Три жизни Юрия Байды - Иван Арсентьев

Хозяин, закончив колоть дрова, собрал поленья в охапку, направился в хату. Юрась снял рукавицу, поднес палец к губам, показывая, чтобы он не громыхал, дал отдохнуть товарищам. Еще раз заглянул в окно, — они по-прежнему спали богатырским сном. Купчак даже руки раскинул, усы его шевелились от дыхания. И тут Юрасю пришли на ум слова комиссара, сказанные им несколько дней назад на привале, когда речь зашла о людях, оказавшихся на чужбине.

«Печаль и тоска по родной земле, — говорил Купчак, — почетны, они украшают мужчину, как любая доблесть. Но они не должны приводить к расслабленности, к отчаянию. Отчаяние — признак слабости, за ним наступает смерть».

Вспомнив это сейчас, Юрась стал потихоньку напевать песню про казака Байду и пропел ее от начала до конца. Тем временем солнце свернуло с полудня, пришла пора будить Купчака. Юрась растормошил комиссара и вскоре улегся на его место, поставив к плите сапоги и развесив портянки для просушки.

Неизвестно, сколько он проспал до того, как его подняли по тревоге. В хате были он да испуганная хозяйка, тащившая куда-то за руки детей. С улицы хутора или с околицы слышались приглушенные стенами выстрелы. Юрась вскочил, быстро собрался, выбежал во двор. Чунаев под навесом запрягал лошадей, Платон ему помогал. Купчак стоял у ворот с автоматом наизготовку. Стреляли на другом конце хутора. Подбежал возбужденный сосед, сообщил, что напали бульбаши. Чеслав приложил умоляюще руки к груди:

— Пшепрошем, тувариш начальник, ударьте с автомата! Нех тей бульбаш розумие: автоматы польски, бильше не пойде на хутор…

— Что ж, для хороших людей не жалко… — сказал Купчак и дал команду Платону и Якову следовать за ним. Оставшись с лошадьми, Юрась не видел, как они разделались с бульбашами. Слышал только частые, прерывистые очереди автоматов, которые внезапно прекратились. А через некоторое время партизаны, почистив оружие, распрощались с хозяевами, покинули хутор и углубились в лес.

РАЗВЕДЧИК-БРОДЯГА

До конца недели на железной дороге был подорван еще один эшелон, направлявшийся на восток, в сторону фронта. Операция была дерзкой, ее провели, что называется, на глазах у фашистов возле сгоревшей будки путевого сторожа. Но случилось непредвиденное: в тот момент, когда вагоны состава с оглушающим грохотом громоздились друг на друга и сыпались под откос, поблизости оказался усиленный патруль немцев с пулеметом. Фрицы бросились в погоню и упорно преследовали группу до самой темноты. Партизаны чуть не загнали коней, стараясь оторваться. На этот раз и лес не остановил фашистов. Прошлые диверсии всполошили их, видно, не на шутку. На дрезинах появились крупнокалиберные пулеметы, пешие наряды шастали по перегонам, ночами напролет ракетами освещали полотно дороги.

Отсиживаясь после трудов в лесной глуши, партизаны прикидывали, как действовать дальше. Купчак сказал:

— Если немцы, как и местные жители, считают диверсии делом рук парашютистов, то они по логике должны начать прочес ближних лесов. Не так уж сложно выловить несколько человек, верно?

— Выходит так, — согласились партизаны. — Парашютисты в городах не прячутся.

— А вот нам бы самый раз надо затаиться в каком-либо укромном местечке, выждать, пока поутихнет в округе. Нужно время, чтобы наладить разведку, но увы! Базы нет, а о местных партизанах ничего не слышно. Я и так и этак выспрашивал Чеслава. До нашего прихода здесь вообще была тишь да гладь. Поэтому выход у нас один: менять район действий. Завтра ночью начнем передвигаться сюда, — показал Купчак по карте.

— Так просто и уйдем? — спросил Юрась разочарованно. — И не устроим им на прощанье баньку?

— На самом деле, товарищ комиссар! — поддержали его Яков и Платон.

Купчак задумался. Он не разделял энтузиазма молодежи, но вместе с тем и не хотел его гасить. Сказал рассудительно:

— Это, хлопцы, будет игра с огнем. Шаблон для подрывника — гибель.

— Ну уж прямо!..

— А вдруг попадется что-то по-настоящему стоящее?

— Хороши мы будем, если упустим… — не сдавались молодые участники рейда. — Вы же сами говорили, — напомнил Юрась, — что немцы — аккуратисты, у них все строится на железной логике, везде четкая система и порядок. А раз так, они не будут поджидать советских парашютистов на том месте, где они были вчера, правильно? Выходит, есть смысл сработать здесь еще раз?

— Ну ладно, будь по-вашему, — скрепя сердце Купчак согласился, однако сделал оговорку: — Акцию проведем после получения данных разведки. На разведку пойдет Байда.

— Есть!

Купчак вынул из бокового кармана куртки клеенчатый сверток, развернул его. В нем между фанерными дощечками хранились бумаги.

— Вот возьмите пропуск, выданный вам начальником полиции Кормыгой, и его пакет гетману Полесской Сечи пану Боровцу и спрячьте как положено, — протянул Купчак Юрасю вайскарту и конверт.

Юрась уставился на них. Он был удивлен тем, что они оказались у комиссара. Взял, повертел в пальцах.

— Ваша задача, — продолжал Купчак, — пробраться на станцию, посмотреть, есть ли и какие на путях составы, осторожно узнать, что везут и куда следуют. Ваша легенда — пассажир-мешочник, бродяга, туповатый деревенский парень. Ни с кем ни в какие конфликты не вступать, ясно? Вечером мы будем ждать тебя… — он вдруг перешел на «ты», — будем ждать вот в этой выемке в километре от семафора, — Купчак показал по карте. — Запасное место встречи — здесь, на опушке.

— Вайскарта не устарела? — спросил Юрась.

— Показывал Чеславу, говорит — у всех такие. Сличал с его пропуском, разница лишь в подписи и печати.

Как и прежде, зашив пакет в подкладку шапки и положив в котомку десяток сухарей да кусочек сала, Юрась направился на станцию. Рейхсмарки и вайскарту спрятал в карман.

Только успел выбраться из лесу на дорогу — навстречу автомашина с немцами в кабине, за машиной двигалась повозка, в санях — два мужика в высоких смушковых шапках развалились на соломе, курят. Подозрительно покосились на Юрася, шагавшего беспечно по обочине и сплевывавшего себе под ноги.

Через полтора часа показались заснеженные крыши привокзальных строений. Издали станция казалась бездействующей, поездов не видно, если не считать нескольких вагонов, стоявших вперемежку с платформами, да черной «кукушки», попыхивающей паром. Поселок не разбит, война, должно быть, прошла стороной. Юрась пошел по улице, параллельной железнодорожному полотну. До станции оставалось шагов триста, когда справа, возле длинного строения, похоже — пакгауза, появились двое вооруженных, в немецкой форме, солдат. Юрась замедлил шаг, затем свернул в какой-то двор, перелез через плетень и оказался рядом с поблескивающими синевой рельсами. Слева, ближе к станции, выглядывала из-за сугроба ржавая крыша отхожего места. Юрась быстрее туда. В пролом хорошо видна станция, стрелки, водокачка. Немцев не заметно. Повременив немного, он направился к зданию вокзала.