Приватная жизнь профессора механики - Нурбей Гулиа

Всё так и произошло; ведро, к счастью, не упало; его сняли, торжественно поставили на стол, за которым мы и распили выигранные бутылки. Рассчитаться с Левоном Абрамяном - комсоргом, должен был Серож Калашян - 'старик'. Меня несколько смутило отсутствие комсорга при эксперименте и распитии, но Серож сказал, что комсоргу на таких сомнительных экспериментах, а особенно на распитии, присутствовать нежелательно. Меня это только обрадовало - делить две бутылки на четверых - понятно и привычно, а вот как мы поделили бы эти же две бутылки на пятерых - сложно сказать!

Всё было путём - поспорил, выиграл, выпил, но тайна исчезновения Левона всё-таки осталась. А ведь всё тайное рано или поздно становится явным! Тайна исчезновения комсорга Левона Абрамяна открылась только через двадцать три года - в 1983 году.

Я, уже сорокатрёхлетний профессор, доктор наук, еду с циклом лекций от общества 'Знание' по стране, конкретно - на юг России. И вот в городе Ростове-на-Дону мне забронировали в центральной гостинице 'Московская' на главной улице Ростова, носившей славное имя Энгельса (теперь - Большая Садовая), трёхкомнатный номер-'люкс'. Я читал лекцию в конце рабочего дня на каком-то транспортном предприятии. Чемодан свой, конечно же, с выпивкой на вечер, я оставил в номере, а на лекцию отправился налегке.

Лекция была в актовом зале предприятия, прошла она, как обычно, с успехом, было много празднично одетых людей, задавали вопросы по теме и не совсем, и я уже, собрав свой нехитрый реквизит, намеревался выходить из зала, как ко мне вдруг подошла стройная симпатичная женщина лет сорока.

- Профессор, можно мне задать вопрос не совсем по теме? - слегка зардевшись, спросила она, - не жили ли вы в 60-м году в общежитии МИИТа на Вышеславцевом?

Я с интересом посмотрел на неё, понял, что не ошибся в оценке её внешних данных - румянец ещё более украшал её, - и ответил еврейским вопросом на вопрос:

- А что?

- Знаете, - она зарделась ещё больше, - дело, конечно, прошлое, люди мы уже взрослые, но я видела, как вы ведро с водой подвешивали : на этом, ну вы понимаете, на чём?

Я поглядел на даму с таким выражением лица, которое, будь рядом Станиславский, обязательно вошло бы в каталог мимики. Вроде баб в комнате тогда не было, это что - мистика или розыгрыш?

- Я всё объясню, - продолжала дама, - как-то вечером стучит к нам в комнату на женском этаже ваш комсорг и быстро сообщает, что если кто хочет видеть, как 'грузин' будет ведро подвешивать, ну, сами понимаете, на чём, то быстро - в Ленинскую комнату! Свет не зажигать, по десять рублей - скинуться! Смотреть в окно напротив! И побежал дальше звать зрителей. Набилось в Ленинской комнате человек двадцать, и всё было очень прекрасно видно - вы, наверное, специально подошли к окну и хорошо осветили нужное место!

- Вот она, тайна комсорга! Вот какие они - все комсомольцы и коммунисты - коварные и корыстные сволочи! Ославили меня на всю страну, да ещё 200 рублей прикарманили! Заработали на мне, вернее на моей части тела! На два рыла, наверное, договорились поделить со 'стариком'!

Видя моё искреннее смущение, дама взяла мою ладонь в свои руки и, уже не смущаясь, спросила:

- Скажите, профессор, а вы могли бы повторить этот опыт теперь, ну, скажем, сегодня? Без комсорга, разумеется?

Прямой и открытый взгляд дамы привёл меня в чувство.

- Сегодня? Повторить? Без комсорга? Да с большим удовольствием! - принял я вызов дамы, взял её под руку и вышел с ней на улицу.

Вскоре мы уже были в моём 'люксе' на улице Энгельса. Но все попытки найти в номере ведро не увенчались успехом. Пришлось прикладывать, как говорят в сопромате, другие 'эквивалентные' нагрузки. Но мы, как инженеры, справились.

Администрация гостиницы уважала посетителей 'люксов' и даже не послала к нам проверяльщицу к 11 вечера. И заготовленная красная 'десятка' на этот случай, так и осталась лежать у меня в кармане.

Утром мы распрощались, поблагодарили друг друга за отлично проведённую ночь, и, не обмениваясь адресами и телефонами, расстались. Я поехал объезжать дальше юг России с лекциями :

Конец любви

Наступил конец августа - время уезжать домой в Тбилиси. Я видел, с какой охотой готовились ребята к отъезду, и мне становилось ещё тяжелее. Не хотел я уезжать домой, хотя там была моя семья, мой институт. Я успел так полюбить Москву, её людей, здешний менталитет, лёгкость в отношениях, и многое другое, чего не было в Тбилиси. Включая ЦНИИС и моего железного 'мамонта'. Была здесь в Москве и Настя, но именно перед отъездом я её и лишился. Не подумайте, как говорится, дурного, с нею ничего страшного не случилось, скорее наоборот.

Для меня осталось тайной, действительно ли Настя поехала к маме в Иваново, или в Рязанскую область, в город Сасово. Но, прождав Настю три, потом четыре и пять дней, я поднялся на четвёртый этаж, спросить у Зины, не в курсе ли она дел Насти.

Было часов семь вечера, я вернулся с Опытного завода весь расстроенный безалаберностью моих 'мастеров'. Стучу в дверь и вдруг слышу голос Насти: 'Да!'. Распахиваю дверь и вижу Настю и Шурика, сидящих на Настиной кровати в обнимку. Я не поверил глазам - как так, я же победил в японской дуэли! Не вставая с койки, Настя тихо, но жёстко сказала мне:

- Уходи и не приходи сюда больше! Между нами всё кончено! Мы с Шуриком любим друг друга и не хотим тебя видеть! - Настя больше не опускала глаз, как обычно, а смотрела прямо и решительно. Я заметил, что кольца на её руке не было.

Убитый случившимся, я вышел вон и поплёлся к себе. Ребята отмечали завтрашний отъезд домой. Я выпил с ними и, не выдержав, всё рассказал им. Конечно же, о моем 'романе' с Настей знало почти всё общежитие, не то, что свои ребята. Эмоциональный Крисли вскочил с места и вскричал:

- На твоём месте я бы избил этого Шурика, да и Настю тоже! Вот суки!

'Старик' Калашян был противоположного мнения.

- Тебе завтра уезжать, ну побьёшь ты их и уедешь, а они снова встретятся! Плюй на это и езжай домой, у тебя же жена там!

Но выпитая водка не давала покоя. Я подал знак Крисли, чтобы он вышел со мной. Вместе мы поднялись на четвёртый этаж, и я громко постучал в комнату. Никакого ответа. Я прислушался - за дверью послышалось шевеленье. Нажал на дверь - она не подаётся. Я начал дубасить в неё ногами, но тут же вышли соседи напротив - две знакомые девочки, и сурово пригрозили, что они вызовут милицию. Все против меня!

И вдруг мне в голову пришла пьяная мысль - залезть в комнату через окно. Комната Насти была крайней, за ней шёл тупичок коридора, оканчивающийся окном. Мы с Крисли подошли к окну, я высунулся и оценил ситуацию. Окна в комнате Насти были открыты, карниз под окнами был широким, но, к сожалению, чуть покатым наружу. Под окнами располагалась палатка для приёма стеклотары.

Я решился. Вылез в окно, держась за руку Крисли, не отпуская её, ухватился за подоконник Насти, и только после этого отпустил руку. И вдруг я вижу Настю - она соскакивает с кровати, подбегает к окну и со всей силы пытается его захлопнуть. Лицо её перекосилось от страха, она всё давит и давит на окно, расплющивая мне пальцы. Я посмотрел вниз - высота огромная, я представил себе, как загрохочет разбитая стеклотара, если я упаду вниз и пробью хилую пластиковую крышу палатки. А Настя всё давит и давит на окно.

- Перестань давить, я уйду! - крикнул ей я. Она приоткрыла окно, но держала его обеими руками, чтобы снова захлопнуть, если я попытаюсь залезть внутрь. Шурика видно не было, забился в угол, наверное, чмур поганый!

Я оторвал окровавленные пальцы от подоконника и, балансируя на карнизе, схватил протянутую мне руку Крисли. Кое-как влез в окно, и, неуклюже перевалившись, растянувшись на полу. Вставая, заметил, что всю эту позорную сцену наблюдали девочки из комнаты напротив. Я шуганул их, они тут же захлопнули дверь, и мы с Крисли шатаясь, пошли к себе. Я не удержался, чтобы не пнуть ногой дверь Насти и не плюнуть на неё.

Вот как закончилась наша любовь! Говорил же я ночью на берегу Москвы-реки, что всё кончится, и кончится плохо. А Настя, помню, целовала меня, утирала слёзы и настаивала:

- Успокойся, миленький, не плачь, у нас всё-всё будет хорошо! Вот увидишь!

- - Вот и увидел! - я посмотрел на свои окровавленные с содранной кожей пальцы и решил - всё равно хорошо, что не грохнулся с четвёртого этажа на палатку со стеклотарой!

- Удивительное, мистическое совпадение - лет через десять после этого, мой знакомый парень с нашего двора в Тбилиси, внук домоуправа Тамары Ивановны, поступивший учиться в МИИТ и живший в том же общежитии, сорвался и упал как раз с того же карниза, совершая тот же путь из окна, что и я. Но совсем не с той же целью - он выпил с товарищами, а закуски не хватило. А из окна комнаты, которую когда-то занимали Настя с Зиной, свешивалась авоська, набитая всякими вкусными вещами. Правда, было не лето, а холодное время года, и удержаться на карнизе было труднее. Парень разбился насмерть - палатку, которая могла смягчить удар, к тому времени уже убрали. Получило-таки окно-убийца свою жертву из Тбилиси, из того же самого двора!