Все девушки — невесты - Ирина Ульянина

Одна мама не пила и не ела. Смиренно выслушивала всякую ахинею, хлопала ресницами и косилась на телефон. Она была словно не с нами, а в своих туманных мечтах. Не понимаю, чего ей не хватает? Я тут, Вадим Георгиевич тоже… Может, она ждала отцовского звонка? Значит, они все-таки сойдутся?..

Эпилог

Осадки в виде дождя, снега и слез

Весь день лил дождь, и ему казалось, что влажность проникла в кабинет, хотя окна были наглухо закрыты, а кондиционер исправно работал. От промозглой сырости ныла спина, голова была тяжелой, точно брюхо кита, проглотившего стаю сельдей, или как та самая беременная туча, нависшая над Апельдорном. Не помогали ни кофе, ни аспирин. Мужчина беспрестанно тер седые виски, разминал шею и едва сдерживал раздражение, когда кто-нибудь из сотрудников заглядывал в кабинет.

В шесть вечера ему позвонила жена, напомнила, чтобы не задерживался: на ужин придут ее младшая сестра Эллен, тетя Анке и дядя Хэнк.

— Я помню, дорогая, — подтвердил он и непроизвольно зевнул, смазав окончание. Положив трубку, выругался. Какого дьявола?! Семейные ужины напоминали врачебный осмотр — та же тягостная необходимость, сопряженная с опасностью выслушать неутешительный диагноз. Чего еще ждать от Эллен — вздорной, разукрашенной неудачницы? Да и выживший из ума дядюшка с его замшелыми рассуждениями хорош, и старая ворона тетка не лучше. То ложку консоме мимо рта пронесет, то бокал на скатерть опрокинет, а неучтивым считает хозяина!.. Супруга всегда пасовала перед своими родственниками, а он пасовал перед супругой…

Мужчина снова зевнул, завел руки за голову и потянулся, отчего позвоночник застонал. Нет, это невыносимо!.. С него довольно!.. Отключив компьютер, он убрал бумаги в подставку и сдул со стола невидимую пыль, потому что не терпел неряшества. Надел светлый плащ, белое кашне и, проходя мимо секретарши, велел ей не забыть выключить кондиционеры. Замечание было лишено смысла — она не страдала забывчивостью, но ответила:

— Да, хорошо, господин Хильдеринг, — и повернула к нему узкое лицо, отчего линзы очков вспыхнули, полоснули ледяными бликами подозрительности.

Господин подумал, что напрасно платит секретарше столь щедрое жалованье…

Его автомобиль — респектабельный и надежный «рено» — был припаркован рядом с офисом, но Маурис Хильдеринг решил немного прогуляться пешком, размять суставы. Раскрыв зонт, он зашагал вверх по улице, абсолютно не представляя куда. Вот бар под вывеской, обведенной красным неоном, — можно зайти и выпить кружку пива… Но холодное пиво его ничуть не прельщало. Еще меньше нравились торты и пирожные, выставленные в окне кафе-кондитерской. Хильдеринг и раньше не питал тяги к сладкому, а после того как доктор предупредил о пограничном уровне сахара в крови, отказался и от подсластителей без калорий. Низко опустив зонт, спрятав лицо, чтобы избежать нежелательного узнавания, владелец компании по производству рыбных консервов брел мимо закрытых магазинов, пока его взгляд не остановился на витрине бутика дамского белья, подсвеченной голубоватым галогеном. Черные манекены, имитирующие нагих африканок, бесстыдно выпячивали вперед пластмассовые груди, едва прикрытые атласом и кружевом. На их растопыренных пальцах, как на крючках, висели прозрачные чулочки и не менее прозрачные треугольнички трусиков. И возле босых ног в живописном беспорядке валялись изысканные вещицы, созданные для соблазнения. Маурис испытал неловкость: он не мог объяснить причину своего нездорового интереса к дамскому белью — никогда не покупал ничего подобного!.. Он вообще не покупал женских вещей… за исключением того случая, на курорте, когда позволил себе пошалить с одной русской из Сибири… Ах да, у той русской — ее звали Софи — на постели в номере отеля тоже было разбросано белье — совсем простое, некрасивое. Хильдеринг, однозначно предпочитавший порядок хаосу, помог ей упаковать багаж — быстро упрятал жалкие тряпки на дно ее чемодана, а сверху разложил обновки, на которые истратил целое состояние!.. Хм, если бы Хайди узнала… нет, благоразумнее забыть об этом!.. Но он почему-то не мог забыть: смотрел на манекены и представлял себе Софи на месте кукол. О, ей бы очень подошел тот белоснежный пеньюар и белые чулочки с кружевными, узорчатыми подвязками… Впрочем, нагая Софи выглядела еще краше!.. Ее маленькие упругие груди не нуждались в поддержке бюстгальтера, зато идеально умещались в его ладони… Зонт из ослабевшей руки Хильдеринга соскользнул на плечо, тяжесть из головы переместилась в низ живота, вызвав колоссальное напряжение. Мужчина едва не застонал. Эта проказница Софи… она будила в нем то, что, казалось, давно умерло. Да, с ней он был на высоте — энергичным, как побег бамбука, и неутомимым, как мельничное колесо, вращаемое бурным потоком ее восхищения и вожделения…

— Хай, господин Хильдеринг! — окликнул его кто-то. — Как дела?

Застигнутый врасплох, он молниеносно обернулся и за частыми бисерными нитями дождя не сразу различил смуглого араба, полускрытого зарослями георгинов возле дома напротив.

— Все прекрасно, — с неудовольствием ответил он, пытаясь вспомнить имя этого жилистого человека, несколько раз нанимавшегося в его компанию на сезонные работы. — А как ты поживаешь, почтенный?

— И у меня все прекрасно, ведь вокруг меня цветы — мои лучшие друзья! Посмотрите, как они мне улыбаются!

«Идиот», — мысленно заключил Маурис и, попрощавшись, степенно прошествовал мимо. Слева начиналась парковая аллея, тянувшаяся до площади перед собором. Нет, в церковь ему точно не надо — да простит его Господь!.. Хильдеринг свернул направо — в торговый квартал, пустынный ввиду позднего часа, и очутился перед очередным баром, на сей раз рассудив, что вполне заслуживает маленького удовольствия — порции можжевеловой водки, которая позволит немного согреться и расслабиться… Усевшись за стойкой, он расстегнул плащ и промокнул носовым платком вспотевшие ладони. Лишь после этого взял стакан и опасливо принюхался к жидкости. Алкоголь Маурис употреблял редко — в последний раз с той сумасшедшей русской, которая совсем не берегла здоровье и не экономила эмоций — много смеялась, много плакала, отчаянно бросалась в волны, будто желала утопиться… Когда же это было?.. Они расстались утром 1 сентября, а сегодня — 16 октября, значит, прошло полтора месяца… Вполне достаточно для того, чтобы ее забыть!.. Однако… Вдыхая терпкий дух можжевеловых ягод, Хильдеринг хорошо помнил, как пахла Софи — йодом, солью, рыбой, всеми испарениями моря с его моллюсками и водорослями. Ему этот аромат всегда представлялся восхитительным, быть может, потому…

Он выпил залпом, и грубый, обжигающий вкус водки перебил запах Софи. Но Маурис не хотел отпускать от себя ее образ — завитки темных волос, отливавших медью, и карие глаза, оттененные длинными ресницами, и чеканные, отполированные загаром скулы, и подвижный, манящий рот. О, упоительная женщина!.. Воспоминания разволновали его настолько, что пришлось повторить выпивку. Вторую порцию Хильдеринг тянул мелкими глоточками, вспоминая, как русская стеснялась его. Чудачка!.. Робела, как девочка… и он робел и радовался тому, что Софи не догадывается о его возрасте, проблемах с сосудами, хондрозом, артрозом, простатитом… Хм, он не дал ей ни малейшего повода для подозрений о старческих недугах, ибо ощущал себя молодым, сумасбродным плейбоем. Всемогущим, как Бог!..

— Вы пьете водку? А я предпочитаю виски, — весело молвил араб, устраиваясь рядом за стойкой. — От водки хочется спать, а виски бодрит!

«Как он меня нашел?! Неужели выследил?» — напрягся Хильдеринг. Однако чокнулся и пожелал здоровья, хотя именно здоровья этому олуху было не занимать, судя по его глупой, беспричинной жизнерадостности… С недавних пор Мауриса стали раздражать люди с избыточной энергией, сам факт их существования воспринимался крупной несправедливостью.

— Про Халид писать газета, он иметь самый лучший цветник в Апельдорн, — в третьем лице, коверкая голландский, сообщил тот, невзначай напомнив свое имя.

— Поздравляю, — отозвался Маурис и сделал большой глоток, от которого его передернуло.

Араб поболтал янтарную жидкость в бокале, заставив кубики льда соприкоснуться и звякнуть. Отпив, неприятно зачмокал, смакуя. Хильдеринг отвернулся, дабы не выказать отвращения, в шею при этом вонзилась боль, растекшаяся по плечам и между лопатками, будто за шиворот плеснули чего-то гадкого. Мужчина поежился, а Халиду все было нипочем: он по-прежнему довольно лыбился и чмокал и, что хуже того, непринужденно почесывал свою неопрятную башку. Поинтересовался, нравятся ли боссу Мадонна и Бритни Спирс.

— Да, они эффектные блондинки, — рассеянно подтвердил босс, размышляя, не перейти ли ему на скотч Ballantine's.

— А Халид в них разочаровался, — сообщил араб таким тоном, будто переспал с обеими. — Халид в Интернет видеть фото, где Мадонна и Бритни Спирс целуются. Они — лесбиянки, фу!