Вечный Жид - Станислав Гагарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Работа не одного дня, — вздохнул Иисус Христос. — Но цель оправдывает средства…
— Когда на карту поставлена судьба великого народа, м о е г о народа, — резко отрубил товарищ Сталин, — все средства хороши. И я первым, понимаешь, возьму в руки к а л а ш н и к, чтобы защищать Россию!
— Товарищ Сталин прав, — согласился с вождем Вечный Жид. — Россия настоящая, особая планетарная цивилизация. И мы, Зодчие Мира, не дадим этой цивилизации погибнуть. Конструкторы Зла, л о м е х у з ы, уже потирающие сладострастно руки и причмокивающие от предвкушения сожрать Россию, получат, извините за простонародное выражение, от фуя уши. Это я вам, Зодчий Мира, говорю, хотя ряд читателей и ваш редактор сочтут такую лексику не божественной, увы… Но вы, Иосиф Виссарионович, о дружбе с Китаем не сказали…
— Не сказал, понимаешь… Но это подразумевается само собой, дорогой Агасфер. Китай находится в геополитическом противостоянии с закордонниками — атлантистами. Наш братский, понимаешь, союз с Китаем и силы наши сплотит, и экономику поднимет, и на укреплении дальневосточных границ сбережем, полагаясь на верного союзника. А лексика ваша, партайгеноссе Вечный Жид, вполне соответствует Смутному Времени. И наша боевая группа — не студия бальных, понимаешь, танцев!
Но главным врагом России, именно в р а г о м, не побоюсь этого слова, была, есть и остается в обозримом будущем — Америка. Конечно, у нас есть в чем взаимодействовать с Соединенными Штатами. И надо эти, понимаешь, факторы развивать. Но еще больше зон противоречий — в арабском мире, в Европе, на Дальнем Востоке. Я не говорю уже об Африке и Латинской, понимаешь, Америке, куда янки нас и на дух не пускают.
— Авантюризм внешней политики вашингтонцев постоянно нарастает, — заметил Конфуций. — Новый Мировой Порядок — копия нацистского о р д н у н г а, но уже в масштабе планеты.
— У России нет иного выбора, кроме как рассматривать Соединенные Штаты в качестве недружественной, мягко говоря, державы, — подытожил Магомет. — И зверскую бомбардировку Ирака арабский мир долго еще не забудет.
— Блудливые антирусские правители России могут сколь угодно клясться в верности заокеанским хозяевам-кукловодам, — отметил Заратустра. — Их чахлый и вонючий костер на последнем уже издыхании. Не нужен России ни чужой общеевропейский дом, ни оскорбительная гуманитарная помощь, ни дебильная масс-культура, хлынувшая из-за океана, ни, тем более, рабский Новый Мировой Порядок, режим Pax Americana, планетарная тюрьма народов.
— Вот-вот, — оживился Мартин Лютер и помахал развернутой газетой, — именно так! Об этом, кстати, пишет некто Эдуард Володин в «Советской России». С вашего разрешения я прочту… Эти слова один к одному ложатся к нашему разговору.
И основатель лютеранства громко, хорошо поставленным голосом прочитал:
— Ставя вопрос о национальном выживании, надо везде и всюду утверждать, что наша страна — не проходной двор, не прибежище «демократических» экспериментаторов, не мусорная свалка, а великая, единая и неделимая Россия.
— На этом п о к а и поставим точку, товарищи, — сказал Вечный Жид.
V
Темно-коричневый ж и г у л ь резко тронул со стоянки, вывернул на безлюдное, свободное ото всякого движения шоссе и помчался по нему, быстро набирая скорость.
Окружающий пейзаж не радовал человеческий глаз, но водителю было недосуг смотреть по сторонам. Цепко обхватив штурвал, напряженно всматривался он вперед, будто видел некую цель, которая против его воли и желания заставляла утапливать правой ногой педаль газа.
Мертвые огромные валуны у обочины, багровые скалы, громоздившиеся за ними, огненно-красное небо без признаков синевы, идеальная поверхность под колесами автомобиля — иссиня черный асфальт или особого рода бетон, без малейших выбоин, но прекрасных сцепляющих качеств — ничто не отвлекало водителя.
Словно одержимый, он лихо разгонял машину.
После ста пятидесяти в час наметился некоторый подъем, но приёмистый к скорости ж и г у л ь будто не заметил этого. Полотно дороги оказалось приподнятым, валуны остались внизу и отступили искареженные былыми судорогами Земли скалы. Впрочем, пейзаж казался вовсе неземным, но и это не задело внимания того, кто, подавляя нарастающий страх, гнал и гнал по зловещему шоссе.
Человек этого не осознавал, не мог еще предвидеть, что ждет его в конце пути. Никакой реальной информацией о цели гонки водитель не располагал. Но в подсознании его незримо копошился, скреб душу костистыми лапами еще неосмысленный им с к о р п и о н страха, который еще не ужалил его, но в нарастающем предчувствии этого становился нестерпимым ужасом.
Подъем усилился, но скорость движения автомобиля возросла.
Не снимая ее, водитель уже явственно различал сооружение впереди, напоминавшее ажурный, переброшенный через некую пропасть мост.
Неожиданно затеплилась надежда. Ему показалось, что все скоро закончится, стоит лишь миновать мост, и все будет путем, там исчезнут и непонятный страх, и ужасное предчувствие, и ощущение некоей неодолимой силы, которая заставляет его держаться по прямой и прибавлять газ.
Немного отпустило.
Недоверчиво прислушиваясь к новому состоянию, водитель не успокоился до конца, и в раздвоенном состоянии духа взлетел на мост.
Мост доходил только до середины чудовищной пропасти, перерезавшей дьявольскую дорогу.
Будто камень из пращи, вылетел коричневый ж и г у л ь в неподдерживаемое фермами моста пространство. Некоторое время он летел по горизонтали, удерживаемый в воздухе силой инерции, и со стороны казалось, будто автомобиль вырастил крылья, превратился в летательный аппарат.
Но земное — или иной какой планеты? — притяжение неумолимо потянуло машину вниз.
Падал коричневый ж и г у л ь долго.
Он трижды перевернулся в воздухе, затем ударился о каменный склон, усеянный базальтовыми обломками, будто зубами гигантского дракона. Кинетическая энергия, которую автомобиль приобрел в полете, сплющила его корпус, но ж и г у л ь не развалился, он продолжал с грохотом катиться на дно пропасти, откуда поднимался синий дым, подсвеченный неестественно желтым, фантастическим светом.
Автомобиль взорвался на склоне, и взрыв растерзал в клочья тело водителя, смешав жалкие останки с обломками металлической колесницы смерти, которые продолжали катиться в роковую неизвестность.
Грозное эхо раз и два повторило душераздирающий последний аккорд трагической гонки к смерти, и зловещая тишина вернулась к многозначительному, но ирреальному, с подтекстом пейзажу.
— Что это было? — внутренне содрогаясь от увиденного, спросил Станислав Гагарин.
— Первая половина действа, определенного ему в наказание, — ответил Вечный Жид. — Смотрите вниз!
Писатель и Агасфер уютно расположились на особой смотровой платформе, которая непостижимым образом висела над пропастью, и отсюда хорошо был виден ажурный мост, вернее, только половина моста, нависшего над бездной.
Вечный Жид показал сочинителю едва заметную узкую грейдерную дорогу, по которой двум машинам было уже не разъехаться. Она уходила в синий туман, клубившийся в бездне, и была пустынна.
И вдруг из ядовито-синего тумана выкатился целехонький коричневый ж и г у л ь.
— Тот самый? — спросил Станислав Гагарин, начинавший кое-что соображать, и Агасфер кивнул.
Автомобиль довольно быстро выбрался на асфальтовое полотно, по которому он так лихо взлетел на мост, и покатил в обратную сторону.
— Последуем за ним, — нейтральным голосом произнес Вечный Жид, и воздушная платформа переместилась вслед за ж и г у л е м на стоянку, с которой начал он смертельный разгон.
Все повторилось.
Теперь Станислав Гагарин и Агасфер просто висели над стоянкой и коричневым автомобилем с номером 95–10 МЕО и последовали за ним, когда он сорвался с места и помчался к пропасти и половинке ажурного моста над нею.
Вечный Жид немного опередил того, кто мчался навстречу неумолимой смерти, и в момент падения развернул платформу так, что кувыркающийся автомобиль, его падение на каменистый склон можно было видеть с другой позиции.
— Так он погиб в жизни, и к этой же каре приговорили его Высшие Силы после смерти, — сказал Агасфер, когда ж и г у л ь с грохотом взорвался на дне бездны. — На вечные времена осужден этот грешник испытывать смертельный ужас в те мгновения, когда автомобиль падает с моста и взрывается, наконец, внизу. Пусть Павленко узнает это…
Таково наказание, которому подвергается он за подлость и предательство, совершенные в вашем мире…
— Значит, именно такова преисподняя, пресловутый ад, подземный ГУЛАГ имени товарища Аримана? — задумчиво проговорил сочинитель.