Миссис Больфем - Гертруда Атертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для нее это была пытка, и она тяжело вздохнула.
– Вы, вы хотите беседовать со мной?
Мисс Сара Остин, блестящая роль которой признавалась всеми, хотя творческий пыл ее подозревали немногие, избранная посредницей для этого случая, быстро ответила:
– Да, мы бы хотели, миссис Больфем, и раньше, чем задавать вам те скучные вопросы, без которых невозможно интервью, мы были бы счастливы узнать, читали ли вы «Страницы Женщины» в наших газетах и заключили ли вы из них, что мы все – ваши друзья и кричим со всех крыш Нью-Йорка о своей уверенности в вашей невиновности?
– О, да, да, – прошептала миссис Больфем чопорно, но с более естественной улыбкой. – Это причина, почему я, наконец, решилась повидать вас. Я не люблю интервью, но вы были так добры, и я очень вам благодарна.
За этим последовал продолжительный шёпот, и после того, как мисс Остин мило поблагодарила ее за признание их скромных заслуг, она продолжала, живо в деловом тоне:
– Теперь, миссис Больфем, чего бы мы хотели – это выслушать вас. Мы предупреждены мистером Рошем, что не можем спрашивать вас, кого вы подозреваете и еще менее о причинах, на каких основаны эти подозрения. Ах!
Последнее восклицание вырвалось сердито. Вошел Рош. Он был так близок к панике, представляя себе комнату, наполненную только женщинами, без единого мужчины для поддержки, что его лицо было почти страшно своей решимостью. Ему вдруг пришла мысль, что, хотя эти девушки и согласились писать свои интервью в гостинице в Добтоне и подчиниться его цензуре, но было вполне возможно, что одна из них, только ради сенсации, успеет проскользнуть в Нью-Йорк.
– Вы должны извинить меня, – сказал он, храбро пытаясь перейти к легкому тону, – но моя клиентка, как вы сами видите, на свидетельской скамье, и защитник должен оберегать ее.
Мисс Остин колебалась и смотрела за него с легкой насмешливой улыбкой. – О, прекрасно, вы можете остаться, меня, по крайней мере, это не собьет.
Интересен факт, что женщины-журналистки никогда не бывают мужского типа. Их естественная женственность не изменяет им, так же, как и постоянная физическая усталость. Ни одна из их маленькой компании не засмеялась громче, чем следовало, чтобы одобрить находчивость их, «капитана»; некоторые разглядывали Роша, прельщенные его суровой мужественностью. Он скрестил руки и прислонился к двери, и надо сказать, что едва ли, хоть одна из них – их возраст колебался от двадцати до тридцати шести лет – несмотря на тот факт, что все они добывали средства к жизни в ежедневной конкуренции с мужчиной, могла посвятить все свое внимание одной миссис Больфем, как это предполагалось до его прихода. Хотя мысли и были деловые, уголок сердца приоткрывался для солнца и тянулся, хотя и нерешительно, к его краскам и теплу.
– Теперь, – резюмировала мисс Остин, – мы, с разрешения защитника, просим вас рассказать о той ночи. Так как вас неправильно поняли и в опубликованных статьях было много преднамеренного, то, наверное, возражений не может быть. – И она повела плечами, глядя на Роша.
Миссис Больфем взглянула на Роша с грациозной почтительностью, и он кивнул головой.
– Вреда тут нет, – сказал он отрывисто, – скажите им то, что вы бы сказали, если бы вас стали судить. Хорошо, если публика продумает все это раньше, чем станет читать свидетельские показания обвинения.
– Это значит, что все уже прорепетировано, – прошептала неопытной мисс Трэсси Лоретта Ли, которая репортерствовала уже на многих процессах. – Но это правильно.
– Хорошо, думаю, что начну со сцены в клубе, то есть я вовсе не стремлюсь говорить о ней подробно, не только из-за обычных требований хорошего вкуса, но потому, что, кажется, ей придавали исключительную важность.
– Вот, именно, – ободряюще сказала мисс Остин. – Пожалуйста, расскажите по-своему. Читатели только и желают этого.
– Вот, прежде всего, я скажу вам следующее: хотя характер моего мужа был довольно раздражительный, он на самом деле был хорошим мужем, и у нас никогда не бывало вульгарных ссор. И только, когда он бывал немного не такой, как всегда, он говорил больше того, что хотел, но никогда не забывался так, как это случилось в тот день в Клубе.
Я играла в бридж, в одной из маленьких комнат, когда услышала его голос – в очень возбужденном тоне. Я поняла, что произошло что-то необычайное и сейчас же пошла в большой зал. Там я увидела его, в дальнем конце, окруженного несколькими мужчинами, которые, видимо, старались убедить его уйти. Он шумел и говорил такие странные вещи, что мое первое впечатление было, что он болен и вне себя.
Я старалась убедить его, но так как это не принесло пользы и так как я была глубоко задета и оскорблена, оставила его на попечении мужчин и возвратилась в комнату, где играла. Тут, несмотря на сочувствие моих друзей, я увидела, что слишком взволнована, чтобы продолжать игру, и доктор Анна Стейер предложила довезти меня домой. Это все, что касается сцены в клубе. Кроме того, я не могу не подчеркнуть, что никогда прежде он не вел себя в таком роде. Если бы это было так, я не могла бы продолжать жить с ним – я не стала бы стремиться к разводу, потому что не одобряю этого установления, но просто уехала бы от него. У меня есть свое небольшое состояние, унаследованное от отца.
– Ах, да. Благодарю. А когда вы очутились дома?.. Конечно, мы читали ваш рассказ журналистам, но мы бы хотели, чтобы вы рассказали для нас лично. Может быть, вы вспомните другие подробности?
– Да, две или три. Я совершенно забыла, среди волнений того времени, что ходила вниз после того, как упаковала вещи моего мужа, чтобы выпить стакан воды из фильтра, и тогда слышала, будто кто-то хотел отворить кухонную
