Давид Копперфильд. Том I - Чарльз Диккенс

— Так вы остаетесь у нас, Тротвуд, — ведь да? — спросил он меня обычным своим тоном, как бы продолжая разговор со мной. — Я очень рад этому. Вы будете товарищем нам обоим. Ваше присутствие здесь будет полезно и для меня и для Агнессы, а быть может, и для всех нас.

— Для меня-то во всяком случае, сэр. Я так рад, что остаюсь здесь! — воскликнул я.

— Вы славный мальчик, Тротвуд, — проговорил мистер Уикфильд. — Живите здесь, пока вам захочется.

Затем он пожал мне руку, похлопал меня по спине и сказал, что если мне надо будет заниматься после того, как Агнесса уйдет спать, или если я захочу почитать для собственного удовольствия, то я могу всегда притти к нему в кабинет и сидеть там с ним. Я поблагодарил его, и так как вскоре он спустился к себе, то я, не желая еще спать также, направился было в кабинет, чтобы, пользуясь его разрешением, почитать там с полчасика. Но, увидев в конторе свет, я почувствовал, что меня инстинктивно тянет к Уриа Гиппу, и, вместо того чтобы итти в кабинет, вошел к нему.

Я застал Уриа за большой засаленной книгой; он читал ее с напряженным вниманием, водя своим костлявым указательным пальцем вдоль каждой строчки, причем казалось, что от его пальца остается влажный след, как после улитки.

— Вы, Уриа, нынче что-то поздно засиделись за работой, — сказал я ему.

— Да, мистер Копперфильд, — отозвался он.

Сев напротив Уриа, чтобы удобнее было говорить с ним, я обратил внимание на то, что улыбки на лице у него, собственно, не было, а вместо того, чтобы улыбаться, он раскрывал рот, и в это время на обеих его щеках появлялись глубокие впадины.

— Я, мистер Копперфильд, занимаюсь теперь не конторскими делами, — заявил он.

— А какая же у вас работа? — поинтересовался я.

— Я, мистер Копперфильд, пополняю свои юридические познания. Сейчас я изучаю судопроизводство мистера Тидда. Что это за писатель, мистер Копперфильд!

Мой высокий табурет представлял собой как бы сторожевую башню. Сидя на нем, в то время как Уриа после своих восторженных восклицаний погрузился снова в чтение и стал еще прилежнее водить указательным пальцем по строкам, я сделал еще одно наблюдение; тонкие угловатые его ноздри как-то странно и неприятно сжимались и расширялись; казалось, что эти ноздри моргают вместо неморгающих глаз.

— Мне кажется, вы должны быть прекрасным юристок, мистер Гипп, — заявил я, поглядев на него некоторое время.

— Я, мистер Копперфильд? О нет! Я человек маленький.

Говоря это, он потирал свои ладони одна о другую, как бы стремясь их согреть и высушить, и тут же украдкой вытирал их носовым платком.

— Я прекрасно сознаю, что я самый маленький из людей, — скромно продолжал Уриа Гипп. — Где мне тягаться с другими! Мать моя тоже человек маленький. Живем мы в маленькой лачужке, но и за это должны благодарить бога. Отец мой тоже был человеком маленьким — могильщиком.

— А теперь что он делает? — спросил я.

— Теперь он вкушает благодать на небесах, мистер Копперфильд. Но, повторяю, мы за многое должны быть благодарны господу, хотя бы за то, что я служу у мистера Уикфильда.

Я спросил его, давно ли он служит в конторе мистера Уик-фильда.

— Четвертый уж год, мистер Копперфильд, — ответил Уриа, закрывая книгу, предварительно отметив в ней место, где он остановился. — Я поступил сюда через год после того, как скончался мой батюшка. Как должен я быть благодарен мистеру Уикфильду за то, что он дал мне возможность бесплатно пройти у него курс юридических наук! Иначе это была бы совершенно для меня немыслимо при наших с матушкой маленьких средствах.

— Значит, когда срок вашего учения в конторе кончится, вы будете, наверно, настоящим адвокатом? — спросил я.

— Надеюсь, по милости провидения, быть таковым.

— А может быть, когда-нибудь вы еще станете и компаньоном мистера Уикфильда, — прибавил я, желая сказать ему что-нибудь приятное. — И будет «Уикфильд и Гипп» или «Гипп, бывший Уикфильд».

— О нет, мистер Копперфильд! — воскликнул Уриа, качая головой. — Я человек слишком маленький. А какой прекраснейший человек мистер Уикфильд! Впрочем, если вы давно с ним знакомы, то сами, конечно, должны знать это лучше моего.

Я ответил ему, что в достоинствах мистера Уикфильда я вполне уверен, но, хотя он и старый друг моей бабушки, я сан только недавно с ним познакомился.

— Вот как, мистер Копперфильд! Ну, уж бабушка ваша — премилая дама!

Когда Урла приходил в восторженное состояние, то он начинал как-то уродливо корчиться, и в данную минуту я больше обратил внимание на змееобразные движения его горла и туловища, чем на его дифирамбы бабушке.

— Да, мистер Копперфильд, премилая дама ваша бабушка, — снова с увлечением повторил Уриа. — Она, мне кажется, в восторге от мисс Агнессы, не правда ли?

Я храбро ответил «да», по правде сказать, совершенно не зная, так ли это. Да простит меня бог!

— Надеюсь, что и вы тоже в восторге от мисс Агнессы? — продолжал допрашивать Уриа. — Уверен, что так.

— Думаю, что все должны быть от нее в восторге, — заявил я.

— О! Благодарю вас за эти слова, мистер Копперфильд! Как это верно сказано! Хоть я и очень маленький человечек, а знаю, что это так и есть! О, благодарю вас, благодарю, мистер Копперфильд!

Корчась и ежась от восторга, он сполз с табурета и, очутившись на ногах, стал собираться домой.

— Матушка уже ждет меня, — промолвил он, глядя на свои бледные, с тусклым циферблатом часы, — и, пожалуй, еще начнет беспокоиться. Мы хотя и маленькие людишки, мистер Копперфильд, но очень привязаны друг к другу. Если бы когда-нибудь вечерком вы пожаловали в нашу убогую лачужку и откушали с нами чаю, мы с матушкой сочли бы это за великую честь.

Я ответил, что как-нибудь с удовольствием навещу их.

— Благодарю вас, мистер Копперфильд, — ответил Уриа, ставя свою книгу на полку. — Вероятно, вы, мистер Копперфильд, пробудете здесь еще некоторое время?

Я объяснил ему, что предполагаю жить у мистера Уикфильда все время, пока буду учиться в школе.

— Ах, вот как! — воскликнул Уриа. — А в конце концов, я думаю, вы сделаетесь и компаньоном нашей фирмы.

Я стал уверять Уриа, что у меня вовсе нет таких намерений и, насколько мне известно, вообще никто не строит подобных планов; но Урна стоял на своем и, несмотря на мои возражения, мягко, но упорно все повторял:

— Нет, нет, мистер Копперфильд, я уверен, что так будет, — или: — Что что будет так, я уверен, мистер Копперфильд.

Наконец, совсем собравшись уходить, он спросил меня, не буду ли я против того, чтобы он затушил свечу, и тут же, с моего согласии, задул ее. Затем, пожав мне руку, — в темноте показалось, что я дотронулся до рыбы, Уриа Гипп слегка приоткрыл дверь и, выскользнув на улицу, захлопнул ее за собой. Он предоставил мне в полном мраке добираться до моей комнаты, что, признаться, было делом далеко не легким, и я даже упал, наткнувшись на его табурет.

На другой день, придя в школу, я почувствовал себя уже лучше, в следующие дни еще лучше, и не прошло и двух недель, как там, среди своих новых товарищей, я был совсем как дома, счастлив и доволен. Правда, я был не особенно ловок в их играх, отставал от них в науках, но надеялся, что со временем сравняюсь с товарищами и в том и в другом. И я действительно старался изо всех сил и заслужил общее одобрение. Вскоре моя жизнь в торговом доме «Мордстон и Гринби» так далеко отошла от меня, что я почти не верил, была ли она вообще когда-либо, и вместе с тем мне казалось, что я давным-давно наслаждаюсь теперешней чудесной жизнью.

Школа доктора Стронга была прекрасным учебным заведением и так же отличалась от школы мистера Крикля, как добро от зла. В ней парил порядок, дело велось серьезно, благопристойно. В основе была здоровая система доверия к добросовестности и чувству чести учеников, и что делало просто чудеса. Мы сознавали, что все мы принимаем участие в управлении школой и что нашим долгом является поддерживать ее добрую славу. Благодаря всему этому мы очень скоро привязывались к нашей школе. Я это не только испытал на себе, но убедился за все время своего пребывания, что ни один ученик иначе как с любовью не относился к ней. Учились мы с большим усердием, желая этим создать нашей школе хорошую репутацию. В рекреационное время мы, пользуясь полной свободой увлекались разными играми, но, помнится, и в этом отношении о нас в городе шла добрая слава: мы и тут старались не уронить репутации учеников школы доктора Стронга.

Некоторые из старших учеников были полными пансионерами. От них-то я узнал некоторые подробности жизни доктора Стронга. Я узнал, например, что менее года тому назад он по любви женился на молодой красавице, которую я видел тогда в первый день, в его кабинете; что у красавицы этой не было ни гроша за душой, но зато имелась целая стая родственников, которые, по словам товарищей, готовы были пустить по миру доктора Стронга. Обычную глубокую задумчивость нашего директора пансионеры объясняли тем, что он постоянно занят отыскиванием греческих корней. Вначале, по своей наивности и невежеству, я было вообразил, что он отыскивает корни каких-то особенных растений, благо он, гуляя, всегда смотрел в землю, и только впоследствии я узнал, что это были корни греческих слов для словаря, который он собирался выпустить. Наш староста Адамс, обладавший большими математическими способностями, занялся вычислением, когда этот словарь, при темпах работы шестидесятилетнего доктора Стронга, может быть закончен, и оказалось, что для этого потребуется не больше, не меньше как тысяча шестьсот сорок девять лет!