже успели подтвердить славу творцов-кудесников.

Но это все лирика. Меня в данный момент больше интересует сэр Клайд Джефферис. Ребята князя-кесаря не даром кушали свой хлеб, мало того, что сломали англичанина быстро, так еще и умирать не давали. Ведь каты на Руси издавна учились не только калечить, но и лечить. Требования к будущим работникам пыточной предъявлялись серьезней некуда. Специально этой тематикой не интересовался, но Федор Юрьевич, до сих пор носящий титул князя-кесаря, пару занимательных традиций поведал…

— Это что ж все так и спустим, этим англицким скотам? — как-то потеряно тихо спросил Колпак.

— Не беспокойся, никто их не собирается прощать. Другое дело, что и воевать в открытую мы против Георге не можем — флот едва на Балтике закрепился, шесть фрегатов, семь шняв, десяток бригантин и пять прамов — вот и весь линейный флот. Остальные суда, как ты знаешь — исключительно прибрежные, выход в открытый океан они не осилят. Надеюсь, ты это понимаешь?

— Конечно! Я что, по-твоему, мало изучаю 'Вестник Империи'? — возмутился Колпак.

Я улыбнулся. Моего лица Димка не видел. Да и до камер уже считай, добрались — в пыточную скоро зайдем. Не зря оказывается Иоанн Васильевич в свое время под Кремлем оборудовал небольшую, но уж больно надежную обитель катов. Я после первого посещения в себя не один день приходил. И ведь не мальчик уже, кровушки пролил ой как немало, но вот оказаться вот так — все равно не по себе. А ведь поговаривают, что суда водили послов, аристократию и просто тех на кого великий царь желал оказать наибольшее психологическое давление. По мне — своего он добивался однозначно, дюже мощные остаточные следы экзекуций в пыточной.

— Вот если бы ты еще и думал, что читаешь, то мне не пришлось бы объяснять прописных истин. Сам надеюсь, поймешь. А теперь, предлагаю помолчать — нам предстоит послушать сэра Клайда Джеффериса.

Сопровождающие нас охранители замерли рядом с невзрачной деревянной дверью, над которой чадил две лампы. Роскошь по-своему. Ведь на протяжении всего пути по подземелью их явно не хватило.

Массивная створка отворилась и перед нами открылась картина большого помещения с низким потолком. На нас накатила волна удушающей смеси паленого, затхлого и немытого тела — воздуха. В глазах на пару секунд потемнело…

— Это ж покрепче химических миазмов!

— Вот Дима, что значит летать в облаках изобретательства, — мягко пожурил я Колпака.

Правда у меня самого, пусть даже и бывавшего не единожды в подземельях Кремля, обоняние пробило до рези в глазах.

— Государь.

Находящиеся в комнате люди дружно поклонились. Всего три человека. Зато какие!

Первый — сам князь-кесарь, вельми раздобревший и страдающий отдышкой дед, в глазах которого будто поселился вечный холод. Все кто встречается с ним взглядом — мгновенно отводят глаза. Да чего уж говорить, если даже мне жутковато: а ведь уж кому-кому, а мне Федор Юрьевич будет желать зла в последнюю очередь, однако все равно… зябко. Сейчас князь-кесарь стоял рядом с массивным креслом, на котором еще секунду назад сидел, видать взирал на допрос.

Вторым в пыточной был боярин Семен Толбузин — писарь при князе-кесаре, а кроме того верный поверенный в делах всесильного главы ИСБ. Хоть лет ему всего ничего — тридцать один, для такой должности, но насколько мне известно справляется Семен на отлично. Впрочем другого бы Ромодановский при себе бы не держал.