Монструм - Полина Граф

Мне хотелось самому посмотреть на нее. На собственную душу.

Бетельгейзе ждала, и я как можно решительнее кивнул. Она протянула светлые руки, покрытые паутиной еле заметных шрамов, дотронулась до меня, и все источники света разом канули в темноту.

Слышался лишь стук сердца.

Я открыл глаза, но ничего не увидел. Только чувствовал в самой глубине сознания, что нахожусь рядом с чем-то непреодолимым. Я оказался перед душой Бетельгейзе. От нее исходил неописуемо мощный эфир. Я попробовал заглянуть в нее, но звезда никого не пускала в свои мысли, потому я напоролся на грань. Незримая душевная преграда, за которой мы так часто прячем истинное «я». Точно стекло. Бесконечно огромное, бесконечно хрупкое. Бесконечно сильное. Никто до этого не мог скрыть от меня своей души. До сегодняшнего дня.

– Максимус, – раздалось отовсюду, ножом вспоров мое сознание.

Что-то переменилось, словно ветер подул в другую сторону. Все выглядело серым, тусклым и смазанным, и лишь звезда казалась яркой и живой. И такой необъяснимо холодной.

– Где мы? – спросил я.

– Это твоя душа, – монотонно произнесла Бетельгейзе, продолжая смотреть в невидимую точку. – Обычно души выглядят по-другому. Они напоминают места и предметы. От песка на дне вод до далеких светил в космосе. Поверь мне, это неповторимо и красиво, но эта душа не целостна. Окажись все три твоих осколка на месте, твой истинный вид был бы здесь. Но часть души пропала, слияние с красным спектром еще не завершилось до конца, а значит, твой внутренний мир и физический облик еще не сформированы.

Я отступил и огляделся по сторонам. Потрясение до сих пор не прошло. Всю жизнь я считал, что лишь я один способен смотреть внутрь оболочек. И что никто не может заглянуть внутрь моего мира. Но вот, пожалуйста… Я был у Бетельгейзе как на ладони. Все равно что голый. Все моменты моей жизни, все увиденное, сделанное, обдуманное оказалось доступно кому-то еще.

– Я хочу, чтобы ты мне помог, – сказала она. – Для этого я и позволяю тебе видеть то же, что и я. Этот эквилибрум прячется от меня. Отыщи красный спектр в своем прошлом.

Я нахмурился. Здесь не было ни предметов, ни пространства. Не за что ухватиться.

– Я буду открывать пути, – твердо произнесла звезда. – А ты должен сказать, когда почувствуешь его.

Сверху прорезался свет, из мутного серого месива возникла листва. С замиранием сердца я смотрел на место, в котором мы оказались. По мраморному небу неслись омываемые солнцем тучи. Вокруг шелестела листва дубов, воздух был чист. Где-то в лесу закаркала ворона. Казалось, это место было важным для меня, но подробности о нем утекли вместе с украденным осколком, оставив лишь образ леса. Я бесцельно запрокинул голову к небу. Мне было легко шастать по душам и перерывать чужие миры. Видеть их, трогать и измерять в бесконечном пространстве. Но не свою. Собственной души мне так и не довелось увидеть. Этот лес хоть и был ее частью, но оставался лишь воспоминанием, каплей в океане.

– Ничего не чувствуешь? – осведомилась Бетельгейзе, стоя чуть поодаль у кустов терновника.

– Нет, – ответил я. – Даже почти не узнаю тут ничего.

– Это не имеет значения, – сказала Бетельгейзе. – Главное, чтобы красный спектр подал нам знак.

Она подошла ближе и властно произнесла:

– Ты должен почувствовать путь.

Я пристально посмотрел в сторону. Что-то в этом лесу все еще не давало мне покоя. Все выглядело знакомым, но вместе с тем чужим. Я пробирался в чащу и дотрагивался до листвы и рубцеватой коры деревьев в надежде, что прикосновения напомнят мне об этом месте. Казалось, мне вот-вот что-то вспомнится, но чувство мелькало и ускользало, как пылинки в солнечном свете.

– У вас же есть догадки, – сказал я. – О красном спектре.

– Возможно, – уклончиво ответила Бетельгейзе. – Но говорить об этом сейчас бессмысленно.

Прежде чем я успел ответить, небо начало темнеть. Солнце не просто скрылось – оно ушло к горизонту и окрасило тучи золотисто-огненным цветом.

– Похоже, мы перешли в другое воспоминание, – заметила Бетельгейзе.

Последние лучи солнца пронеслись над кронами деревьев, и опустилась ночь. Я ожидал, что будет темно и только луна осветит сонный лес, но по правую руку от нас вспыхнул огонь. Через минуту показалась небольшая поляна с горящим на ней костром. Треск пламени заполнил голову. Звучали голоса – детский и взрослый. Нахлынувшая тоска душила. Там было что-то важное, вне сомнений, и мне требовалось это увидеть. Я протянул руку, чтобы отодвинуть мешавшуюся ветку, но она полыхнула огнем и начала истлевать. То же стало происходить и с остальными деревьями вокруг. Чем дальше мы шли, тем скорее выгорал лес. Он перевоплощался.

За несколько секунд лес исказился, в освещении пыльной лампы показались желтые обои. Белокурая девочка в клетчатом платье сидела за кухонным столом смотрела на меня. В потускневших глазах читался укор.

– Нашли, что искали?

Ее брат. Мы его только что убили. Жестоко и хладнокровно прикончили тварь, которая ранее являлась человеком. Мы с Фри стерли больную душу с лица Вселенной, словно ее никогда и не было.

Обои превратились в камень. Я с изумлением узнал Архив. Бетельгейзе стояла рядом и беспристрастно взирала на тихое и прохладное помещение. Прямо перед нами возникла фреска, та самая, из-за которой красный спектр в предыдущий раз открыл свое страшное прошлое. Мне не хотелось попадать в него вновь, но рука сама собой потянулась к гладкой поверхности.

Запах гари, крики, сотрясающий землю грохот. Но в этот раз никого живого вокруг. Даже Бетельгейзе не нашлось рядом.

Я увидел просторный холл. Воспоминание было нечетким, стены шли рябью, словно состояли из дыма, готового рассеяться в любую секунду. Будто что-то не хотело, чтобы я видел все это. Вверх вела растрескавшаяся лестница. Пол вновь затрясся. Сквозь окно открывался вид на бескрайний город заоблачников далеко внизу. Его разрывало изнутри. Город кричал, бился в агонии. И виной тому были эквилибрумы. Они сражались на земле и в небе, под красным и черным небесными телами.

Пока я, затаив дыхание, смотрел на бойню, позади что-то пронеслось. Неясный красно-синий образ. Он расплывался, но серебряное копье отчетливо блистало в неверном свете. Фигура стрелой взмыла вверх по лестнице – к огромным воротам, из которых проливалось призрачное фиолетовое сияние.

Плащ эквилибрума всколыхнулся, и фигура скрылась в проходе. Гнев и отчаяние заоблачника пронизывали насквозь. Я рванул за ним, перепрыгивая сразу через несколько ступеней, но мне не удалось преодолеть и половины пути. Все смолкло,