Все девушки — невесты - Ирина Ульянина

— Ох, как я мог забыть?! — удрученно развел руками Хильдеринг. — Я не купил тебе новый купальный костюм, Софи!.. Прости меня, моя любовь!

— Не стоит извиняться. Ты и не должен был мне ничего покупать!

— Так меня кто-нибудь накормит в этом доме или нет?! — Калерия капризно надула толстые губы.

Мне пришлось быть в качестве переводчика, пока они с Маурисом обсуждали меню ужина. Бывший капитан схватился за телефон — позвонил в ресторан. Я же, оттолкнувшись от бортика, солдатиком спрыгнула в бирюзовую воду.

…Около десяти часов вечера Хильдеринг отвез нас в отель. Неугомонная волшебница вела себя как подстрекательница — сама рвалась на дискотеку и убеждала, что все должны последовать ее примеру. Но я уже не то что танцевать была не способна, передвигалась с большим трудом. Мне бы сейчас на мягкие подушки. Кажется, Маурис был со мной солидарен — осушенный накануне аквариум коктейля для нас обоих не прошел даром.

— Может быть, пропустим по стаканчику? — из вежливости указал он на стойку бара.

— Да! Да! — Калерия истолковала его жест как руководство к действию и забралась на высокий табурет.

— Нет, это лишнее, — категорически отказалась я и направилась к стеклянным дверям гостиницы. По направлению к своим подушкам.

Там, разделенные пакетами, мы с Маурисом скромно поцеловали друг друга в щечки и обменялись пожеланием доброй ночи. Прямо как бесплотный старик со своей старухой. Или мальчик с девочкой.

Я бросила пакеты с покупками на свободную кровать и разделась. Принимать душ было лень, но пересилила себя — поплелась в ванную и заодно вымыла волосы, которые от морской воды стали жесткими, топорщились пересушенной соломой. Напрасно я думала, что засну, едва устроив члены на постели. Не тут-то было!.. Вместо снов в голову лезли мысли о Ритке и о маме… Не выдержав, я набрала код Ялты.

— Да у нас-то все, слава богу, чинно, мирно. Целый день с Ефимом банки закрываем, совсем уже запурхались, — будничным, ворчливым тоном завела моя родительница, не выказав радости, будто мы с ней простились лишь вчера. — У тебя-то в доме что творится, Софья?

Я похолодела: что там могло произойти? Пожар?.. Потоп?.. Кража?!

Мама продолжала:

— Который день звоню, а к телефону подходит Леонид. И отвечает, что понятия не имеет, куда ты делась! Неужто ты, дочка, к Вадиму Георгиевичу ушла?

Так меня и ждал этот Вадим Георгиевич…

— Нет, мамочка, я отдыхаю в Мармарисе.

— Где-где?

— На курорте в Турции.

— С Вадимом?

— Ну почему обязательно с Вадимом?.. Одна…

— «Одна-а», — передразнила она. — Тебе денег девать некуда, да?! Ишь, в Турцию отправилась!.. А зачем Леонида в квартиру впустила?! Мало он, по-твоему, куролесил?! Мало над тобой измывался?! Уже простила? Эх ты, шляпа…

— Ну да, я — шляпа, лишь бы вам всем было хорошо, — всхлипнула я и бросила трубку.

Вот так и спускаются с небес на землю… Причем без парашюта, без амортизаторов…

На простыню рядом с подушкой упала моя горючая слеза. И вторая готовилась сорваться, когда зазвонил мобильник. Жизнерадостный Паперный, как всегда, без лишних предисловий спросил, зачем я уехала в Мармарис, когда в Новосибирске стоит замечательная погода, абсолютно нетипичная для последних дней лета.

— Сонечкина, вот в твоей Туретчине сколько сейчас градусов тепла?

— Наверное, тридцать или около того… я не измеряла.

— А у нас плюс двадцать восемь. Народ вовсю купается в Оби! А я холостякую. Лорка с мальцом укатили в Лондон, — делился он ощущениями, — а мне приходится зависать на стройплощадках, поскольку больше некуда податься. Почему ты меня с собой не позвала?!

Потому что потому, злилась я, заразившись маминым ворчливым настроением. И катил бы ты вместе со своей Лоркой и мальцом… На уме у меня был один Маурис — чуткий и внимательный, тонкий и благородный. Как он умеет обнимать — будто обволакивает всей своей великой душой!.. Я почти абстрагировалась от Вадика в мечтах, но и ему удалось вернуть меня из заоблачных грез на грешную землю:

— Сонечка, а я сейчас твоих молодоженов в аэропорту встретил. Везу их, шоколадных зайцев, домой. Хочешь пообщаться с молодежью?

— Конечно, хочу!

— Мамочка, миленькая, родненькая моя, — ворвался в трубку счастливый Риточкин голосок. — Как ты меня удивила!.. Взяла да уехала! Тебе хоть нормально там отдыхается?

— Очень хорошо, просто великолепно, доченька!..

— И у нас все классно! Кипр — это нечто! Это полный улет! Супер-пупер!

…Мы беседовали почти десять минут. Рита взахлеб, скороговоркой выкладывала, что волосы у нее отросли и шея больше не болит. Плавание, как и предполагал Вадим Георгиевич, пошло на пользу. А главное, ее Стасик — просто лапочка!..

Разумеется, по-матерински я радовалась. А по-женски страдала, изнывала. Представила, как Риточка откроет дверь нашей убогой квартиры и столкнется с Леонидом. Да ладно бы Риточка — мне вновь придется сталкиваться с человеком, о котором и вспоминать-то омерзительно… тем более в сравнении с великолепным Маурисом… Нет, это невозможно!.. Что за наказание?!

Паперный отнял трубку у Риты:

— Сонечка, а я ради тебя почти всю Сафо прочитал! И кое-что запомнил наизусть! — Ерничая, пародируя возвышенный стиль, он продекламировал:

Я к тебе взываю, Гонгила, — выйди к намв молочно-белой своей одежде!Ты в ней так прекрасна.Любовь порхает вновь над тобою.

Я молчала, потрясенная. Не знаю, кто такая эта Гонгила, но белые одежды и порхание любви — это точно про меня. Вадик, сам того не подозревая, попал в точку, в яблочко!

— Сонь, ты куда пропала?.. Ты что, язык проглотила?

— Вадик, большое спасибо, что ты позвонил. И что Сафо прочитал.

— А-а, соскучилась по мне?! Вот так-то, милочка: большое видится на расстоянии!.. Сонечкина, когда тебя встречать?

— В понедельник вечером. Рейс из Даламана номер… — В действительности мне хотелось выпалить: не хочу, чтобы ты меня встречал. Вообще не хочу возвращаться домой!.. Мою голову, как похмельная боль, вдруг прострелила мысль, что до понедельника осталось всего двое суток. Два дня и три ночи. Так мало… Кошмар!..

Я сорвалась с кровати, вытряхнула из первого попавшегося под руку пакета белое платье, натянула его, всунула ноги в новые шлепанцы и помчалась вниз.

Зачем я отказалась пропустить стаканчик?! Только бы он никуда не ушел… Неужели он не чувствует, как нужен мне?! О нет, это невозможно!.. Только бы нам увидеться…

Хильдеринг сидел спиной ко мне за стойкой бара рядом со своими соотечественниками — нидерландцами — и неизменной привязчивой волшебницей, которую я поимела неудовольствие увидеть в полупрофиль. Мужчины лопотали на своем языке, а она заглядывала им в рот, наливаясь пивом. Да-а, дама своего не упустит!.. Да и чужого тоже!.. Эту картинку я наблюдала буквально долю секунды. Сорвалась со ступенек и с разбегу кинулась к Маурису — обняла его сзади, прильнув к неширокой, но крепкой, надежной спине.

— Софи?! Мой ангел, ты не уснула?.. А я боялся тебя тревожить… Любовь моя, как тебе к лицу это белое платье!.. О-о… — Он погладил меня по щеке большим пальцем и распростер остальные, протянув пятерню к моему затылку, взъерошив влажные волосы. И слегка отстранил меня, откровенно любуясь.

— Ну ты и вырядилась, Сонька, прямо как невеста, — фыркнула Калерия.

— Почему как?! Я и есть невеста!

— Софи — ты богиня. — Маурис встал и обнял меня за талию, привлекая к себе, покачивая, как на волнах.

Мое сердце остановилось, и время остановило бег…

…Голландцы дружно призывали присоединиться к их компании, но я горячо зашептала Хильдерингу:

— Маурис, дорогой, пойдем скорее отсюда!.. Поехали куда-нибудь подальше — в порт, на улицу баров, в горы, в лес, в поселок… Куда угодно, где мы останемся вдвоем!..

Он почел за лучшее скрыться в его апартаментах, и мы более не разлучались ни ночью ни днем. Я пропустила все завтраки и ужины в отеле, ни разу не появилась на пляже, а в номер пулей забегала лишь для того, чтобы переодеться. Мы почти не пили и не ели — питались исключительно друг другом и никак не могли насытиться. Уезжали к заповедным бухтам, где люди встречаются реже, чем крупные морские черепахи, и упивались первозданным миром, в котором существовали только он и я. Не хотелось никого видеть, не хотелось ничего слышать. И все-таки временами я улавливала, как, подобно дятлу, назойливо, неумолимо стучат наручные часы моего возлюбленного, приближая нашу разлуку…

В воскресенье — наш последний вечер — Хильдеринг, удачно миновав заслон секьюрити, поднялся ко мне в номер. Помог собрать раскиданные по всей комнате вещи и с педантичной аккуратностью упаковал их в чемодан. Покидать номер мы не стали — легли на кровать и уже не размыкали объятий, будто руками и ногами могли удержать друг друга от расставания. Мои губы вспухли от поцелуев — так много и страстно я не целовалась даже в юности…