Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - Валерий Вьюгин

За три года до начала переговоров с Ролланом на аналогичное предложение издательства «добровольно» и «морально» формализовать отношения охотно согласился Стефан Цвейг, который при этом мало придавал значения гонорару и объявил в предисловии к первому тому своего русского собрания сочинений, что, с его точки зрения, отсутствие договора об охране авторских прав между Россией и Германией благотворно, поскольку способствует «духовному сближению между Россией и европейскими странами»[739]. Несколько лет спустя, когда издательство обратилось с аналогичным предложением к Андре Жиду, находившемуся в той же юрисдикции французского авторского права, что и Роллан (см. письмо «Времени» Жиду от января 1934 г.), Жид также охотно согласился на все предложения «Времени», хотя сам договор счел «совершенно бесполезным»: «для чего эти взаимные обязательства, раз я вам абсолютно доверяю и также объявляю об этом здесь формально» (письмо Жида «Времени» от 24 марта 1934 г.), но все же, по просьбе издательства, подписал. Однако согласование договора с Ролланом оказалось гораздо более сложным для издательства и затянулось на целый год. Предложение об издании авторизованного собрания сочинений на русском языке «Время» сделало Роллану 21 ноября 1928 года; формальное письменное согласие от его московского поверенного А. Г. Пертцика было получено 31 января 1929 года; первый вариант договора подписали 15 марта 1929 года, после чего «Время» начало активную работу над изданием, однако А. Г. Пертцик затягивал выполнение взятых им на себя обязательств[740], а Роллан предъявлял к издательству все новые требования, в результате чего 20 марта 1930 года был заключен новый и окончательный договор.

Прежде всего, Роллан добился того, что гонорар ему выплачивался не только за новые произведения в случае получения их «Временем» за три месяца до появления их в свет заграницей (50 р. за лист), как первоначально предлагало издательство, по образцу своей работы с Цвейгом, — а в 40 рублей за лист «как ранее вышедших, так и новых произведений» (письмо А. Г. Пертцика «Времени» от 31 января 1929 г.)[741]. Гонорар этот был относительно невелик — известные отечественные авторы получали в те годы в два-три раза большее вознаграждение, — и равен ставке хорошего переводчика. Однако для многотомного издания, содержавшего такие громадные по объему произведения, как «Жан-Кристоф» или «Очарованная душа», где необходимо было платить также переводчикам, редакторам, в том числе назначенному Ролланом редактору всего собрания П. С. Когану (10 р. за лист), гонорарные расходы оказались весьма значительными, при том, что другие советские издательства гонорара иностранным авторам не платили вовсе.

При этом сам Роллан использовал гонорар не для материальной, а исключительно для символической выгоды. Он с самого начала потребовал, чтобы «пока, причитающиеся мне суммы не выходили бы из России, и чтобы я мог располагать ими в пользу лиц или русских общественных дел, которые я укажу. <…> Существенно то, чтобы следуемые суммы были пока записаны и сохранены так, чтобы я мог ими располагать» (письмо Роллана Пертцику от 16 января 1929 г., подчеркивания автора письма). Объект благотворительности некоторое время оставался не определен[742]. В июле 1929 года, когда Роллан добивался от ВОКС разрешения для своей будущей жены М. П. Кудашевой приехать к нему в Швейцарию, благотворительная акция с гонораром обрела полезное политическое значение: в письме, написанном «Временем» в ВОКС по просьбе Роллана и по образцу, присланному А. Г. Пертциком, подчеркивалось, что «Ромен Роллан выразил желание оставить всю сумму причитающегося ему гонорара в советской России и пожертвовать его на какое-либо общественное дело, мотивируя это решение своим желанием публично засвидетельствовать свое сочувствие к Советскому Союзу» (письмо «Времени» в ВОКС от 10–17 июля 1929 г.), что придавало общественно-политическую важность изданию и, в частности, желанию Роллана «дать ряд указаний по изданию путем личных переговоров, для которых он просит приехать к нему М. П. Кудашеву, которую он лично знает и которая является секретарем проф. П. С. Когана, редактора собрания сочинений Роллана» (там же). В первом варианте договора с Ролланом, подписанном 15 марта 1929 года, высказанное автором желание «оставить всю сумму причитающегося ему гонорара в советской России и пожертвовать его на какое либо общественное дело» (письмо Роллана Пертцику от 16 января 1929 г.), причем издательство должно было выплачивать гонорар «автору в советской валюте путем взноса на текущий счет его в Государственном Банке» (письмо Пертцика «Времени» от 31 января 1929 г.), было отражено абсолютно точно: «вознаграждение уплачивается Издательством в советской валюте путем взноса его на текущий счет Ромена Роллана в Государственном Банке, по его указанию» (договор Ромена Роллана с издательством «Время», 15 марта 1929 г.). Однако писатель, получив согласованный с его поверенным текст, потребовал переписать пункты, которые «позволяют думать 1) что у меня имеется открытый счет в Московском Государственном Банке; 2) что я там регулярно получаю и буду получать какое-то авторское вознаграждение. Этого я ни в коем случае не могу позволить. <…> Я слишком хорошо знаю политику, чтобы подвергать себя возможности, что позже такой текст будет использован для представления меня как лица, получившего какое-то денежное вознаграждение от СССР; и если я защищаю СССР (как я это делаю), я желаю, чтобы это было на виду у всех, в качестве независимого человека, который никому ничего не должен. С другой стороны, слишком много иностранных писателей уже попользовались от СССР, и я не хочу, в настоящих обстоятельствах, извлечь из него какую-нибудь выгоду» (письмо Роллана «Времени» от 3 февраля 1930 г.). В новом, окончательном тексте договора было обозначено, что гонорар передается «на дело общественного воспитания в СССР», а именно для учреждения стипендий студентам МГУ (договор Ромена Роллана с издательством «Время», 10 января 1930 г.). Эту свою благотворительную акцию Роллан сделал центральной темой опубликованного в «Известиях» «Письма в редакцию»: «Я уведомил моих русских друзей о том, что я совершенно отказался от своего авторского гонорара, который мне причитался бы за сочинения, которыми я могу располагать, причем я поставил условием, что эти суммы должны быть полностью переданы издательством „Время“ на имя и на текущий счет Первого Московского университета. Мне было бы приятно, если бы эти деньги пошли на создание фонда по выдаче стипендий студентам. Таким путем я хочу публично засвидетельствовать свои братские чувства трудящейся молодежи России и мою преданность СССР» (Известия ВЦИК. 1930, 4 апреля; курсив в тексте) — и всех прочих своих публичных выступлений, связанных с изданием его русского собрания сочинений. Таким образом Роллан, вынудив «Время» выплачивать довольно значительный для небольшого кооперативного издательства гонорар, при этом считал, что не получает никакого «денежного вознаграждения от СССР» и в полной мере воспользовался его символической выгодой. Деньги же, которые «Время» регулярно перечисляло на счет Первого Московского университета, были потрачены неизвестно на что (добиться от Университета отчета не удалось)[743].

Другим затруднением в истории издания «Временем» собрания сочинений Роллана, также разрешенным писателем не в пользу издательства, была авторизация издания. «Приступая к изданию ваших сочинений, — объясняло издательство Роллану, — мы все время исходили из расчета на то, что выпускаемое нами собрание будет вами полностью авторизовано. При полной свободе печатания в СССР переводов любых произведений любого иностранного автора такая полная авторизация, объявленная на титульном листе каждого тома, дала бы нам конечно и большие материальные гарантии и большое моральное удовлетворение» (письмо «Времени» Роллану от 11 ноября 1929 г.). Однако уже после подписания первого варианта договора неожиданно, по словам Роллана в передаче Пертцика, выяснилось, что французский издатель Роллана «Albin Michel» в 1920 году (при предшественнике А. Мишеля Оллендорфе) уступил право перевода и издания на русском языке «Жан-Кристофа», «Клерамбо» и «Кола Брюньона» издательствам в Швеции (акционерному обществу «Aktelbolaget Sveriges Litografiska Tryckener») и Германии («Слово»[744]), из-за чего Роллан не имел законного права давать «Времени» письменное разрешение на русское издание всех своих произведений, то есть называть собрание сочинений авторизованным, как предполагалось вначале, а готов был передать право только на «принадлежащие ему произведения» (недатированное письмо А. Г. Пертцика «Времени», штамп о получении 12 октября 1929 г.)[745]. Соответствующее изменение было внесено в договор: к слову «произведений» было добавлено уточнение «которыми он имеет право располагать». Пришлось изменить и исключительно важный для советского собрания сочинений текст специально написанного Ролланом обращения к русским читателям. Сам Роллан воспринимал этот текст как «подходящий случай публично выразить свои симпатии, старинные симпатии к России» (письмо Пертцика «Времени» от 20 февраля 1929 г.) и требовал напечатать параллельно по-французски и по-русски — «я нахожу, что это придаст ему больше значительности» (письмо Роллана «Времени» от 1 июля 1929 г., см. также письма Пертцика «Времени» от 8 и 12 июля 1929 г., Кудашевой «Времени» от 25 сентября 1929 г.). Для «Времени» же текст Роллана был важен по другим причинам: издательство ожидало, что Роллан, «во избежание выпуска другими издательствами параллельных, может быть сокращенных изданий», упомянет в своем обращении к советскому читателю о том, что издание «Времени» — это первое авторизованное им издание его произведений на русском языке и что он предоставил издательству исключительное право на выпуск русского их перевода (письмо «Времени» Роллану от 2 июля 1929 г.). Первоначально текст был написан в форме «Привета Жан-Кристофа его русским братьям», однако позже Роллан потребовал убрать из заглавия упоминание «Жан-Кристофа» как именно того произведения, права на русский перевод которого не имел, назвав текст «Привет Ромена Роллана русским читателям», а также снять указание месяца и дня написания приветствия (см. письмо Роллана «Времени» от 25 октября 1929 г.). При этом в тексте не говорилось о том, что Роллан предоставил «Времени» исключительные, монопольные права на русское издание своих произведений и что издание в полной мере им авторизовано. С точки зрения Роллана, все разрешилось наилучшим образом: «…ввиду того, что юридическое положение в России отлично от моего, вы имеете право печатать их (те три произведения Роллана, права на русский перевод которых были проданы зарубежным эмигрантским издательствам. — М. М.) без формального моего на то разрешения, но с молчаливого согласия. И никто не может воспретить мне обратиться к читателям СССР с выражением моей симпатии. Вот почему вы можете напечатать в качестве предисловия мой „привет русским друзьям“» (письмо Роллана «Времени» от 12 октября 1929 г.)[746]. Однако издательство своей цели — опубликовать заявление Роллана об авторизованном и монопольном характере издания — таким образом не достигало. Поэтому «Время» обратилось к Роллану с просьбой, воспользовавшись предложенной Ролланом формулировкой, публично объявить об авторизованности издания «с молчаливого согласия» автора: