Карантин - Сергей Малицкий

– Что ей грозит? – спросил Павел.

– Не знаю, – пробормотал майор, но ответил так, что Павел понял сразу: ничего хорошего. – Но думаю, что гауптвахтой не обойдется. Могут ведь и понизить, и беременность прервать. Так что выручать придется девчонку. Она сейчас где-то там…

– Где – там? – повторил Павел неопределенный жест майора.

– Не знаю, – ударил по столу тесть. – Все, что смогла передать, так это то, что сделает звонок на тот телефон, что сейчас у тебя. Понял? Нужда придет – попросит о помощи, скажет, где она. Так что, парень, держи его под рукой. Глаз с него не спускай. Сообразил?

– И это все? – не понял Павел. – А что потом?

– Ты вытащи ее сначала, – повысил голос майор. – Ребенка сохрани. Потом и поговорим, что потом. Россия большая, место для заначки найдется. Было бы что заначивать. Или ты прятаться от тора не научился?

– Не знаю, – потер ладонями глаза Павел. – Опять ждать. А успею доехать-то?

– Успеешь, – уверенно кивнул майор. – Разгон часа в три будет. Ты только телефон держи перед собой!

– А как вы нашли меня? – вспомнил Павел. – Ну чужой жучок я уже вычислил, а вы-то как без жучка обошлись?

– А ты думаешь, что очками и костюмом можно скрыть твой нос? – усмехнулся майор. – Дорогой мой! Я жнец уже много лет, с тех пор как женушку мою одна пакость… убила и мне удалось ее топором прищучить! Не каждому удается. Тогда-то меня и… привлекли к этому делу. Томка тогда еще девчонкой была. Ну ладно, пора закругляться. Надо бы и честь знать.

– А вот еще, – вспомнил Павел. – У Томки такая привычка есть – некоторые вещи она повторяет по три раза. Опять же и «два, два, два». И другое. Ну слово в слово три раза одну фразу повторяет. Это зачем?

– Ерунда, – поморщился майор. – Привычка. Но привычка железобетонная. Если Томка что-то три раза повторила, значит, так оно и есть. Без сомнений!

– Когда мы знакомились… – Павел наморщил лоб, вспоминая. – Она сказала трижды, даже по слогам вот это: «Никогда никому не верь».

– Ну… – Майор погладил голову. – Это она погорячилась. Холодать что-то стало…

– Единственная дочь, – кивнул Павел и выложил на стол фотографию девчонки. – А это кто?

Майор словно окаменел. Только руки его задрожали и вцепились в край стола, заставив его заскрипеть. Девчонка на фото, несмотря на необычную, пусть и не такую яркую, как у Томки, детскую красоту, была похожа на майора. И теперь, когда тот сидел неподвижно, Павел был в этом уверен.

– Ленточка, – простонал майор и вдруг, блеснув слезами, зашептал яростно и быстро: – Спаси ее. Выручи. Помоги. Кляну тебя, попадешь туда – вытащи ее. Она – все! Все из-за нее. Только из-за нее! Поклянись!

Стержень вошел в лоб майора, как в перезревшую грушу. Тесть замер, открыл рот и через мгновение после того, как стержень исчез, упал лицом на стол. Павел замер.

– Счет приносить? – поинтересовался проходивший мимо беседки официант. – Вашему приятелю, я смотрю, уже хватит?

– Несите, – закашлялся Павел, обернулся на кольцевую, по которой проносились редкие машины, вытащил тор и накрыл сигналом труп майора. Тот не загорелся.

За спиной раздался взрыв, и Павел полетел вместе с обломками беседки и столом на грудь мертвому тестю. Уазик взлетел на воздух.

46

Он добрался до гостиницы только в четыре часа утра. Москва еще спала. Частник сорвал с Павла сумасшедшие деньги, но он отдавал их так, словно деньги были ему уже не нужны. Дюков заливался храпом. Павел принял душ, выудил из холодильника бутылку минералки, пригляделся к приоткрытому рту напарника и снял с предохранителя тор. Навел его на Димку и нажал на кнопку. Ничего не произошло. Заряд был израсходован, но Дюков остался невредим, разве только перевернулся на другой бок и захрапел еще громче. Павел вздохнул с облегчением – и все-таки уснуть сумел только часам к пяти.

Дюков разбудил его в десять. Замотав голову мокрым полотенцем, он сидел на кровати и жалобно стонал:

– Шермер, хватит спать! Уже десять! У меня башка раскалывается! Помоги! Помнишь, ты снимал мне боль?

– Димка, отстань, это была шутка!

– Но мне-то помогло тогда!

– Ладно!

Павел сел на кровати, подтащил хнычущего Дюкова за пояс халата, толкнул его на пуфик.

– Сядь. Ничего не обещаю. Сам себя должен лечить.

И этому его тоже обучал Алексей. Чужак, может быть даже враг, который потратил на него пять лет жизни. Или, точнее, всю жизнь. Как и дядя, как и Людка.

Павел положил пальцы Дюкову на виски, хотя точно так же мог взять его за руки, но перегаром несло даже от дюковского затылка. В пальцах тотчас появилась тяжесть и твердость, и Павел привычно погнал ее по кругу – левая рука, дюковская башка, правая рука, собственная голова, левая рука. Димка замер и начал оживать с каждой секундой, словно в темнице, где он был заперт, наконец-то устроили спасительный сквозняк.

– Черт возьми, Шермер, – простонал он с блаженством. – Я тебе еще когда говорил? На хрена тебе мастерская? Только частный вытрезвитель. Эх! Сейчас бы девочку! Лет так девятнадцати с половиной! Сонную! Только что с постельки!

– Ага, – кивнул Павел, отталкивая Дюкова. – Дуй в ванную, а то я займу. Девочку! Баб деревеньку и играть на гармошке.

– Не! – погрозил Павлу Дюков. – Если бы у меня была баб деревенька, я бы пахал как проклятый. И не в том качестве, о котором ты подумал. Их же всех надо еще и кормить.

Через полчаса, когда в ванной успел побывать и Павел, Дюков уже был иным. Трезвость настигла его окончательно, и теперь он сидел, уставившись отсутствующим взглядом в окно.

– Послушай… – Он повернулся к Павлу, который решил не искушать судьбу вторым явлением очкарика-ботаника и одевался по-походному. – Паша. Скажи честно. Вот все, что вчера… Я насчет Василисы и Машки. Это на самом деле было? Это мне не приснилось?

– Не приснилось, Дима, – строго сказал Павел, застегивая на груди рюкзак. – Нет больше ни Василисы, ни Маши. И еще много кого. Нет нашей мастерской. Нет моей квартиры. Кажется, что нет и твоей квартиры. И машин наших нет. Даже «матиза» Василисиного нет. Ты все еще думаешь, как поступить? Я бы на твоем месте сейчас пешком пошел в эту самую Америку. Грешен, навел справки – у тебя там и в самом деле родители.

– Вот будешь на моем месте, тогда и пойдешь, – глухо проговорил Дюков. – Хотя я тебе не советую оказаться на моем месте. Ты уж не бросай меня пока, Шермер. Я уже на краю. Я это, еще когда мне Мартынов пустой бутылкой по почкам бил, понял. Не выберусь сам.

– Нет, дорогой, – хлопнул его по плечу Павел. – Мы не на краю, а в самом что ни на есть центре. Я бы даже сказал, что и в глубине. И по этому поводу у нас ожидается выезд на природу.

– Шашлыки? – спросил Дюков.

– Если только из нас, – стиснул зубы Павел.

– Тогда это в русле событий, – поднялся Дюков.

После этого разговора Дюков молчал не меньше часа. Павел отпустил очередного частника на улице Короленко и повел Дюкова к тому месту, где бросил «пассат», пешком. Машина стояла там, где он ее оставил. Павел остановился, закрыл глаза и попытался настроиться, почувствовать опасность, но ее не было. И даже больной лес по левую сторону улицы не казался уже грязным. С его крон летели желтые листья.

– Машка должна была в школу идти в понедельник, – вдруг заметил Дюков. – Как думаешь, если бы не… У нас бы срослось все?

– Как думаешь, – ответил ему Павел, – если бы не… хороший аппаратик бы получился из той полусгнившей «Альфы-Ромео»?

– Это единственное, в чем я не сомневаюсь, – как эхо, отозвался Дюков.

– Ладно. – Павел открыл заднюю дверь «универсала», вытащил рамочный домкрат. – Найди пару камешков, надо машинку осмотреть – не хочу, чтобы она взорвалась вместе с нами. Забей их под колеса с правой стороны. Снизу! Машина вверх не покатится! Дюков, очнись!

Димка поплелся к мусорной куче, как сомнамбула. Вскоре «пассат» накренился на сторону, и Павел, подкатив под порожек березовый чурбан и бросив на асфальт кусок картона, полез осматривать днище.

– Зачем ее взрывать? – прошелестел Дюков снаружи. – Она сама развалится к следующей весне!

– Дай бог нам не развалиться до следующей весны, – проворчал Павел, отряхивая ветровку. – Или даже хотя бы до зимы.

– Ты веришь в Бога? – безучастно поинтересовался Дюков.

– Зачем тебе это? – поморщился Павел. – Поехали. Один черт, если тот, кто взрывает машины, не хочет, чтобы я нашел взрывчатку, я ее вот так на улице и не найду.

– А если мы взорвемся по дороге, это будет доводом за существование Бога или против? – не унимался Дюков.

– Это будет способом убедиться в правдивости той или иной версии на собственной шкуре, – отрезал Павел. – Заткнись, Дима. Мне нужно подумать.

Дюков послушно заткнулся. В Балашихе Павел остановился у придорожного кафе и взял перекусить. Дюков жевал пирожки и запивал их томатным соком так, словно не чувствовал вкуса пищи. Точно так же он не заметил, когда Павел выдернул у него из рук картонную тарелку и пластиковый стаканчик и отнес их в урну. Димка оживился только тогда, когда Павел сунул ему в руки тор майора и объяснил, как им пользоваться.