Вечный Жид - Станислав Гагарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Грустить в новогоднюю ночь — грех, Станислав Семенович, — улыбнулся Агасфер. — Хватит травить себя никотином! Вернемся к столу…
И партайгеноссе Данте с Вергилием вернулись в квартиру.
— Где вы пропадали? — укоряюще, но мягко улыбаясь, спросила Вера Васильевна наших экскурсантов, не подозревая, конечно, о том, что побывали они в преисподней. — А нас товарищ Сталин анекдотами про Гайдара смешит…
— Анекдоты анекдотами, понимаешь, а дед его места себе в Ином Мире не находит, — сказал вождь. — Это же надо — внук идеалы предал, за которые Аркадий Петрович жизнью, понимаешь, заплатил… Одолел дед Гайдар руководство просьбами: отпустите его на Землю! Голову, говорит, срублю поганцу. Не пустят, конечно. А жаль…
— Давайте налью вам свежего чая, — гостеприимно предложила вождю Вера Васильевна.
По ее тону и по манере, с которой супруга общалась с Иосифом Виссарионовичем, писатель видел, что первое смущение Вера Васильевна одолела, исчезла из ее сознания фантасмагоричность ситуации, и теперь она воспринимала товарища Сталина как вполне естественного гостя, пусть и впервые посетившего их дом, но весьма воспитанного и порядочного человека.
— Спасибо, хозяюшка, — ласково отозвался Отец народов и подвинул блюдце с чашкой. — Чаю выпью с удовольствием, понимаешь… Особенно с таким замечательным вареньем!
Товарищ Сталин говорил о варенье из красной лесной рябины, которую сочинитель каждую осень собирал в окрестностях Власихи, а Вера Васильевна варила из ягод вкусное варенье.
Николай Юсов взял в руки дистанционный выключатель и прошелся по телевизионным каналам. Повсюду к р у п н о пили и произносили пошлые скабрезности, переходящие порой в ч е р н у х у и похабщину.
— О времена, о нравы! — риторически произнес Станислав Гагарин. — Выруби, Коля, сию фуебень с хренотенью… Лучше посидим рядком да поговорим ладком. Для того ведь и собрались за столом.
— Можно мне сказать? — с неким смущением произнесла Вера Васильевна и подняла бокал с нарзаном, глядя при этом на товарища Сталина.
Тот кивнул, улыбнулся и приготовился слушать.
— Говори, говори, мать, — ободрил жену Станислав Гагарин.
Сочинитель был доволен тем, что жена воспринимала явно не простую ситуацию с Вечным Жидом и Вождем всех времен и народов за новогодним столом как должное.
— Нельзя ли вам вернуться к власти, Иосиф Виссарионович? — спросила с утвердительной интонацией Вера Васильевна. — Ну, хотя бы ненадолго, товарищ Сталин. Порядок навести. Вот…
Супруга писателя залпом выпила нарзан и при общем молчании поставила бокал на стол.
Некоторое время за столом молчали.
— Ну ты даешь, мать! — воскликнул Станислав Гагарин, восхищенный словами жены и несколько раздосадованный от того, что сия гениальная в собственной простоте мысль не пришла в голову ему.
— А что, — подал голос Вечный Жид, — неплохая идея для новогодней ночи…
— Тогда мою «Гривну» закроют, — заметил Николай Юсов. — А я только-только на производственную деятельность зубы наточил…
— Это хорошо, майор, — сказал товарищ Сталин. — Производством, летчик, давно, понимаешь, необходимо заниматься… Во времена товарища Сталина ваш пресловутый, понимаешь, маркетинг определялся понятным народу словом с п е к у л я ц и я.
Превратили Великую Россию, понимаешь, в страну лавочников и казнокрадов. Может быть для того чтобы избавить Державу от подобной, понимаешь, нечисти, и стоит подумать над предложением Веры Васильевны.
Ее глас — глас народа, понимаешь… Товарищ Сталин только так это определяет.
— Правильно определяет товарищ Сталин, — согласился с вождем Агасфер. — Но история не повторяется… Опять же — помните про Сто дней Наполеона.
— Бонапарту не хватило решительности, понимаешь, — проворчал Иосиф Виссарионович. — Говорил я ему уже об этом. Не захотел опереться на революционный энтузиазм народных масс — и проиграл.
— Бонапарт Бонапартом, — увел разговор от опасной темы Фарст Кибел, — человек он, разумеется, незаурядный, великий труженик, р а б о т н и к на троне, навроде Петра Алексеевича, но кровушки народной пролил океан. Бог с ним, с Наполеоном. России нужны Минины и Пожарские.
— Генерал Лебедь нам нужен, — произнес Станислав Гагарин.
— И генерал, понимаешь, Лебедь в том числе, — согласно кивнул вождь.
Некоторое время за столом молчали.
— Что ваш роман «Вечный Жид»? — спросил Агасфер. — Продвигается дело?
— Сегодня листал сочинения Лейбница, он пробудил неплохие мысли для романа, — ответил писатель.
— Любопытно, — ответил Вечный Жид.
— Не много ли у тебя философии в романе, отец? — обеспокоенно спросила Вера Васильевна. — Не станут читать тебя люди…
— Это исключено, понимаешь, — заверил жену сочинителя товарищ Сталин. — Ваш супруг обречен писать увлекательно и интересно. Его роман «Вторжение» я одолел в рукописи за полтора дня.
Пить-есть был, понимаешь, не в состоянии, пока не дочитал до сцены нашего прощания с ним у стратегической ракеты, обозначенной н а т о в ц а м и как «Башмак».
И если ему нужен в «Вечном Жиде» Лейбниц, Шопенгауэр, Ницше, понимаешь, Юнг с Фроммом и Августин Аврелий, значит, их тянет в роман писательская интуиция, творческий, понимаешь, инстинкт, божественное начало, заложенное в вашем отце и муже.
Товарищ Сталин сунул в рот мундштук погасшей трубки и дважды б у д т о затянулся дымом из нее.
Вера Васильевна с неким о с о б ы м, ранее не наблюдаемым у нее писателем чувством смотрела на Станислава Гагарина.
— Так что там Лейбниц? — разрядил паузу Зодчий Мира.
— Число, по Лейбницу, совокупность единиц, — сказал писатель, — а человечество, по Станиславу Гагарину, совокупность личностей…
— Резонно, — отозвался Вечный Жид. — И что же дальше?
— А далее следует, что человечество — коллективная личность. И если классовая теория отвергает личность как таковую, более того, зачеркивает ее во имя интересов того или иного класса, то чтой-то неспокойно в Датском королевстве… Разве не так?
— Так, партайгеноссе сочинитель, — отозвался вождь. — Но с классовой, понимаешь, теорией вовсе не просто. Нельзя заключить однозначно: либо теория классовой борьбы безупречна, либо ее, борьбы этой, не существует, понимаешь, в природе.
— Я читал Лейбница, пока готовился к роману «Дети Марса», — пояснил сочинитель. — Роман о психологии военных, уничтожающих оружие, о ракетчиках-ликвидаторах. Побывал уже на полигоне Капустин Яр, в Сарнах, в Лесной… Лично подрывал ракеты СС-20, славные п и о н е р ы. В Америку собирался поехать в ранге наблюдателя.
— И отчего же, папа, не поехал? — спросила Елена.
— Ты ведь должна понимать. Началась эпопея с «Отечеством», готовилась к выходу первая книга, еще в Воениздате. Ради этого остался дома… А в январе 1989 года записывал в дневник характеристики героев, их имена и сюжетные повороты.
В частности, там есть и слова Лейбница о том, что форма есть начало движения в собственном теле. А свобода и сама произвольность свойственны только уму. Отсюда и мой собственный вывод:
Способность вооружаться идет у человека от инстинкта, а идея разоружения принадлежит разуму.
— Позвольте напомнить вам также слова Сократа…
Взоры сидящих за столом обратились к Николаю Юсову. Станислав Гагарин смотрел на зятя с некоторым удивлением: Сократа при нем Юсов еще не цитировал.
— Благо и красота — вот что по-настоящему скрепляет, образует и поддерживает Мир, — торжественно продекларировал бывший летчик-терминатор.
— Неплохо сказано, — отозвался Фарст Кибел. — Сократ — достойный человек, майор… И помните, что многим из того, что было присуще афинскому мудрецу, обладает ваш отец по закону — писатель Станислав Гагарин.
— Мы его любим не только за это, — несколько в дурашливой манере ответил, ухмыляясь, Николай Юсов.
«Засранец, — беззлобно выругал зятя сочинитель, — Козерог чертов…»
Летчик-истребитель, бывший в недавнем прошлом первым заместителем председателя, а ныне предприниматель первой волны родился пятнадцатого января и упрямым был вроде ишака.
«Ешак — он и в Африке ешак», — улыбнулся про себя сочинитель, вспомнив легендарные «Двенадцать стульев».
— А вот ваше обращение к Лейбницу симптоматично, — повернулся Вечный Жид к Станиславу Гагарину. — Что вас привлекло в нем в первую голову?
— Видите ли, Фарст Кибел, читая Лейбница, я понял, что философ не в силах вырваться из д е и с т с к и х стереотипов, утверждающих существование Бога в качестве безличной первопричины Бытия, но Лейбниц, тем не менее, наделяет собственного Бога, уже обладающего интеллектуальной функцией, высшими прерогативами ч е л о в е ч е с к о г о духа. И суть этого Бога в доведенных до абсолюта высших возможностях человека.