Три жизни Юрия Байды - Иван Арсентьев

«Кукушка» сипло свистнула, сбавила ход. Впереди — бурая яма, возле нее немцы, железнодорожники и еще какие-то люди. Ремонтная летучка остановилась, приехавшие сбросили инструмент, слезли с платформы.

— Хат инен ди аусштелунк гефален? Дизе ист зер интересант![20] — смеясь, показывал немец пальцем вправо, Где на торчащем из снега обломке шпалы стоял сапог, из которого выглядывал обрубок ноги. Все приблизились, Юрась подошел последним, встал позади всех. И хорошо сделал: никто не заметил, как его лицо враз исказилось и побледнело. Он узнал сапог и застонал. «Комис-с-с…» — вдруг нечаянно поперхнулся сорвавшимся с языка словом и тревожно посмотрел по сторонам. Его начала бить дрожь.

— Чего шепчешь? — повернул к нему голову стоявший впереди.

Юрась захлопал глазами, но быстро нашелся.

— Говорю: надо работать, чего на это глядеть!

— Успеешь, наработаешься… — возразил тот.

Юрась укладывал шпалы, забивал костыли, как того требовал путевой мастер, и все никак не мог согреться, его продолжало трясти. Прежде никакая болезнь к нему не приставала, хотя не раз приходилось спать на холодной земле, сушиться на холодном ветру. Он только слышал слово «лихорадка», а что это такое, не знал. Теперь его лихорадило по-настоящему. Холод исходил откуда-то изнутри, из самого сердца, и от него все тело дрожало. «Как, отчего погиб комиссар? Он же самый опытный из нас, кадровый специалист! Он же сам учил нас, как надо минировать, как надо воевать!» Мозг Юрася напряженно работал, ища выхода из создавшегося положения. С кем связаться? С кем посоветоваться? Группа далеко от основной базы, затерялась в глубоком вражеском тылу, продуктов нет, фуража нет, гранат осталось по три штуки на брата, но возвращаться к своим рано, потому что взрывчатки в санях еще много. Командира не стало, но Юрась хорошо помнит его слова: «Мы, диверсанты, мало похожи на остальных людей: те измеряют время минутами, часами, сутками, а мы — килограммами израсходованного шнейдерита…» «Задал ты нам задачу, комиссар, и ушел…» — мысленно рассуждал Юрась, поглядывая на заснеженную полосу, где маячил на обломке шпалы черный сапог…

На станцию вернулись ночью. Рабочие разошлись, а мешочникам полицай велел следовать в зал ожидания и никуда не отлучаться. Вайскарты оставил у себя, пояснив, что отдаст утром, когда подойдет поезд.

Юрася охватило беспокойство. Попал, как мышь в мышеловку. Оставаться до утра ни в коем случае нельзя, если он не явится на место встречи, Платон и Яков после таких событий могут уйти невесть куда. Надо бежать во что бы то ни стало, бежать без вайскарты, но… А как же дальше вести разведку без документа? Нет, так не пойдет, нужно придумать что-то другое.

Юрась обошел вокруг станции. В окно дежурки было видно трех полицаев, игравших в карты, среди них был и тот, что забрал документы. Попросить, чтоб вернул? Сунуть взятку? Черта два отдаст, а будешь настаивать — вызовешь подозрение, тогда и вовсе задержат для проверки.

Юрась вернулся в полутемный зал ожидания. Раздумывая, прошелся от стены до стены. Дебелая молодуха, сражавшаяся с полицаем из-за мешка, Паша, как ее называла товарка, присела в углу, подальше от дырявых дверей, и, кутаясь в безмерный платок, искоса поглядывала на Юрася. Видно, ей было скучно, хотелось поболтать. И действительно, когда Юрась проходил мимо, она сказала, пряча улыбку в платок:

— Вы там, на ремонте, старались больше всех и здесь все ходите. Мало намахались ломом? Присаживайтесь, в ногах правды нет.

Юрась остановился, рассеянно кивнул головой, присел рядом на старой скамейке. Паша повернулась к нему, спросила:

— Что ж, так и будем мучиться здесь до утра?

— Раньше, видать, поезда не будет.

— Пропади он пропадом! Если и придет, я все равно не поеду. Дождусь утра, заберу вайскарту — и домой. Эх, дура, не послушалась маму, пустилась в дорогу…

— А что дорога?

— Что? Тут, того гляди, на тот свет уедешь… Без пересадки!

— Почему?

— Убьют, — уверенно заявила Паша и тихо пояснила: — Та мина взорвалась до поезда, слава богу, а если в другом месте есть еще? Я поеду — и бабах! Привет Паше! Шарахнут так, что и сапога не останется… — И, придвинувшись к Юрасю, спросила: — Вы думаете, почему нам не отдали вайскарты? — И тут же сама ответила: — Держат, как арестантов.

Юрась пожал плечами.

— Режим установили, видно, боятся… Болтают, будто недалеко красные парашютисты спустились и вот шуруют. Отчаянные — не приведи бог.. А тут еще какой-то секретный поезд ждут, жандармов, полиции понагнали. А толку-то что? Парашютисты не отступятся: в одном месте дали промашку — наверстают в другом. Нет, кто как, а я утром домой.

Юрась лукаво посмотрел на собеседницу, молвил с недоверчивой усмешкой:

— Не думаю, чтоб вы утром ушли. Полицай наверняка запомнил, как вы с ним воевали, и, конечно, затаил злобу. Просто так вайскарту он не отдаст, прежде обдерет, как липку. Ради мести измываться будет.

Юрась припугнул Пашу без цели, просто так. Теперь он с интересом наблюдал за смелой, лихой на язык молодайкой. Она как-то враз обмякла, посмотрела испуганно и жалко.

— Ой! Что же делать? Как же я не подумала? Ведь он разорит меня подчистую, заберет все до крошки. Чем жить будем с матерью? Копили, копили, чтоб выменять… Знать бы такое, я б дохлому полицаю зенки повыцарапала! Да я б ему руки-ноги повыдергала, а документ отняла. А теперь кому пожалуешься? Где найдешь проклятого живодера?

— Он здесь, сидит за стеной в дежурке.

— Правда? Ну тогда… буду действовать. — Ноздри у Паши расширились. Полная решимости, она резко поднялась, потуже затянула узел платка.

— Погодите, так вы ничего не добьетесь, — остановил ее Юрась. — В дежурке полно полицаев, режутся в карты, кругом ходят немцы.

Паша опустилась на скамью, поникла головой. Юрась уважительно подумал, заражаясь ее непримиримой энергией: «Молодец! Вот это характер! Прямо тигра!» И тут обостренное чутье подсказало ему: «Паша права, надо действовать». Но то единственное, что еще можно сделать, сделает он, а не женщина, сделает своими руками.

Стукнула дверь, появилась Пашина товарка с бидончиком кипятка в руке. Ворча, она стала рыться в сумке с продуктами, искать что-то.

— Чего ты копаешься, давай я… — отстранила ее Паша.

Юрась, воспользовавшись заминкой, вышел на перрон и направился к тускло освещенной дежурке. Шумя, полицаи продолжали картежничать, на столе кучкой лежали рейхсмарки, видать, игра шла азартная.

Вдруг за спиной послышался скрип снега. Юрась отпрянул от окна, но полицай был уже рядом, придирчиво гаркнул: