Тонкий лед - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где твоя шоферюга? Куда подевалась? — вспомнил Соколов.
— Это ты об Ирине вспомнил? Она уже дома. Освободилась, работает, возит начальство, по-моему, семью завела. Трудно одной везде справляться, нашла помощника. Да и сама многое теперь умеет. Эта нигде не пропадет,— уверенно говорил Федор Дмитриевич.
— Счастливые вы люди! От вас часто на волю уходят, не то что у меня, только по большим праздникам одного или двоих милуют. В этот раз Кондрата выпустим. Домой отправлять будем. Вот только не знаю, как сказать старику? Он не хочет на волю. Никого у него там не осталось. Один как крест на могиле. Никому не верит и не любит. Не для кого жить, а для старика важна нужность. Иначе весь смысл потерян. И мои уговоры не помогают. Говорит, что там похоронить станет некому.
— Ты похлопочи, Саня, может, возьмут деда в пансионат. Ведь у него рабочего стажа на троих мужиков наберется. Человек он непьющий, спокойный, никому не помеха.
— Заодно старух лечить будет! Во, веселуха начнется! Бабки от врачей к нему переметнутся! Они любят лечиться. Там и для себя какую-нибудь приглядит! — встрял Егор.
— Если б знали, как трудно далось мне помилование Кондрата. Уговаривал, ругался, просил, убеждал, к прокурору ходил два месяца. Никак не соглашался. Злопамятный человек, забыл, что дед его вылечил от псориаза. А вот газетную статью помнил.
— А он знает, что ты его к воле готовишь? — спросил Касьянов Соколова.
— Нет. Я ему не говорил. Может, попробую определить в интернат для стариков. Иначе Кондрату воля не будет в радость. Главное, там он не будет один.
— О чем ты, Сань? Он умудрился даже в зоне жить в одиночестве. Кондрата этим не испугать. Другое дело, что там накормлен и пригляжен будет, да крыша над головой — это нимало для деда,— говорил Платонов.
— Одно плохо: знахаря, целителя в нем задавят, да и передать эти знания некому. Недавно я разрешил ему с мужиками в тайгу, на «деляну» поехать. Они лес валили, а он всякие травы, корни собирал. Ну, средь зэков говна хватает. Вот один из них возьми и ляпни, повитухой старика назвал. Еще покруче добавил, посолонее. Кондрат смолчал. Где-то к вечеру сели мужики передохнуть, а того пересмешника гадюка за ногу укусила. Болотная, самая ядовитая из гадов. Тот взвился! Ведь и не заметил, не почувствовал, как она в сапог заползла. Нога стала опухать. Короче, дышать ему оставалось немного, минут десять-пятнадцать. А врача в тайге где взять? Пока в зону привезли б, он по дороге кончился бы. Вот тут и пристали зэки к Кондрату, дескать, помоги, родимый, спаси душу, в долгу не останемся. Старик оглядел ногу, она уже вовсе отекла. Кондрат выдернул из уже заготовленных трав несколько штук, оборвал листья, приложил к укусу. Потом смешал какие-то семена, корешки, перетер в ладонях и этим заменил листья. Но перед всем тем жгут наложил на колено, тоже из трав. Вскоре опухоль на ноге спадать стала. Кондрат менял травки, семена. Тот пересмешник лежит молча. Стыдно стало. А как еще? Нога горела, тут же успокоилась, затихла, и мужик заснул. Зэки увидели, что укушенная нога больше не тревожит,— извинились перед Кондратом. И все дни, сколько был среди них, плохое слово никто не обронил в его адрес. Боялись, что и их судьба накажет. Правда, без приключения все равно не обошлось! — рассмеялся Александр Иванович и, срезав подосиновик, выпрямился, продолжил,— в тот день вся зона хохотала до икоты. Впервые так приключилось. Привезли мужикам ужин на «деляну».Они не сели за стол, а поблизости, под кустами расположились. С мисками, хлебом, компотом. Последним бригадир пришел. Взял кашу, отошел подальше от всех, сел, да вдруг как взвоет. Глаза на лоб полезли. В чем дело, никто не поймет. Оказалось, бугор на ежа сел. И как угораздило? Почему ежик не успел сбежать от этой задницы, поняли сразу. Он моховик приглядел и перекусывал ножку, чтоб потом его на колючки нацепить, унести к себе в нору, в зимний запас. Ну, и увлекся. А здесь, откуда ни возьмись, эта задница на него свалилась, разгладила в лепешку. Ежик едино что успел — выпустил колючки и достал бугра до самых помидоров. Бригадир орал так, что тайга умолкла. Все звери и зверушки притихли со страху, не зная, кто кого и за что прижучил? Вскочил мужик с ежа, благим матом орет, а у него на заднице— добрая пригоршня иголок от ежа. Их всей бригадой выдирали. Жопа у бугра подушкой вздулась. Ни сесть, ни стоять не может, такая боль. Лежать только на животе. Сзади так горело, будто в кипящем котле посидел. Ладно б только задница пострадала, а то ведь и яйцам кисло досталось. Он в раскорячку с неделю ходил. И уж какая там работа, в лопухи без воя не ходил. С тех пор для него страшнее ежа нет в тайге зверя! Боится как чумы!
— А что ж Кондрат не помог ему?
— Кому? Бугру или ежу? — усмехался Соколов.
— Зэку, конечно!
— Кондрат на то время уже в зоне был, да и случись при нем, не стал бы лечить. У того на руках крови много. Дед таких терпеть не может и не лечит.
— Мужики, давайте сюда! Гляньте, сколько маслят!— позвал Егор.
— А ты везучий, любит тебя тайга, одаривает! — присел на корточки Александр Иванович и заговорил,— Знаешь, Егор, я с твоим Ромкой все перепробовал. Пытался с ним по доброму наладить отношения. Ставил его банщиком, там работы немного. Так он всех зэков бритвенными лезвиями снабдил. Убрал его из бани в хлеборезку — работяг стал обжимать. Фартовым пайки работяг сбывал за «бабки». Перевел в прачечную — и там отличился. Все новое белье ворюгам, а работягам — сплошь рванье отдавал. Поставил убирать кабинеты в административном корпусе, так охрана выкинула за пакости, вломили ему за воровство и мерзости. Он только мне в сиденье стула пять лезвий загнал, да в стол штук восемь. Моему заму еще и гвозди приспособил. Ладно, простили. Поставили убирать территорию вокруг нашего административного корпуса — он через форточку залез в кассу. Хорошо, что денег в тот момент не было, но сумел подонок даже сейф открыть. Удрать не успел, увлекся и не услышал, как кассир вошел. Ох, и вломили ему тогда, скопом наподдали. После того все окна и форточки забили. А он самого себя к полу пришпандорил гвоздями. Когда их вытаскивали из его ног, все уши надорвал криком. Наш врач теперь зовет его своим постоянным пациентом. Знаешь, чем теперь грозит? Лезвий наглотаться.
— Черт с ним! Пусть хоть грызет их вместо хлеба!— отмахнулся Егор.
— А мне как быть? Его мамаша письмами забросала. Каждые три дня получаю от нее послания. Сыночком интересуется, как он здесь? Что с его здоровьем, настроением? Все ли у него в порядке?
— Раньше надо было заботиться. Теперь что толку? — глухо отозвался Платонов.
— Она такая же чокнутая как и Роман. Спрашивает меня в письме, возим ли мы заключенных в кино, театр? Читает ли ее выродок книги? Нет, вы представляете себе такое, чтоб я наших козлов повез в кино? А там и в кабак, и по бабам! Совсем звезданулась мамашка! Посеяла, где ее сын и на каком режиме! Осуди его раньше, давно бы шлепнули пулю в лоб и забыли б гада. А эта как спросит, смех берет! Издевается идиотка!
— Она одна, или еще такие есть? — спросил Касьянов.
— Имеются! Академик из Хабаровска. Его сын у меня киснет. Правда, ему последний год остался. Тоже интересуется, продолжает ли сын свое самообразование? Ведь его взяли с третьего курса института. Ну, как же? Да он за десять лет отсидки, выйдет доктором живодерных наук! Куда там папашке до него? Он сел за убийства! Зато родитель печется о его духовной культуре! Сказал бы я ему, сколько крови испортил его выродок работникам зоны!
— Это что? Вот нашим бабам приходят письма, так без мата читать невозможно. Пишет один ублюдок своей жене: «Ты смотри там, не блядуй, не таскайся с охранниками! Не то узнаю, тебе ноги вырву, а им репы поскручиваю. Слышь, Зойка, не клей свое начальство. Они попользуются, а жить с тобой не станут. Потому что у них на выбор целая зона!» — сморщился Федор Дмитриевич и добавил,— черт знает этих людей! Или не понимают, не слышали, что такое женская зона?
Соколов уже набрал две корзины грибов, теперь собирал стланиковые шишки в рюкзаки. Касьянов заложил свои рюкзаки с грибами в багажник, достал мешки для орехов и сел перекурить. И только Егор собирал в ведро лесную малину. Он постепенно уходил от Касьянова и Соколова в глушь тайги. Ему и впрямь повезло, малины было много. Крупная, чистая, она будто звала за собою в чащу.
И вдруг... совсем рядом, прямо у ног Платонова упало что-то тяжелое. Егор невольно отскочил, увидев рысь. Та, вскрикнув по-кошачьи, смотрела на человека колюче и, казалось, готовилась к прыжку.