Миссис Больфем - Гертруда Атертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она робко взглянула на него, в то время, как он смотрел сквозь решетку одного из окон. Она стыдилась своей несдержанности перед ним в день ареста, но сознавала в себе желание придать теплоту холодным звукам голоса, заставить его вибрировать в подходящий момент, однако, как только она пыталась открыть ему что-нибудь из своего нового «я», хотя бы только во взгляде, самоуважение побеждало, и, почти в ужасе, она опускала глаза.
Она спрашивала себя, неужели любовь сокрушила те ледяные утесы, которые, казалось, окружили ее, вновь родившуюся, душу? Или, может быть возраст, подозрительность, самодовольство восстали против вторжения этой робкой незнакомки? Им очень хорошо жилось и без нее, им не хотелось возможных осложнений. Со всей своей спокойной силой они отталкивали пришельца. Эти элементы надо изгнать раньше, чем делать широкие опыты, включая сюда и любовь. Новая сила должна появиться мгновенно, как цветок из волшебной почвы Индии. Но это невозможно, пока условности захватили ее в свою крепость. Их высшим достижением была «миссис Больфем из Эльсинора», и ни на минуту они не допустят, чтобы это было забыто.
Кроме того, действительно, она победила свои первоначальные опасения и приветствовала процесс, как первый шаг к освобождению. Ее, поражающая всех, уравновешенность была результатом жизни, в которой все было сосредоточено на ней самой, и сильной воли, направленной в узкое русло. Более чем когда-либо, она склонялась, в предстоящие дни процесса, присвоить себе холодно – обособленный вид женщины, известной истории своей несчастной судьбой. Тайные полеты ввысь, сами по себе, могли восстановить ее спокойствие, так как теперь она чувствовала большую примиренность, чем когда жила с жалким созданием, которое презирала, и когда не мечтала о более широких горизонтах, чем полный успех в Эльсиноре. Но еще в первый раз ей хотелось быть моложе или испытать эти порывы гораздо раньше и бесхитростно открыться этому молодому, интересному человеку, который был так влюблен в нее.
Вдруг ей захотелось узнать, все так же ли он влюблен, как в то время, когда они говорили только о себе. Она, не отвечая ему взаимностью, была довольна, что он ее защитник, что вся тонкость его таланта будет направлена на борьбу с препятствиями к ее свободе. И она была бы глубоко встревожена, если бы он нарушил договор, заключенный в день ее ареста, и возобновил проявления своего поклонения. Но знаменательные совпадения, упущения… Она резко повернула голову и смотрела на него. Он все еще сердито глядел сквозь решетку.
Если она была слишком застенчива, чтобы открыть все лучшее, что было в ней, ей показалось сравнительно более легким применить женское искусство: поймать на удочку – хотя бы заброшенную несколько неискусной рукой.
Она тихо спросила:
– Вы не думаете, что я была благоразумна, сказав им, что хочу уехать путешествовать, как только буду оправдана. Конечно, это будет тактичнее, чем поселиться здесь, в том доме.
– Вы это, действительно, думали? Такое намерение произведет хорошее впечатление на читателей, наверное.
– Да, понятно, я думала это. Я не способна говорить вещи только ради эффекта.
– Куда вы поедете? Европа едва ли доступна теперь.
– О, не вся. Остается всё-таки Италия. И в центре Англии нечего бояться воздушных атак цеппелинов. Есть еще Испания.
– Я считаю, что, пока война не кончена, надо держаться подальше от Европы. Любая нация может быть втянута в это дело каждую минуту, и мы тоже. Последуйте лучше предостерегающим советам и осмотрите сначала Америку.
– Да, я могла бы осмотреть выставку в Калифорнии и пожить неделю в Гласье-Парк, а потом… у нас есть еще Йеллоустон и Большой Каньон – но все это займет только несколько месяцев. А там зима, о которой надо подумать. Я чувствую, что должна уехать надолго, на годы, по крайней мере.
– Вам было бы очень хорошо пожить в Южной Калифорнии.
– Я была бы слишком на виду в этих маленьких, модных местах. О деле телеграфировали по всей стране, и я видела ужасные изображения себя самой во многих западных газетах.
– Прекрасно, тогда вы можете спокойно жить в Нью-Йорке до конца войны. Нет лучшего места, чтобы спрятаться, если вы станете избегать театры и рестораны. В конце концов даже «знаменитые процессы» скоро забываются. Но я против отъезда в Европу до заключения мира. Всегда есть опасность наткнуться на мину или исступленную подводную лодку.
Она совсем похолодела и пристально рассматривала свои руки. Они были хороши по форме, но велики и казались кусками белого мрамора на ее черном платье. Он все еще стоял у окна, и его тон был безучастен. Она испытывала странное чувство ужаса, охватившее ее сердце. Но сейчас же ее губы сложились в вызывающую и презрительную гримасу. Неужели она была женщиной, воображающей, что влюбилась в мужчину в ту минуту, когда ей грозит опасность потерять его? Кроме того, бедняга, несомненно, устал и слишком поглощен процессом, чтобы оставалось времени еще и для настроений влюбленного. Только глупая, импульсивная женщина способна, в подобных условиях, стремиться разбудить уснувшую страсть. Когда она будет свободна и он тоже, его сердце автоматически вернется к прежнему, и он по прежнему пылко станет отстаивать свое право жениться на ней. Это в порядке вещей.
Она быстро встала.
– Позвольте вам показать эту карту, – сказала она, – это последняя. Летисия Баттль привезла ее два дня назад. Курите, прошу вас.
– Благодарю, но я должен идти наблюдать за нашими девицами. Да, это очень хорошая карта. Война – несомненно находка для вас. Всего лучшего. Держитесь в таком же бодром тоне. Всё идет отлично.
29
– Тише, тише, слушайте. Верховный Суд Штата Нью-Йорк, графства Брабант, открывает свою сессию. Все имеющие дело к Суду, могут выступить и сделать заявление, и о-н-и б-у-д-у-т в-ы-с-л-у-ш-а-н-ы.
Судебный глашатай пропел свою утреннюю песню в виде одного предложения, не переводя духа, и только последние слова
