Том 1. Стихотворения - Алексей Толстой

[1867]

Портрет*

1

Воспоминаний рой, как мошек туча,Вокруг меня снует с недавних пор.Из их толпы цветистой и летучейСоставить мог бы целый я обзор,Но приведу пока один лишь случай;Рассудку он имел наперекорНа жизнь мою немалое влиянье —Так пусть другим послужит в назиданье…

2

Известно, нет событий без следа:Прошедшее, прискорбно или мило,Ни личностям доселе никогда,Ни нациям с рук даром не сходило.Тому теперь, — но вычислять годаЯ не горазд — я думаю, мне былоОдиннадцать или двенадцать лет —С тех пор успел перемениться свет.

3

Подумать можно: протекло лет со сто,Так повернулось старое вверх дном.А в сущности, все совершилось просто,Так просто, что — но дело не о том!У самого Аничковского мостаБольшой тогда мы занимали дом:Он был — никто не усумнится в этом, —Как прочие, окрашен желтым цветом.

4

Заметил я, что желтый этот цветОсобенно льстит сердцу патриота;Обмазать вохрой дом иль лазаретНеодолима русского охота;Начальство также в этом с давних летБлагонамеренное видит что-то,И вохрятся в губерниях сплечаПалаты, храм, острог и каланча.

5

Ревенный цвет и линия прямая —Вот идеал изящества для нас.Наследники Батыя и Мамая,Командовать мы приучили глазИ, площади за степи принимая,Хотим глядеть из Тулы в Арзамас.Прекрасное искать мы любим в пошлом —Не так о том судили в веке прошлом.

6

В своем дому любил аристократКапризные изгибы и уступы,Убранный медальонами фасад,С гирляндами колонн ненужных купы,На крыше ваз или амуров ряд,На воротах причудливые группы.Перенимать с недавних стали порУ дедов мы весь этот милый вздор.

7

В мои ж года хорошим было тономКазарменному вкусу подражать,И четырем или осьми колоннамВменялось в долг шеренгою торчатьПод неизбежным греческим фронтоном.Во Франции такую благодатьЗавел, в свой век воинственных плебеев,Наполеон, — в России ж Аракчеев.

8

Таков и наш фасад был; но внутриХарактер свой прошедшего столетьяДом сохранил. Покоя два иль триМогли б восторга вызвать междометьеУ знатока. Из бронзы фонариВ сенях висели, и любил смотреть я,Хоть был тогда в искусстве не толков,На лепку стен и форму потолков.

9

Родителей своих я видел мало;Отец был занят; братьев и сестерЯ не знавал; мать много выезжала;Ворчали вечно тетки; с ранних порПривык один бродить я в зал из залаИ населять мечтами их простор.Так подвиги, достойные романа,Воображать себе я начал рано.

10

Действительность, напротив, мне былаОт малых лет несносна и противна.Жизнь, как она вокруг меня текла,Все в той же прозе движась беспрерывно,Все, что зовут серьезные дела, —Я ненавидел с детства инстинктивно.Не говорю, чтоб в этом был я прав,Но, видно, так уж мой сложился нрав.

11

Цветы у нас стояли в разных залах:Желтофиолей много золотыхИ много гиацинтов, синих, алых,И палевых, и бледно-голубых;И я, миров искатель небывалых,Любил вникать в благоуханье их,И в каждом запах индивидуальныйМне музыкой как будто веял дальной.

12

В иные ж дни, прервав мечтаний сон,Случалось мне очнуться, в удивленье,С цветком в руке. Как мной был сорван он —Не помнил я; но в чудные виденьяБыл запахом его я погружен.Так превращало мне воображеньеВ волшебный мир наш скучный старый дом —А жизнь меж тем шла прежним чередом.

13

Предметы те ж, зимою, как и летом,Реальный мир являл моим глазам:Учителя ходили по билетамВсе те ж ко мне; порхал по четвергамТанцмейстер, весь пропитанный балетом,Со скрипкою пискливой, и мне самМой гувернер в назначенные срокиПреподавал латинские уроки.

14

Он немец был от головы до ног,Учен, серьезен, очень аккуратен,Всегда к себе неумолимо строгИ не терпел на мне чернильных пятен.Но, признаюсь, его глубокий слогБыл для меня отчасти непонятен,Особенно когда он объяснял,Что разуметь под словом «идеал».

15

Любезен был ему Страбон и Плиний,Горация он знал до тошнотыИ, что у нас так редко видишь ныне,Высоко чтил художества цветы,Причем закон волнообразных линийМне поставлял условьем красоты,А чтоб система не пропала праздно,Он сам и ел и пил волнообразно.

16

Достоинством проникнутый всегда,Он формою был много озабочен,«Das Formlose[23] — о, это есть беда!» —Он повторял и обижался очень,Когда себе кто не давал трудаИль не умел в формальностях быть точен;А красоты классической печатьНаглядно мне давал он изучать.

17

Он говорил: «Смотрите, для примераЯ несколько приму античных поз:Вот так стоит Милосская Венера;Так очертанье Вакха создалось;Вот этак Зевс описан у Гомера;Вот понят как Праксителем Эрос,А вот теперь я Аполлоном стану» —И походил тогда на обезьяну.

18

Я думаю, поймешь, читатель, ты,Что вряд ли мог я этим быть доволен,Тем более что чувством красотыЯ от природы не был обездолен;Но у кого все средства отняты,Тот слышит звон, не видя колоколен;А слова я хотя не понимал,Но чуялся иной мне «идеал».

19

И я душой искал его пытливо —Но что найти вокруг себя я мог?Старухи тетки не были красивы,Величествен мой не был педагог —И потому мне кажется не диво,Что типами их лиц я пренебрег,И на одной из стен большого залаТип красоты мечта моя сыскала.

20

То молодой был женщины портрет,В грацьозной позе. Несколько поблек он,Иль, может быть, показывал так светСквозь кружевные занавесы окон.Грудь украшал ей розовый букет,Напудренный на плечи падал локон,И, полный роз, передник из тафтыЗа кончики несли ее персты.

21

Иные скажут: Живопись упадка!Условная, пустая красота!Быть может, так; но каждая в ней складкаМне нравилась, а тонкая чертаМой юный ум дразнила как загадка:Казалось мне, лукавые уста,Назло глазам, исполненным печали,Свои края чуть-чуть приподымали.

22

И странно то, что было в каждый часВ ее лице иное выраженье;Таких оттенков множество не разПодсматривал в один и тот же день я:Менялся цвет неуловимый глаз,Менялось уст неясное значенье,И выражал поочередно взорКокетство, ласку, просьбу иль укор.

23

Ее судьбы не знаю я поныне:Была ль маркиза юная она,Погибшая, увы, на гильотине?Иль, в Питере блестящем рождена,При матушке цвела Екатерине,Играла в ломбр, приветна и умна,И средь огней потемкинского балаКак солнце всех красою побеждала?

24

Об этом я не спрашивал тогдаИ важную на то имел причину:Преодолеть я тайного стыдаНикак не мог — теперь его откину;Могу, увы, признаться без труда,Что по уши влюбился я в картину,Так, что страдала несколько латынь;Уж кто влюблен, тот мудрость лучше кинь.

25

Наставник мой был мною недоволен,Его чело стал омрачать туман;Он говорил, что я ничем не болен,Что это лень и что «wer will, der kann!»[24].На этот счет он был многоглаголенИ повторял, что нам рассудок дан,Дабы собой мы все владели болеИ управлять, учились нашей волей.

26