Тонкий лед - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где теперь ваша семья живет?
— Они ни при чем. Их не трогайте.
— И не собирался. Я по другому поводу о них спросил. Может, свой заработок станете им перечислять? Жить же как-то надо!
— Обязательно. Я напишу заявление,— успокоилась женщина.
— Анна, ну, а с отчимом встретились? — спросил Платонов.
— Конечно! Я до смерти спокойно уснуть не смогла бы, если б он своей смертью откинулся. На нем сама точку поставила.
— Мать знает?
— Какое мне до нее дело? Я с нею не говорила. Она как-никак родила. Вот дальше не смогла растить путем. На чужого мужика доверила, он и отмочил. Я свое детство и в гробу не забуду, а все он...
— Где ж его приловила?
— В бухарнике, ну, в пивнушке на вокзале. Узнала, хотя много лет прошло. Предложила выпить, он — с радостью. Сказала, что дело к нему имею. Ну, и привела на морской берег. Там спросила, помнит ли он Анну? Он не сразу врубился. Зато когда напомнила, глаза на лоб полезли: «Я и не думал, что ты жива! Арабы просто так баб не отпускают, либо в гарем, либо в могилу загоняют. Третьего не дано». Ответила ему, что перепродали меня, и так больно стало! Вспомнились все муки! Сказала отчиму, что не жилец он больше, пришла его очередь ответ держать. Нет, не плакал, не убегал, только спросил тихо: «А мертвого меня простишь?». Я не хотела врать и промолчала. А моя мамаша, как я услышала, совсем спилась. Во время похорон уснула в машине рядом с гробом отчима. Плохо это, но и тут не исправить ничего. Поздно,— вздохнула Анна.
— Много пережито, что и говорить. Как все выдержала? Понятно, от чего сама стала вот такой жесткой! Но ведь вокруг люди, не повинные в твоих горестях, и пережили не меньше. Их тоже понять надо и пощадить, не подставлять под новые беды. Я вас хорошо понял. Жаль, что судьба вот так коряво сложилась. И все ж нельзя забывать другое, жизнь не заканчивается, и после зоны вам предстоит выйти на волю. Как распорядитесь будущим, зависит от вас самой. Я желаю вам счастья,— улыбался Егор.
— Вы так говорите, как будто я выхожу на свободу, а мне возвращаться в барак. И десять лет впереди. Кто знает, что за это время может случиться?
— Я думаю, все будет хорошо! И мы с вами никогда не станем врагами,— пытливо заглянул в глаза Анне.
Та не отвернулась:
— Зачем мне с вами враждовать? Какое отношение имеете к моим бедам? Я не живу вслепую. Вы сумели выслушать меня, другие на это оказались неспособными. Хотя, может, все к лучшему?
— Аня, когда вдруг нахлынет, и на душе станет невыносимо, передай охране, что хочешь увидеться. Перекуришь здесь...
— Не смогу. Сучью метку влепят. Докажи им, что перекурить ходила, а не заложить кого-то. Ведь всяк по себе меряет,— встала нехотя с табуретки и сказала тихо,— спасибо вам за все.
Вскоре охрана вернула ее в барак.
Егор хотел вызвать Галину Шевцову. До вечера еще оставалось время, но пришла почта. В ней оказалось много официальной, служебной корреспонденции. Пока разобрался, за окном стемнело, и рабочий день давно закончился.
«Завтра выходной! Ох, и отосплюсь! До обеда не встану»,— потянулся Егор и тут же поднял трубку с заголосившего телефона.
— Егор, поедем завтра в тайгу? Грибов наберем, орехов! Подышим лесом, а то уже засиделись в кабинетах! Не только пыль на ушах собралась, задницу мхом обносить стало. Внуки уже не дают покоя, стланиковых орехов хотят. Давай и ты! Бери рюкзак и пару мешков. Этого тебе на зиму хватит,— смеялся Касьянов в трубку.
— Соколов поедет с нами?
— Непременно! Саша тайгу любит. Не усидит дома. Рано нас в старики списывать!
— Когда сорвемся? — спросил Платонов.
— Завтра, часов в шесть отчалим,— услышал в ответ.
— Тогда домой нужно, чтоб успеть выспаться,— сказал Егор.
— С почтой разобрался?
— Только что справился!
— Ну, давай выскакивай,— позвал Федор Дмитриевич.
Егор сел к нему рядом, на заднее сиденье. Касьянов весело сказал:
— Хочу от всех оторваться в этот раз. Прошлый выходной бездарно прошел. На базар с женой ходили. Вот где порадовался, что не бабой на свет родился. У них забот и запросов — полная голова. Зарплаты никак на все не хватает. Забыла, сколько лет вместе живем, когда поженились, о моих днях рождения не помнит. А вот что детям и внукам нужно, разбуди средь ночи, мигом скажет. Неужели все бабы такие? В голове— домашний компьютер, а вот в сердце — ни хрена. Куда любовь делась? А ведь была...
Егор выскочил из машины у самого подъезда. В предвкушении завтрашней поездки мигом взлетел на свой этаж и впервые удивился: теща не бежала бегом, не семенила к двери как обычно, а шла степенно. Это Платонов услышал сразу и понял, что-то произошло. «Может, Томка ее к себе позвала? Вот и заважничала»,— подумал человек.
Мария Тарасовна открыла двери и вдруг засмущалась, покраснела.
— А у меня гость,— сказала, словно извинилась перед зятем.
Егор прошел в зал, увидел плотного пожилого человека. Он пил чай. Теща даже пирог перед ним поставила.
Мужчины познакомились.
— Иван Степанович,— гость подал руку.— Вы уж извините меня за вторжение. В гости к Марии Тарасовне, можно сказать, нагло напросился. Недостаток общения пригнал.
— Это хорошо, что у вас есть общие темы! — порадовался Егор.
— Садись, поешь,— позвала теща к столу.
Иван Степанович, словно продолжая разговор с Марией Тарасовной, рассказал, что работает в морпорту дизелистом на буксирном судне.
— Водим баржи, груженые лесом от причала на пароходы. Уже десять лет! Раньше на больших кораблях работал, на торговых, но... случилась беда. Пришлось смириться. Ситуация вынудила.
— Молодые выдавили? — спросил Егор.
— Со старпомом повздорили. Он подставил меня как мальчишку. А ведь я лоцманом ходил. Все акватории знал на зубок, все морские пути-дороги помнил лучше своей квартиры. Любое судно мог привести к причалу. Без единого замечания работал. Но, как говорится, на каждую старуху своя прореха сыщется. Так и у нас случилось. Возвращались из Японии с большим перегрузом. Старпом постарался, нахватал машин под заказ, да трюмы битком загружены. По палубе не пройти, только если боком. Хотя, если честно, от Японии к нам — что раз плюнуть, рукой подать, совсем рядом. Но поднялся шторм. Нам бы не спешить к берегу, переждать, дрейфовать в море, пока непогодь уляжется. Но старший помощник капитана на дыбы встал. Спешил отдать машины заказчикам. Но погода с ним не согласилась. Нас закрутило так, что души б не потерять. А старпом свое: «Полный ход к причалу!» Где он его увидел? Никто ничего не может разглядеть. Оно и понятно, двенадцать баллов! Я командую держаться подальше от берега, ведь по моим расчетам проходили мимо мыса Терпения, самого коварного места на пути: там рифы как клыки дракона на каждом дюйме торчат. Сколько раз о них пропороли брюхо, не счесть. А в шторм, когда берег не виден, лучше на глубину уйти, так безопаснее. Но старпом как с ума сошел, командует к берегу, и все на том!
— А он что, не знал как нужно?
— Испугался, что шторм машины смоет. Он в них вложил все. Вот и бесился. На меня с кулаками прыгал. Он по своему положению много выше, чем я. Конечно, его команда слушалась и взяла курс к берегу. Сколько мы миль прошли, определить было невозможно. Волны поднялись выше корабля втрое. Нас швыряло как пустой бочонок. Судно валило, захлестывало, крутило. Все мужики молили, скорее бы к берегу, хоть в какое-то укрытие. Но нас подхватило течение и понесло по воле волн. Судно перестало слушаться управления. Я понял, мы у мыса Терпения, только там случались подобные передряги, и скомандовал дизелистам, чтоб дали задний ход. Но было поздно. В следующий миг мы все увидели скалу. Она мигом надвинулась на нас. Судно врезалось в нее, я не помнил, как оказался на берегу: вытащила команда или выкинуло волной? С несколькими переломами очнулся в больнице. Весь в гипсе как каменная кукла. Только глаза и рот не забинтованы. В тот же день узнал, что восемь человек с нашего корабля погибли, и капитан... Судно разнесло в щепки. Все матросы, выжившие в тот день, лежат по больницам. Иные навсегда остались калеками,— закурил человек и долго молчал.— Что машины? Их купить можно, а вот людей не вернуть. Вину за них и судно повесили на меня,— отвернулся к окну.