Путешествие на Запад. Том 3 - У. Чэнъэнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сунь У-кун прыснул со смеху.
– Да перестань ты, Дурень, чепуху молоть! – сказал он. – Говорить о государстве Сыхали пока еще рано. Если наш наставник будет всякий раз задерживаться в пути и то выгонять, то снова принимать своих спутников, ему придется прожить до старости, затем снова стать младенцем и так три раза стареть и молодеть, – но даже за это время он все равно не достигнет цели.
– Если я ошибаюсь, то скажи, пожалуйста, почему здесь такая нестерпимая жара? – насмешливо возразил Чжу Ба-цзе.
– Думаю, что нарушены периоды времени, – вмешался тут Ша-сэн, – и вернулось лето. Вот в чем причина.
Пока трое спутников Танского монаха вели между собой этот спор, в стороне от дороги показалась усадьба с домами, крытыми красной черепицей, со стенами из красного кирпича, с воротами, выкрашенными в красную масляную краску. И даже скамейки перед воротами тоже были покрыты красным лаком. Словом, вся усадьба была красная.
Танский монах спешился и обратился к Сунь У-куну:
– Сходи в усадьбу и разузнай там, почему здесь такая нестерпимая жара?
Великий Мудрец спрятал свой посох, поправил на себе одежду и принял благообразный вид. Свернув с дороги на тропинку, он направился прямиком к усадьбе и подошел к воротам. Неожиданно из ворот вышел старец, вид которого лучше описать в стихах:
То ли желтая, то ли красная,
То ли чистая, то ли грязная,
Дерюжная, неподпоясанная
Одежда на нем была.
Из грубого лыка плетеная,
То ли синяя, то ли черная,
А может быть, и зеленая
Шляпа на нем была.
То ли новенькая, начищенная,
С высокими голенищами,
То ли рваная, как у нищего,
Обувь его была.
Посох его бамбуковый
Или из ветви буковой,
То ли согнутый и кривой он был,
То ли прямой, как стрела.
Лицо не сказать, чтоб бледное,
Цвета кирпично-медного,
Очи – как у орла,
Зубы, хотя и редкие,
Все же отменно крепкие,
А борода – бела.
Увидев перед собой Сунь У-куна, старец вздрогнул от неожиданности. Опираясь на посох, он произнес строгим голосом:
– Откуда ты, странный человек, и что делаешь здесь, у ворот моего дома?
В ответ Сунь У-кун вежливо поклонился, а затем сказал:
– Почтенный благодетель мой! Не бойся, я вовсе не странный, а странник, и иду из великого Танского государства, что в восточных землях, на Запад за священными книгами. Нас с наставником всего четверо. Подходя к этим местам, мы почувствовали нестерпимую жару и не могли понять причины этого явления. Кроме того, мы не знаем, как называется это место. Только это и побудило меня явиться к твоему дому. Прошу тебя ответить, за что и кланяюсь особо!
Старец успокоился и, улыбаясь, сказал:
– Ты уж прости меня старика. Подслеповат стал и не разглядел твоего благочестивого лица!
– Да что ты! – поспешил вежливо ответить Сунь У-кун.
Старец пустился в расспросы:
– Где же остался твой наставник?
– А вон он, – отвечал Сунь У-кун, – стоит на дороге.
– Прошу пожаловать! Прошу пожаловать! – стал приглашать старец.
Сунь У-кун обрадовался и махнул рукой.
Танский монах вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном, один из которых вел белого коня, а другой нес коромысло с поклажей, подошли ближе и совершили приветственные поклоны.
Старец был и встревожен и обрадован. Благообразный и воспитанный Танский монах ему понравился с первого же взгляда, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэн напугали его своим диковинным видом. Однако пришлось в ответ на вежливые поклоны предложить путникам войти в дом. Хозяин велел слугам подать чай, а в соседнем помещении приготовить еду. Услышав это, Танский монах поднялся со своего места, поблагодарил хозяина, а затем спросил:
– Скажи, почтенный мой сударь! Здесь ведь уже осень, почему же стоит такая жара?
– Наша местность называется Огнедышащая гора, – отвечал добродушный старец. – Здесь не бывает ни весны, ни осени, и жара стоит все четыре времени года.
– А где же находится сама гора? – стал допытываться Танский монах. – Не задержит ли она нас? Мы идем на Запад.
– На Запад здесь никак не пройти, – отвечал старец. – А сама гора находится в шестидесяти ли отсюда, как раз там, где проходит путь на Запад. Она извергает пламя на восемьсот ли вокруг, и во всем крае нет никакой растительности. Даже тот, у кого медная голова и железное тело, если вздумает перейти через эту гору, все равно расплавится.
Эти слова так напугали Танского монаха, что он сразу изменился в лице и не осмелился продолжать расспросы.
В это время за воротами показался юноша с красной тачкой, который остановился и стал кричать:
– Кому хлебцы, кому хлебцы?
Великий Мудрец выдрал у себя шерстинку, превратил ее в несколько медных монет и попросил у юноши хлебец. Тот взял деньги, спокойно приподнял чехол, покрывавший тачку, оттуда вырвался горячий пар, и, достав хлебец, передал Сунь У-куну. Как только Сунь У-кун взял хлебец в руки, ему показалось, что он держит кусок раскаленного угля или железный гвоздь, раскаленный докрасна в кузнечном горне. Посмотрели бы вы, как уморительно он перебрасывал хлебец с одной руки на другую, приговаривая:
– Горячо! Ой, как горячо! До чего же горячо! В рот не возьмешь!
Юноша рассмеялся:
– Если боишься жары, лучше здесь не появляйся! Тут всегда жарко.
– Я вижу, что ты, парень, не очень-то смышленый, – оборвал его Сунь У-кун. – Слыхал ли ты пословицу: «Без холода и жары – хлеба не родятся»? А здесь у вас уж очень жарко. Откуда же вы достаете муку для этих хлебцев?
– Если хочешь знать, – отвечал юноша, – мы вымаливаем хлеб у здешнего праведника по прозванию Железный веер.
– А он при чем здесь? – заинтересовался Сунь У-кун.
– У него есть волшебный веер из листа банана. Если он соглашается взмахнуть им, огонь сразу же гаснет; в другой раз взмахнет, ветер поднимется, а в третий раз взмахнет – пойдет дождь. Так вот мы сеем и убираем, когда ему угодно, и имеем поэтому все пять видов хлебных злаков34. Иначе бы нам жить было нечем. Ведь здесь ничего не растет.
Сунь У-кун выслушал
