Тонкий лед - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг... совсем рядом, прямо у ног Платонова упало что-то тяжелое. Егор невольно отскочил, увидев рысь. Та, вскрикнув по-кошачьи, смотрела на человека колюче и, казалось, готовилась к прыжку.
— Пшла, стерва! — крикнул хрипло. Платонов пошарил в кармане, нащупал перочинный нож.
Рысь тем временем заскочила на дерево и, спрятавшись в густых еловых лапах, кричала громко. Будто оповещала тайгу о своем промахе.
Егор позвал мужиков.
— Пошли отсюда! Тебе и впрямь повезло, что эта лярва промахнулась. Такое редко случается. Если б не промазала, тебя уже загробила бы! Идем, не испытывай судьбу. Не отходи так далеко. С рысью не шутят. Зверюга коварная, и здесь их хватает. Бросаются на отбившихся. Понял? — задрал голову Соколов и, достав пистолет, выстрелил на голос.
Рысь камнем свалилась с ветки. Когда люди подошли к ней, она была мертвой.
— Вот это выстрел! Сразу в башку! Я ее и не видел, а ты мигом уложил! — восторгался Егор Соколовым.
— Афган научил бить без промаха, если жить хочешь. Там, конечно, намного опаснее было, но и эта — не подарок,— ответил Александр Иванович.
— Она на меня хотела броситься с земли,— вспомнил Платонов.
— Егор, рысь с земли не кинется. Промазав, бежала б следом за тобою по деревьям. Кричала бы, пугала, но не бросилась бы.
— Почему?
— Другого бы искала. Вот я и погасил зверюгу. Она как твой Ромка не отвяжется, пока крови не напьется.
— У всех гадов есть что-то общее,— нахмурился Егор.
— Послушай, может, разрешишь ему свидание с матерью, заодно и ты увидишься с бывшей любовницей. Глядишь, помиритесь,— смеялся Соколов.
— У меня голова покуда из плеч, а не из задницы растет! — огрызнулся Егор зло.
— Какое свидание дашь им, если у него пожизненное?
— Ну, в порядке исключения...
— Зачем и для кого? Я тебя об этом не прошу.
— Зато она умоляет...
— Мало, чего попросит. Упустила пацана, теперь не о ком просить! Пусть смирится со случившимся.
— Она с тобою хочет повидаться.
— Не вижу смысла. Я из-за них не стану рисковать работой,— ответил сухо Платонов.
— Ну, что, мужики? Давайте домой собираться,— подошел Касьянов.
— Егор орехов не собрал. Надо хоть с мешок насыпать, помочь ему,— предложил Соколов, и все трое заспешили к стланику.
У меня позавчера мужики хотели бунт поднять. Во втором бараке.
— С чего бы это? — спросил Егор.
— Жратва их не устроила! Потребовали сухие картошку, лук, морковку и свеклу заменить на свежие. Я им объяснил, что совхозы еще не закончили с уборкой урожая, а потому пока все ни обсчитают, не дадут в продажу. Надо пару недель подождать. Так знаете, какой хай подняли, на работу отказались выходить, пока их хорошо не накормят.
— Ну, и как ты с ними обошелся?
— Предложили им рыбу свежую, жареную. Они отказались. От риса с тушенкой тоже. Но это уж слишком. Тогда посадил всех на хлеб и воду — одного дня и то не выдержали. Конечно, нашел я провокатора. Эдакий сморчок. Он на воле лишь со свалок хавал. Мелкая шпана. Его воры даже «хвостом» не брали в дело. Тут он работяг завел, подзудел. Я когда узнал, что это дерьмо в защитники вылезло, поначалу не поверил. Вытащили козла в спецчасть, он и вякни: «Вы нас на непосильную работу ставите, соответственно должны кормить, как положено, а не морить людей голодом». Наш нынешний начальник спецчасти, а он из пенсионеров, как подскочил к нему, как закричал: «Да вы хоть знаете, что такое голод? От рыбы, от риса отказываетесь! Сухими продуктами брезгуете! Вы что забыли, кто есть? Я вольный, работаю, да и то не всегда рис покупаю. А уж тушенку и подавно! Не хотите того, что предлагают, будете сидеть на хлебе и воде. А ты, огрызок грязного козла, будешь канать в «шизо», пока не сдохнешь!». Так среди ночи и закрыли гада в одиночке, чтоб и в «шизо» никому мозги не полоскал. Он уже под утро поумнел. Проситься стал наружу, всеми потрохами клялся хорошо себя вести. Ну, да знаю таких. С месячишко посидит тихо, поджав хвост, а потом все заново начнет. И вся беда в том, что от него как от чумы не избавиться.
— Он на пожизненном у тебя?
— Ну, да. В том вся беда,— вздохнул Соколов.
— Хорошо, что в нашей зоне обычный режим. Только три бабы с «червонцами» попали. Остальные ненадолго,— вставил Платонов.
— Егор, чего зря мелешь? Если наши бабы пришли с короткими сроками, хочешь сказать, что грехов за ними нет? Или они у нас воспитанные дамы? А ну-ка, вспомни, не тебя ли охрана вырывала в цехе из их лап? — прищурился Касьянов.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, что у него искали зэчки прямо в цехе? — присел Соколов на гнилой пенек и стал ждать, что расскажут мужики.
— Наш Егор забыл мои предостережения и когда пришел в цех к бригадирше за сводками, отвесил ей комплимент: «Как хорошо вы сегодня выглядите!» Ну, а другие услышали, им обидно стало. Чем они хуже бригадирши? Как повскочили, как налетели кучей: «Ее одну видишь, а мы чем хуже?» Свалили его и давай мять и тискать. Под шумок всего ощупали, всюду облапали, обдергали. Изваляли всего. Нет, не били, не щипали, но пока охрана разогнала, Егор еле продышался. Еще бы! Пятьсот телок на одного! Он когда встал, на всей одежде ни единой пуговицы не осталось. Бабы на талисманы оторвали. Хорошо, что самого в клочки не разнесли. Охрана вовремя успела. Егор после того в цех с собакой ходит, не решается один появляться. Чтоб вместе с пуговками другое не оторвали на фетиш. Наши ведьмы не лучше твоих, на все способны. Тоже не без пороха. И прежде чем им сказать, сто раз надо подумать,— говорил Касьянов, подтолкнув локтем хохочущего Соколова.
Утром, едва Егор и Федор Дмитриевич приехали на работу, начальник охраны доложил им, что заключенные женщины отказались от завтрака. Объявили голодовку и требуют встречи с администрацией зоны.
— Ну, что? Сам разберешься или вместе с ними поговорим? — предложил Касьянов Егору.
— Попробую с бригадиршами побеседовать. Если не справлюсь, позвоню тебе,— ответил сухо.
Охрана вскоре привела в кабинет бригадирш. Женщины заорали с порога:
— За людей нас не считаете! Ишь до чего додумались, угробить всех одним махом!
— Знали б, кто это отмочил, репу с резьбы скрутили б! Не возникнем в цех, покуда не докопаемся до виновного!
— Что случилось? — спросил Платонов.
— Это мы должны всех вас за горло взять и душить, пока не вякнете, зачем набрали на кухню паскудниц?
— В куски их нужно разнести!
— В кипящий котел всех разом!
— Да расскажите толком, что произошло? — терял терпение человек.
— Пришли мы на завтрак. Повариха дала кашу. Стали жрать, а в ней куски проволоки. Мелкие, рубленые. Сначала подумали, что, может, кому-то случайно попалось? Ну, мало ли! А тут в каждой миске. Да еще проволока наточенная, с цеха, где «ежа», колючую проволоку делают. Кто эти обрубки в кашу набросал? Мы повариху из кухни хотели вырвать и саму заставить ту кашу схавать. Ну, она ни в какую. За нож схватилась. Это мелочи! Нож вырвали у нее, но из двери выволочь лярву не получилось! Раскорячилась, вцепилась в косяк клещом и все тут.
— А зачем поварихе проволоку в кашу сыпать? Она знает, что ей за это будет! Тут не ее шкода! — мигом понял Платонов.
— Вот и орала, что не виновата!
— А кто в кашу насрал? Почему не видела? Выходит, посторонние заходили? Нынче проволоку, а завтра что насыпят? Разберитесь! Иначе за баб не поручимся. Голодных не пустим работать. Пусть накормят людей, но не так, как утром! — кричали бугрихи, перебивая друг друга.
«Странно, кто ж мог нагадить вот так зло? Оставить людей голодными, подставить повариху и всех подсобных работниц, а самой остаться в стороне и ждать развязку, чем все кончится? Кто-то был уверен, что разъяренные бабы разорвут поварих, выкинут из кухни, а сама займет их место? Не иначе! Хотя, повару завидуют все. Может, в том причина? Или враг имеется? Из мести или ненависти такое подстроила какая-либо сволочь?» — подумал Егор и решил сходить на кухню.
Там аврал. Женщины вывалили кашу, выбирали из нее мелкие кусочки проволоки, обжигали руки, ругались.