Повесть о царе Удаяне - Сомадева

Весело зажили Шива и Мадхава, пользуясь богатствами жреца. Прошло некоторое время, и жрец, алчущий денег, выбрал из украшений один браслет и пошел на рынок его продать. Осмотрели тот браслет внимательно купцы, знающие толк в драгоценных камнях, и сказали: «Чья же это работа? Ловко подделано, ничего не скажешь! Хоть и сверкает браслет различными цветами, но нет в нем ничего, кроме разноцветных кусочков стекла, так искусно оправленных, что кажутся они драгоценными камнями».

Встревожился жрец, принес из дома все украшения и показал их купцам. Посмотрели они внимательно и, увидев, что все это подделки, так и сказали царскому жрецу, а его словно громом поразило. Кинулся он, глупец, к Шиве и сказал ему: «Забери свои драгоценности, верни мне мои деньги!» «Откуда же возьму я тебе деньги? — возразил ему Шива. — Все, что было, истрачено. Время прошло немалое!» Тогда они оба, пререкаясь, пошли к царю, сопровождаемые Мадхавой. Стал жрец царю жаловаться: «Божественный, этот Шива у меня, ничего не подозревавшего, все богатство расхитил, а взамен отдал груду фальшивых украшений, усыпанных кусочками стекла да песка, словно настоящими драгоценными камнями!»

Шива так на это ответил: «О царь, с самого детства жил я как подвижник, а он навязал мне свое подношение. Я говорил ему, что ничего не смыслю в драгоценных камнях и во всяких прочих украшениях, и приводил ему разные доводы. Он же сказал, что он все сам знает, и мне нечего беспокоиться. Тогда согласился я и, приняв дар, все, что у меня было, вручил ему. Он, владыка, за все полученное сам цепу назначил. На то и купчая есть, скрепленная его и моей рукой. Нынче же, господин, прибегает он к твоей высокой помощи». Только кончил Шива говорить, как заговорил Мадхава: «Не ссылайся на меня, жрец. Я здесь и вовсе ни при чем. Ничего я не взял ни у тебя, ни у Шивы. Долго хранил я предками собранные богатства и отдал я их только высокодостойному брахману, которого ты привел ко мне. А если в украшениях и действительно нет ни жемчугов, ни золота, а только кусочки стекла да песка, в оправу вставленные, так и то мой дар пользу принес. Подействовал этот дар, ибо сделан был от чистого сердца: все знают, как исцелился я от тяжкого недуга». Ничто в лице Мадхавы не дрогнуло, пока говорил он эти слова, и когда он кончил, засмеялся царь, а за ним и министры, и был владыка доволен, а все присутствовавшие в собрании говорили со смехом и с улыбками: «Все, что Шива и Мадхава делали, все по закону». Жрец же, утративший богатство, с позором ушел оттуда. Разве не корыстолюбие, ослепившее разум, причина всех его несчастий!

А Шива и Мадхава, эти отъявленные пройдохи, долго жили, обласканные царем и наслаждаясь его милостями. Так плетут обманщики сети из сотен нитей, сбегающих с языка, как с челнока, и словно рыбаки рыбу оплетают ими простаков.

Так-то, отец, и этот брахман, навравший, что, мол, видел он Канакапури, хочет заполучить меня в жены, обманув тебя. Не спеши поэтому с моим замужеством. Пусть побуду я еще в девичестве, посмотрим, что мне на долю выпадет». Когда же закончила рассказ царевна Канакарекха, возразил ей царь Паропакарин: «Не следует, дочка, чрезмерно долго пребывать в девичестве, ибо дурные люди находят радость в том, чтобы очернить добродетель, и чем выше человек, тем чернее возводимая на него ложь. Послушай, расскажу я тебе, что случилось с Харасвамином:

В том городе, что стоит на берегу Ганга и зовется Кусумапура[626], жил подвижник Харасвамин, скитавшийся по святым местам. Питался он подаянием, жил в хижине из листьев, построенной им самим на берегу реки, и так предавался подвижничеству, что достиг среди людей высокого уважения.

Случилось однажды так, что когда он вышел за подаянием, завидев его издалека, сказал людям один злодей, завидующий его добродетели: «Знаете ли вы, что этот подвижник плут? Ведь он пожирает здесь всех детей!» Услышав это, другой о том же заговорил: «Истинно, истинно, и я такое от людей слышал!» Тут и третий подхватил: «Так все и было!» Вот и покатилась злая молва, оплетая добрых людей, и слышится и там и здесь, вот уже весь город полон ею. Горожане не выпускали детей из дому, говоря, что Харасвамин уводит детей и всех их пожирает. Собрались в городе брахманы, напуганные гибелью детей, и, посовещавшись, решили изгнать Харасвамина из города. «Чего доброго, разгневается он, да сожрет нас!» — подумали они, однако, в страхе и решили передать ему свой приказ через специальных вестников.

Пошли послы и кричат ему издалека: «Уходи из нашего города. Так мы, дваждырожденные[627], порешили. Таково наше повеление тебе!» — «За что?» — кричит им изумленный Харасвамин. «Да как же, — снова они ему кричат, — ты пожираешь младенцев». Когда такое дошло до его ушей, решил Харасвамин подойти к ним, а они, видя, что он к ним приближается, разбежались в страхе. Воистину, кто сплетням верит, у того нет разума! Стояли они наверху, а хижина Харасвамина была внизу, у самой воды, и вот он стал по имени окликать каждого брахмана, что наверху стояли, а потом крикнул им: «Что это за наваждение нашло на вас, брахманы? Сколько, чьих детей и где я съел? Осмотритесь-ка кругом!»

Услышали брахманы, смотрят кругом и действительно: у всех у них дети живы, играют; за ними и остальные горожане убедились в этом; тогда брахманы и купцы, и весь народ стали говорить: «Ох, глупые мы, по невежеству посчитали злодеем добродетельного человека! Ведь живы дети-то! Да и кому нужно их поедать?» Так говорили во всем городе, а Харасвамин, с чьей головы спала вина, решил из города уйти. Какому же добродетельному человеку захочется жить в такой стране, где без разумения на веру принимают распущенный злодеями слух?! Тогда пали ему в ноги брахманы и купцы и стали упрашивать остаться, и согласился Харасвамин с их просьбой.

Так-то вот злодеи часто возводят ложные наветы на людей, славящихся доброй жизнью. Если злодеям дать хоть малый повод, они действуют, словно масло, попавшее в пылающий огонь. По-моему, доченька, не должно тебе долго пребывать в девичестве, — оно легко уязвимо для злых наветов, и если ты не будешь упорствовать, то облегчишь этим мое сердце».

Но Канакарекха была тверда в своем решении и, не внемля словам отца, ответила ему так: «Вот слово мое — вели разыскать брахмана или кшатрия, кто действительно видел Канакапури, и тогда отдашь меня ему в жены».

Царь, видя, что дочь не уступит и не зная никакого иного средства найти ей мужа, приказал, чтобы со следующего дня всех вновь прибывающих в страну спрашивали и по всей стране под гром барабанов объявляли: «Если какой брахман или кшатрий видел Канакапури, то пусть немедля скажет о том. Ему в жены я, царь, отдам свою дочь, а его самого сделаю наследником царства». И стали об этом каждый день повсюду объявлять, но никого не находилось, кто повидал бы город Канакапури.

Вот первая волна книги «Четыре девушки» в «Океане сказаний» великого поэта Сомадевы.

Волна вторая

Между тем брахманский сын Шактидева, злосчастный, царевной униженный, подумал про себя: «Налгал я, что видел Канакапури, и выпали мне на долю стыд и позор. Пойду я разыскивать Канакапури, чтоб досталась мне царевна. Пусть лишусь я жизни, но разыщу этот город и, когда вернусь, женюсь на ней. Если же не достанется мне царевна, на что мне жизнь?»

Решив так, вышел Шактидева из Вардхаманапуры и отправился на юг. Шел он, шел и дошел до густого леса, раскинувшегося по горам Виндхья[628], и вступил он в этот лес, обширный и беспредельный, как дело, которое он затеял. Манили его нежные листочки лиан, колышущиеся от ветра, но жестоко палили тело лучи солнца. Днем и ночью слышались там вопли газелей, раздираемых яростными львами и другими хищниками, словно стоны жертв ночных грабителей.

Беспрепятственно сновали по этому безлюдью палящие лучи солнца, словно оно хотело одолеть все живое своей яростью. Измученный жаждой и долгой дорогой, где на каждом шагу подстерегали его несчастья, уже немало дней путник пробирался сквозь лес и увидал наконец уединенное озеро, полное прохладной и сладкой воды. Покрытое зонтиками раскрывшихся цветков розового лотоса, овеваемое крыльями птиц, это озеро было воистину царем среди озер. Окунулся в него Шактидева, утолил жажду и, осмотревшись, увидел на берегу обитель отшельников, осененную тенистыми и полными плодов деревьями. Там у корней дерева ашваттха[629] сидел, отдавшийся подвижничеству, престарелый мудрец, звавшийся Сурьятапаса.

По вискам его сбегали серебристые пряди, каждый завиток которых означал один из годов его жизни, а было их более ста.

Шактидева, почтительно приветствуя мудреца, приблизился к нему, а тот, оказав гостю должный прием, ответил ему добрым словом и предложил отведать лесных плодов. Затем он спросил: «Скажи, откуда пришел ты и куда идешь?» — «Пришел я из города Вардхаманапуры, почтенный, а иду я искать город Канакапури, но не знаю, в какую сторону идти, чтоб до него добраться. Может быть, почтенный скажет», — ответил Шактидева. И сказал ему мудрец: «Сынок, уже сто восемь лет прошло, как я сижу здесь, и за все эти годы ни разу не довелось мне слышать об этом городе». Промолвил тогда Шактидева: «Видно, кончатся мои странствия по земле моей смертью!» — и рассказал мудрецу всю свою историю. Тот ему посоветовал: «Коли ты твердо решился найти город, то сделай так, как я тебе скажу. За триста йоджан[630] отсюда раскинулась земля Кампилья[631], там стоит гора Уттара и есть на ней обитель отшельников. Живет в той обители мой старший брат Диргхатапас. Ступай к нему; может, он знает где Канакапури». Выслушал Шактидева это наставление, сказал: «Так и сделаю», — и, проведя ночь у мудреца, поспешил утром куда ему было сказано.