Том 1. Стихотворения - Алексей Толстой

17

Он говорил: «Смотрите, для примераЯ несколько приму античных поз:Вот так стоит Милосская Венера;Так очертанье Вакха создалось;Вот этак Зевс описан у Гомера;Вот понят как Праксителем Эрос,А вот теперь я Аполлоном стану» —И походил тогда на обезьяну.

18

Я думаю, поймешь, читатель, ты,Что вряд ли мог я этим быть доволен,Тем более что чувством красотыЯ от природы не был обездолен;Но у кого все средства отняты,Тот слышит звон, не видя колоколен;А слова я хотя не понимал,Но чуялся иной мне «идеал».

19

И я душой искал его пытливо —Но что найти вокруг себя я мог?Старухи тетки не были красивы,Величествен мой не был педагог —И потому мне кажется не диво,Что типами их лиц я пренебрег,И на одной из стен большого залаТип красоты мечта моя сыскала.

20

То молодой был женщины портрет,В грацьозной позе. Несколько поблек он,Иль, может быть, показывал так светСквозь кружевные занавесы окон.Грудь украшал ей розовый букет,Напудренный на плечи падал локон,И, полный роз, передник из тафтыЗа кончики несли ее персты.

21

Иные скажут: Живопись упадка!Условная, пустая красота!Быть может, так; но каждая в ней складкаМне нравилась, а тонкая чертаМой юный ум дразнила как загадка:Казалось мне, лукавые уста,Назло глазам, исполненным печали,Свои края чуть-чуть приподымали.

22

И странно то, что было в каждый часВ ее лице иное выраженье;Таких оттенков множество не разПодсматривал в один и тот же день я:Менялся цвет неуловимый глаз,Менялось уст неясное значенье,И выражал поочередно взорКокетство, ласку, просьбу иль укор.

23

Ее судьбы не знаю я поныне:Была ль маркиза юная она,Погибшая, увы, на гильотине?Иль, в Питере блестящем рождена,При матушке цвела Екатерине,Играла в ломбр, приветна и умна,И средь огней потемкинского балаКак солнце всех красою побеждала?

24

Об этом я не спрашивал тогдаИ важную на то имел причину:Преодолеть я тайного стыдаНикак не мог — теперь его откину;Могу, увы, признаться без труда,Что по уши влюбился я в картину,Так, что страдала несколько латынь;Уж кто влюблен, тот мудрость лучше кинь.

25

Наставник мой был мною недоволен,Его чело стал омрачать туман;Он говорил, что я ничем не болен,Что это лень и что «wer will, der kann!»[24].На этот счет он был многоглаголенИ повторял, что нам рассудок дан,Дабы собой мы все владели болеИ управлять, учились нашей волей.

26

Был, кажется, поклонник Канта он,Но этот раз забыл его ученье,Что «Ding an sich»[25], лишь только воплощен,Лишается свободного хотенья;Я ж скоро был к той вере приведен,Что наша воля плод предназначенья,Зане я тщетно, сколько ни потел,Хотел хотеть иное, чем хотел.

27

В грамматике, на место скучных правил,Мне виделся все тот же милый лик;Без счету мне нули наставник ставил, —Их получать я, наконец, привык,Прилежностью себя я не прославилИ лишь поздней добился и постиг,В чем состоят спряжения красоты.О классицизм, даешься не легко ты!

28

Все ж из меня не вышел реалист —Да извинит мне Стасюлевич это!Недаром свой мне посвящала свистУж не одна реальная газета.Я ж незлобив: пусть виноградный листПрикроет им небрежность туалетаИ пусть Зевес, чья сила велика,Их русского сподобит языка!

29

Да, классик я — но до известной меры:Я б не хотел, чтоб почерком пераПрисуждены все были землемеры,Механики, купцы, кондуктораВиргилия долбить или Гомера;Избави бог! Не та теперь пора;Для разных нужд и выгод матерьяльныхЖелаю нам поболе школ реальных.

30

Но я скажу: не паровозов дымИ не реторты движут просвещенье —Свою к нему способность изощримЛишь строгой мы гимнастикой мышленья,И мне сдается: прав мой омоним,Что классицизму дал он предпочтенье,Которого так прочно тяжкий плугВзрывает новь под семена наук.

31

Все дело в мере. Впрочем, от предметаОтвлекся я — вернусь к нему опять:Те колебанья в линиях портретаПотребностью мне стало изучать.Ребячество, конечно, было это,Но всякий вечер я, ложася спать,Все думал: как по минованье ночиМой встретят взор изменчивые очи?

32

Меня влекла их странная краса,Как путника студеный ключ в пустыне.Вставал я в семь, а ровно в два часа,Отдав сполна дань скуке и латыне,Благословлял усердно небеса.Обедали в то время в половинеЧетвертого. В час этот, в январе,Уж сумерки бывают на дворе.

33

И всякий день, собрав мои тетради,Умывши руки, пыль с воротничкаСмахнув платком, вихры свои пригладяИ совершив два или три прыжка,Я шел к портрету наблюдений ради;Само собой, я шел исподтишка,Как будто вовсе не было мне дела,Как на меня красавица глядела.

34

Тогда пустой почти был темен зал,Но беглый свет горящего каминаНа потолке расписанном дрожалИ на стене, где виделась картина;Ручной орган на улице играл;То, кажется, Моцарта каватинаВсегда в ту пору пела свой мотив,И слушал я, взор в живопись вперив.

35

Мне чудилось в тех звуках толкованьеИ тайный ключ к загадочным чертам;Росло души неясное желанье,Со счастьем грусть мешалась пополам;То юности платил, должно быть, дань я.Чего хотел, не понимал я сам,Но что-то вслух уста мои шептали,Пока меня к столу не призывали.

36

И, впечатленья дум моих храня,Я нехотя глотал тарелку супа;С усмешкой все глядели на меня,Мое лицо, должно быть, было глупо.Застенчивей стал день я ото дня,Смотрел на всех рассеянно и тупо,И на себя родителей упрекНе раз своей неловкостью навлек.

37

Но было мне страшней всего на свете,Чтоб из больших случайно кто-нибудьЗаговорить не вздумал о портретеИль, хоть слегка, при мне упомянуть.От мысли той (смешны бывают дети!)Уж я краснел, моя сжималась грудь,И казни б я подвергся уголовной,Чтоб не открыть любви моей греховной.

38

Мне памятно еще до этих пор,Какие я выдумывал уловки,Чтоб изменить искусно разговор,Когда предметы делались неловки;А прошлый век, Екатеринин двор,Роброны, пудра, фижмы иль шнуровки,И даже сам Державин, автор од,Уж издали меня бросали в пот.

39

Читатель мой, скажи, ты был ли молод?Не всякому известен сей недуг.Пора, когда любви нас мучит голод,Для многих есть не более как звук;Нам на Руси любить мешает холодИ, сверх того, за службой недосуг:Немногие у нас родятся наги —Большая часть в мундире и при шпаге.

40

Но если, свет увидя между нас,Ты редкое являешь исключеньеИ не совсем огонь в тебе погасТех дней, когда нам новы впечатленья,Быть может, ты поймешь, как в первый разОн озарил мое уединенье,Как с каждым днем он разгорался вновьИ как свою лелеял я любовь.

41

Была пора то дерзостных догадок,Когда кипит вопросами наш ум;Когда для нас мучителен и сладокБывает платья шелкового шум;Когда души смущенной беспорядокНам не дает смирить прибоя думИ, без руля волнами их несомы,Мы взором ищем берег незнакомый.

42