Вечный Жид - Станислав Гагарин

Вечный Жид табачным зельем даже для вида, для и м и д ж а, как вождь, не баловался, и Станислав Гагарин понял: выйти из квартиры ему предложили не просто так.

— Небольшой от меня новогодний подарок, — сказал Агасфер. — Отправимся на экскурсию в подземный ГУЛАГ.

ПОДЗЕМНЫЙ ГУЛАГ

Звено седьмое

I

Опушка леса была типично подмосковной, но в памяти возникли вдруг констеблевы пейзажи.

«Странные причуды цепочки представлений, — подумал Станислав Гагарин. — Почему мне вспомнился Джон Констебль и не пришел на ум Исаак Левитан? Тогда и в домике этом увижу Мервина, а вовсе не Бабу Ягу…»

Что ему сразу понравилось — оказались они здесь с Агасфером летом.

Еще мгновение тому назад находились в доме двенадцать на Заозерной улице в новогодней Власихе, и вдруг… Высокая трава по обе стороны проселочной дороги с двумя колеями, едва выбитыми колесами телеги, автомобилей здесь, видимо не знали, пение птиц в ближнем лесу и примыкавшем к нему поле, теплое ласковое солнце и вот этот бревенчатый домик на опушке, по материалу и манере строительства вроде русского завода, а по архитектуре черт-те что…

— Одно из наших отделений, — сказал Вечный Жид и протянул к страной избушке руку. — Не угодно ли взглянуть?

Первый этаж был довольно высоким да ещё крыльцо резное к нему. А сверху некая мансарда с большим окном во всю промежность от потолка основного до крышечной стрехи.

Да еще и петушок деревянный сверху сидит, на гостей из Бог знает какого измерения посматривает самодовольно.

Дом был новый, приятно тянуло от него сосновым запахом смолы и еще будто бы ладаном, подумалось сочинителю.

— Недавно срубили, — пояснил Агасфер. — Для новой клиентки, прибывшей для отбытия, так сказать, срока.

Он засмеялся.

— Простите за оговорку… Поднабрался, понимаешь, на вашей планете блатных оборотов. Здесь сроков принципиально не бывает.

«Да-да! — мысленно вскинулся Станислав Гагарин, стараясь унять внезапно возникшую дрожь. — Какие тут сроки… Ведь мы же в аду, в преисподней!»

Но б е з м я т е ж н о е вокруг ничем не напоминало ГУЛАГ, и идиллическая картина контрастирующим эффектом наполняла существо писателя неким дополнительно ожидаемым ужасом.

Едва они приблизились к деревянному крыльцу, как дверь распахнулась. На крыльце возникла крепкая бабища в джинсах и ярко-голубой футболке с надписью на объемистой груди красными буквами: Love men! Люблю мужчин!

— Нам с вами туда не опасно? — протелепатировал Станислав Гагарин, мужественно пытаясь придать вопросу шутливую интонацию.

— Внучка Бабы Яги, — представил даму в джинсах Вечный Жид. И мысленно ответил — Она вовсе не по этой части…

Станислав Гагарин вежливо поклонился внучке, услышал ее воинственное «Хо-хо, парни… Заметайтесь!» и бочком — внучка стояла в опасной близости — проскользнул в дом.

Вся его нижняя часть состояла из просторной комнаты, где высился камин-очаг с пылающими в нем дровами и стоматологическое, зубоврачебное кресло, то есть.

В кресле сидела бывшая гагаринская полиграфистка.

Именно она, Лариса Николаевна Панкова, в прежнем мире жительница города Одинцово, моталась в Электросталь, забирала там готовый фотонабор подготовленных писателем книг и по воле Федотовой безжалостно уничтожала их.

«Вандалистка несчастная!» — подумал Станислав Гагарин.

— Но почему я в уме назвал ее б ы в ш е й?

— А потому, — отозвался мысленно Вечный Жид, — что ее нет уже на белом свете. Мы же в будущем, Папа Стив! А ваша изменница Панкова уже в аду… Здесь же один из его филиалов.

Он обошел кресло и остановился против полиграфистки, которая с ужасом вытаращилась на Вечного Жида. Станислава Гагарина горе-терминаторша пока не замечала.

— Хотите спросить ее о чем-нибудь? — сказал Агасфер. — Тогда торопитесь. Язык ее только что регенерировал, и говорить она пока может.

Тем временем, внучка Бабы Яги подошла к камину и пошевелила лежащие на пылающих углях устрашающего вида щипцы.

При звуках голоса Вечного Жида обитательница зубопротезного кресла затряслась на кожаном сиденье, истошно и надрывно замычала, метнулась взглядом к огневому содержимому камина, страшным орудиям, нагревавшимся там, потом увидела зашедшего с другой стороны Станислава Гагарина.

Появление сочинителя напугало ее. Она попыталась вскочить из кресла, но руки и ноги были крепко схвачены ремнями, а крепкая внучка толчком в грудь вернула Ларису Панкову, вернее, грешную душу ее в зримом земном обличье, на сиденье.

— Зачем вы сделали это? — спросил писатель. — Уничтожили труд многих людей… Лишили духовной пищи миллионы читателей… И ведь пользы для вас от варварской акции не было никакой!

Полиграфистка распялила губы, высунула розовый язык, повертела им, будто желая убедиться в том, что он существует.

— Федотова велела, — произнесла грешница наконец. — Я выполняла приказ…

— Она служила Ваалу, и поклонялась ему, и прогневила Господа, — процитировал Агасфер Третью Книгу Царств. — А коль прогневила…

— И языком шибко много болтала, — проворчала внучка Бабы Яги, ловко выхватившая из пламени раскаленные щипцы.

— Давай-ка, подруга, начнем по-новой… Высовывай язык!

Станислав Гагарин понял, какая ужасная сцена развернется перед ним и, не дожидаясь начала ее, выскочил на крыльцо.

Вечный Жид догнал писателя уже на двухколейной дорожке.

— Напрасно убежали, — сказал он, поравнявшись с быстро идущим от такого уютного со стороны домика прочь сочинителем.

— Надо было досмотреть процедуру и описать в романе. Вечное страдание вашей бывшей сотрудницы в том, что милая внучка отщипывает ей раскаленными щипцами язык. За пять минут язык регенерирует, восстанавливается, так сказать, боль исчезает и — операция продолжается. И повторяется такое — в е ч н о!

Вы так и намерены бежать до следующего, понимаешь, экспоната пешком?

— А что, — спросил Станислав Гагарин, — объект расположен далеко?

— В другой зоне, — ответил Агасфер. — Туда не мешало бы подъехать…

И тут они увидели, как дорожка вывернула на вполне приличное шоссе. Едва вышли на асфальтированную дорогу, как откуда ни возьмись возник желтый рафик с неясным пока силуэтом водителя за лобовым стеклом.

— Прошу, — сказал Фарст Кибел и открыл дверцу салона.

Станислав Гагарин вошел и остолбенел: с водительского кресла, оборотясь к нему, ухмыльнулся писателю самый что ни на есть классический черт. Со свиным, точнее, мерзко-сатанинским рылом, козлиными рожками, волосатым торсом, который едва прикрывала пижонская, в металлических заклепках, безрукавка, расстегнутая на груди.

Ни дать, ни взять солист какой-нибудь модной рок-группы, вроде Яши Пидоренко из «Стрихнина». На нем, чертяка, сочинитель и штаны пижамные усмотрел.

— Пожалуйте, шеф, — закурлыкал черт в безрукавке. — В любую сторону любой души!

— Болтаешь много, — строго произнес Агасфер. — В  ш и з о захотел?

— Никак нет, — явственно скукожился адский водитель. — Прошу пардону, товарищ-сударь… Не угадал-с!

— Кати покудова прямо, — распорядился Вечный Жид. — Потом подскажу дорогу…

Р а ф и к бойко заколесил по асфальту, а Фарст Кибел повернулся к сочинителю.

— Опишите, опишите этот ГУЛАГ в романе, — сказал он. — Пусть грешники знают о том, куда попадут после земной жизни. Возмездие непременно их настигнет. Вот и сейчас мы догоним колонну тех, о ком недавно говорила вам супруга. Помните про киоски на Новом Арбате, где торгуют макетами интимных женских и мужских прелестей?

— Помню, — кивнул Станислав Гагарин.

— Тогда смотрите… Вот что ждет этих продавцов по завершении жизненного пути.

Ведомый дьяволом р а ф и к приближался к колонне. Теперь было уже видно, что гнали ее веселые, резво скачущие на высоких копытах черти, облаченные все как один в красные плавки.

Вооруженные длинными бичами, черти конвоировали абсолютно голых людей, которые тащились, спотыкаясь, по асфальту по четыре грешника в ряд.

В основном это были мужчины, но попадались среди них и женщины различных возрастов.

На шее каждого из них болталась гирлянда искусственных мужских членов и женских… Ну, этих самых, одним словом, г е н и т а л и й, если по-научному выражаться.

— Лихо, — покрутил головой Станислав Гагарин. — Но справедливо… Обязательно Вере расскажу. Уж очень она возмущалась!

Черти, завидев приближающийся р а ф и к, согнали колонну в сторону, на обочину асфальта, и теперь забавлялись тем, что ударами бичей старались достать гениталии грешников, не те, что надели им на шеи, а их собственные, настоящие, весьма чувствительные к любому удару.