Тень машины войны (ЛП) - Бейли Кристин

Я никогда не возьму на руки ребёнка Оливера и Люсинды.

Я никогда не увижу Питера или остальных моих друзей, и даже Дэвида, которого я по-прежнему считала другом. Они даже не узнают, что со мной случилось. Я останусь горсткой высохших костей в тёмной дыре, где прекрасные вещи брошены во тьму и забыты.

Я посмотрела на Papa. Я никогда не верну его по-настоящему. Я столько всего хотела ему сказать, столько его знаний я бы хотела перенять сама и передать своим детям.

Но не будет никаких детей. Никакого наследия. Ничего.

Я останусь столь же малозначительной, как пылинка, и имя моей семьи умрёт по-настоящему.

Я сглотнула комок в горле, и несмотря на дрожь, сжала руки в кулаки и выпрямилась. У меня имелся миллион причин, чтобы жить, но все они были личными. Я всё равно была лишь одним человеком, но в моих руках находились судьбы сотен тысяч, если не миллионов человек. Я не могла их подвести. Моя жизнь — это одна жизнь. Если я оплакивала свою потерю, то надо по справедливости придётся оплакивать и тысячекратную потерю всех, кого я не спасла. Если мне нужно умереть, то я умру ради них и ради всего потенциала, который они в себе несли.

— Я не стану отпирать эту машину, — сказала я, и мой голос эхом отразился от высоких зеркал, которые стояли вокруг этого уродства как стражи. — Прости, Papa. Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, моя храбрая девочка, — сказал он, затем закрыл глаза.

— Что ж, чёрт возьми, — прокомментировала Буше. Я повернулась к ней, и хоть страх и ужас одолевали мои мысли и чувства, я оставалась непокорной. Она шагнула ко мне ближе. — Я надеялась сохранить тебя. В тебе есть потенциал. Я могла бы оснастить тебя модификациями, как Оноре, и наконец-то дать себе внучку, которой я заслуживаю.

Она дважды щёлкнула пальцами, и голова смертоносного луча повернулась влево, затем опустилась, чтобы нацелиться прямиком на меня. Я смотрела, как свет и искры кружат в хрустальных линзах машины, затем кольцо шестерёнок сдавило линзы, фокусируя их как светящийся глаз. Я ощутила волну жара, окатившую меня, и она была столь мощной, что волоски на моих руках скрутились и иссохли. Моя кожа горела, пот покатился по шее, а Papa забился в своих цепях.

— Крессида, — заорал он. — Нет!

Оноре толкнул рычаг вперёд, и машина засияла ещё ярче. Внезапно мне показалось, будто я стою на поверхности солнца. Я закричала и попыталась сдвинуться в сторону, чтобы избежать свирепого жара. Как бы я ни приготовилась умирать, боль превратила меня в животное, которое желало лишь сбежать.

— Выбор за тобой, мой дорогой Генри, — сказала Буше, протянув руку и прикоснувшись к его лицу. Она вложила ключ в его руку. — Будет она жить или умрёт?

Глава 30

Я хотела сказать ему не поддаваться, но слова застряли в моём горле. Я должна была избежать жара.

Я потянулась к нему, и петля цепи, которая обхватывала мою талию, распрямилась, давая мне немного свободы, но я никуда не могла деться, чтобы укрыться от луча. Я чувствовала, как жар в моей крови разносится по венам и ревёт в ушах. Я шагнула ближе к машине, надеясь найти безопасное укрытие под ней.

— Подумать только, — голос Буше звучал как патока, струившаяся из её горла. — Она сгорит в точности как её мать и отец. Чрезвычайно трагично. Только в этот раз ты сможешь наблюдать за этим.

— Довольно, — сказал Papa, сгорбив плечи. — Я сделаю всё, что ты захочешь. Только не вреди ей.

— Papa, не надо. Пожалуйста, — молила я, зная, что молю о собственной смерти. Я не хотела умирать, но так при встрече с Господом я хотя бы смогу держать голову гордо поднятой. Вот что значит принести жертву. Боль временна. А вот горе тысяч людей, пострадавших от этого чудовища, будет бесконечным.

Papa посмотрел на меня, и я впервые увидела сломленного мужчину.

— Я не смогу смотреть, как она умирает.

Буше расстегнула кандалы на его запястье, и он подошёл к пульту управления. Я в ужасе смотрела, как он открывает ключ. Убийственный жар прекратился.

Я обязана положить этому конец. Должен же быть какой-то способ. Оноре нависал надо мной с лучом смерти, держа меня в поле зрения. В основании вращались шестерёнки. Что у меня имеется полезного? У меня нет оружия, моя одежда разорвана, и я не могла сбежать от машины. Я прикована к поручню.

Кольцом. Кольцом, которое могло скользить. Я оценила длину цепи и произвела мысленные подсчёты. Это могло сработать, если идеально выбрать момент.

Papa сгорбился над пультом управления. Позади луча смерти возвышались огромные вентиляционные трубы бойлера. Я до сих пор чувствовала жар огня, но двигатель ещё не был запущен. Я слушала, как Papa играет последовательность нот, которые вызывали громкие щелчки. Он выдохнул, затем его пальцы дрогнули. Он сыграл неверную ноту, нажав соседнюю клавишу, отчего в песне, которой он так тщательно обучал меня, случилась заминка.

Взгляд Буше превратился в лёд.

— Поспеши, иначе можешь навсегда попрощаться со своей драгоценной внучкой, — пол под нами завибрировал, а затем я услышала шипение и громкий визг. Пространство под пультом управления открылось, когда напор бойлера запустил двигатели. Словно зверь, очнувшийся от спячки, машина пробуждалась. Лезвия впереди начали вращаться.

У меня имелся лишь один шанс, единственный момент, когда старая ведьма отвлечётся. Буше схватила чертежи, подняла и вцепилась в них как в драгоценное сокровище.

Сейчас.

Я метнулась через всю платформу, позволяя ногам скользить вперёд и вытягивая руки, чтобы моя цепь застряла в шестерёнках у основания луча смерти.

Оноре закричал, когда зубцы зажали цепь. Шестеренки натужно заскрипели, и луч смерти заметался туда-сюда на суставчатой арматуре, как птица, мотающая своей ужасной головой. Оноре утратил равновесие и свалился с пульта управления. Кандалы крепко тянули меня за запястье, когда Буше кинулась ко мне. Оноре пытался подняться, но дёрнул за рычаг, который контролировал мощность луча.

Из машины вырвался ослепительный луч, прорезавший пар и дым, которые теперь валили из бойлера. Луч угодил в окружавшие нас зеркала и отразился под всевозможными углами, едва не зацепив Буше. Она отскочила от смертоносного света, выронив при этом планы.

Я дёрнула цепь, крепившуюся к моей талии. Зубцы шестерёнок у основания луча смерти сокрушили звенья цепи и разрубили её пополам. Я встала и замахнулась на Буше обрывком цепи, который по-прежнему крепился к моему запястью. Цепь ударила её по лицу.

— Papa! Беги! — закричала я, когда луч вновь сдвинулся, пронёсшись по платформе, источая жар и теперь приближаясь к вентиляционным трубам бойлера. Он светил в тысячу раз мощнее того, что вытерпела я. Моя кожа до сих пор как будто горела, но я не сомневалась, что теперь луч мог расплавить плоть за доли секунды.

Papa схватил меня за руку и дёрнул к себе, а затем мы вместе спрыгнули с джаггернаута. Пока мы скатывались по боку машины, заклёпки больно ударили меня по бедру, и я врезалась в панель, которая выступала над шипастыми шестерёнками.

Papa ухватился за перекладину приставной лестницы и вцепился в неё. Одно из лезвий полоснуло прямо возле моей головы, и я ощутила, как волосы за моими ушами взметнулись от потока сместившегося воздуха.

Милостивый Боже, мы никогда это не переживём.

Машина зашипела, затем засвистела. Мне ни капельки не понравился этот звук. Джаггернаут задрожал. Я спрыгнула вниз и приземлилась на каменной платформе, затем бросилась на пол, миновав склон и вращающиеся лезвия в передней части ужасной машины.

Я больно приземлилась, позволив себе съёжиться и откатиться в сторону. Огромные шипастые колеса начали вращаться. Они напрягались, сцепляясь с каменной платформой.

Papa сбегал по ступеням со скоростью, поразительной для его возраста, но паника и не такое делала с человеком. Вместе мы понеслись к входу на слоновье кладбище. Нам надо добраться до Академии, пока не стало слишком поздно.