Бумер-2 - Андрей Троицкий

Жлоб набрал номер Постникова, в трубке слышались женские голоса и звон бутылок. Постный не сразу вспомнил, с какой целью звонит один из его бойцов.

— Умер, говоришь? — переспросил он. — М-да… Черт побери. Как некстати вся эта муйня. Поручи вам работу, саму простую, самую легкую, вы обязательно обосретесь. И еще этот трупешкик. Тоже мне, подарок. А что, Кучушев не мог помочь?

— Сказал, что не мог, — голос Жлоба дрожал от волнения и злости. — А так хрен его знает. Может, возиться не захотел.

— Чего? — переспросил Постный. — Нет, это я не тебе. А ты давай… Наливай. Девчонки уже заждались. Легли и просят.

Снова послышался звон бутылок и чье-то ржание.

— Слышь, Игорь, ты вечно звонишь не ко времени, — сказал Постный. — Всю дорогу у тебя одни проблемы. Вечно так: дай тебе говна, дай ложку. Ничего сам решить не можешь. Ладно… Так ты говоришь: Куба того… Откинулся?

— Вот именно: того, — подтвердил Жлоб и всхлипнул, готовый заплакать. — Умер, да… Мертвее не бывает. И я не знаю, что делать дальше.

— Машина на кого зарегистрирована? На Кубу? И хорошо. Отгони «опель» подальше, посади покойника за руль, залей салон бензином. И дальше по программе. Пусть менты потом разбираются. Хотя тут и разбираться нечего: несчастный случай. Все, действуй. Думаю, что спичку ты сможешь зажечь и без посторонней помощи.

Послышались короткие гудки, Жлоб убрал телефон и не мог пересилить отвращение и страх, залезть в машину, пока не нашел в багажнике бутылку с питьевой водой и армейскую фляжку с водкой. Он сделал пару жадных глотков, сел за руль и погнал дальше, чувствуя, что голова идет кругом, и в таком состоянии он едва ли далеко уедет.

В половине девятого кто-то затопал на крыльце, потом на всю катушку заиграл радиоприемник, послышалась возня на кухне. Это явилась хозяйка и принялась собирать на стол. Кот лежал на спине, вдыхая запах сена, тушеного мяса и гречневой каши, доходивший сюда из кухни. От этих запахов разыгрался какой-то волчий, звериный аппетит. Кот вытащил из рюкзака пару яиц, ломти хлеба и пластиковую бутылку с водой. Жаль, что не догадался взять соли. Но и так сойдет.

За окном быстро стемнело, непогожий день превратился в ненастный вечер. Кот не рискнул зажигать фонарь, в сумерках издали виден даже слабый свет на чердаке. Утолив голод, он снова лег на сено, закрыл глаза и стал слушать, как по железной крыше стучит дождик. Стрелки часов подобрались к десяти вечера, Кот стал беспокоиться, что попусту будет караулить кума, а он не явится ни сегодня, ни завтра. Но в сенях затопали сапоги, послышался мужской голос. Слов Кот не разбирал, но теперь ясно главное: тот, кого он ждал, все же вернулся.

Чугур зашел в сени, скинул дождевик и китель. В спальне он переоделся в спортивный костюм, наскоро поужинал и стал собирать дорожную сумку.

— Ты чего так поздно? — спросила Бударина.

— Поздно? Это еще рано, — отозвался Чугур, укладывая полотенце и бритвенные принадлежности. — Все разъехались. На юга задницы греть. А те, кто остался, тупее сибирского валенка. На хозяйстве вместо себя оставить некого. Дела в Москве займут дней пять, не меньше. Значит, неделю меня не будет.

— А как же деньги? Ты ведь говорил, надо в банке заказывать? Заранее?

— Я сегодня пять раз звонил в эту фирму по продаже недвижимости. Все уточнял… Короче, чемодан с налом туда тащить не надо. Можно в Москве с книжки снять. А еще лучше оформить перевод. Со счета на счет. Как только деньги переведут, можешь сходить к своей подруге Тоське. И сказать до свидания. И деньги, что ей в долг давала, не забудь потребовать. А иначе это сделаю сам.

Кум перенес дорожную сумку из спальни в горницу. В Москве он остановится у одного старого приятеля Антона Васильевича Кленова, с которым вместе служили еще на севере. Теперь Антон перебрался в Москву, нашел теплое место в охранной структуре одной крупной строительной фирмы. И в хрен не дует. Знай себе купоны стрижет, шастает по бабам и квасит. Но челюсть у Кленова отвалится, когда он узнает, по какому делу приехал в столицу бывший сослуживец.

Чугур усмехнулся, присел к столу, вспоминая, все ли вещи собрал.

— Ты не маячь перед глазами, — сказал он любовнице. — Ложись и спи. Я себе тут, в комнате постелю.

Когда сумка оказалась собранной, кум присел за круглый стол в горнице и стал смотреть в темное окно. За хлопотами тревоги последних дней отошли на задний план, вроде как забылись. На ночь глядя, как всегда, снова всплыли в памяти. Скорей бы уж закончилась вся эта тягомотина с оформлением дома на Кипре, с отставкой. И на дом Будариной надо найти покупателя. Дел впереди — целый воз и маленькая тележка. Но свет в конце тоннеля уже виден.

Кум успокоил себя мыслью, что на новом месте, у теплого моря, оживет душой, стряхнет пыль неприятных воспоминаний и тревог. Но тут же поправил себя: до Кипра еще добраться надо, еще дожить до него надо.

Попугай Боря, замерев на жердочке, угрюмо молчал, словно собирался сказать какую-нибудь новую гадость или выругаться, но не мог вспомнить крепкое слово.

Чугур вышел в сени, проверил, не забыл ли задвинуть засов, когда заходил в дом. Он вернулся в комнату, потушив верхний свет и включив настенной светильник, разделся до трусов и майки. Снова поднялся, вытащил из кобуры пистолет и сунул его под подушку. Так спится спокойнее. Вытянулся на диване, накрылся ватным одеялом. Взял в руки книгу рассказов о Ленине, раскрыл томик наугад, на первой попавшейся страничке. Осилил три абзаца и, дернув шнурок, выключил лампу.

Кум ворочался с боку на бок, не ко времени вспоминая все дела, что успел переделать за долгий день: набралось порядочно. Полежав на спине четверть часа, он решил, что переутомился, поэтому и сон не шел.

Невольно Чугур стал думать о завтрашних хлопотах. В Москву поездом он доберется уже после обеда. И, чтобы не терять день, сразу двинет в агентство, там его уже будет ждать некто Жаров, старший менеджер по продажам недвижимости за границей. Конечно, доверять этим фирмачам нельзя. Сидит у них в конторе сволочь на сволоче и жулик на жулике. Тюрьма по ним плачет. Только и думают, как простого человека объегорить, деньги халявные загрести. А этот Жаров, видно, там основной, козырную масть держит.

Эх, промурыжить бы его недельку на зоне, да еще в кандей засунуть на несколько деньков. И подсадить к нему какого-нибудь голубца, самого грязного, больного сифилисом. И строго наказать этому голубцу, чтобы он и Жарова того… Опустил. Тогда бы этот хренов менеджер по-другому запел, зараз цену на дом сбросил, а то и вовсе обнулил.

Свет в избе погас ровно в час ночи. Выждав минут сорок, Кот стал осторожно пробираться к люку, в темноте неловко задел носком сапога пустую банку, опрокинул ее. Хорошо, не разбил. На всякий случай Кот выждал минуту, прислушался. Наверняка кум уже дрыхнет без задних ног. И теперь все надо сделать быстро и по возможности тихо.

У стенки на кровати спит хозяйка, подушка пропахла недорогими цветочными духами. А кум с краю. Тут не промахнешься, даже если очень захочешь. От двери до изголовья кровати ровно пять шагов. Это займет три-четыре секунды. Два выстрела в голову — это еще пару секунд. Пока эта продавщица проснется, поймет, что к чему, включит свет и побежит будить соседей, он будет уже далеко отсюда.

Кум уже задремал, когда услышал, как скрипнула доска. Он открыл глаза, осмотрелся. В комнате темно, как в могиле.

— Ирка, ты, что ли, встала? — тихо спросил кум и не услышал ответа. — Слышь, Ирина…

И снова нет ответа. Значит, не она. Вероятно, просто почудилось. И не мудрено. При такой-то жизни не долго и с приведением встретиться, а то и вовсе крыша на курорт уедет. Кум смежил веки и тут услышал странный далекий звук, будто кто стакан с места на место переставил или уронил. И снова гулкая тишина, от которой в ушах звенит.

Кум вытащил из-под подушки пистолет, передернув затвор и включив предохранитель, сунул его на прежнее место и сладко зевнул. В доме никого нет, а на улице в такую-то погоду тем более. И нечего себя пустыми страхами изводить.

Выждав еще сорок минут, Кот переобулся в мягкие кеды, поднял крышку люка, подхватив корзину, в которую сложил все пожитки, медленно спустился вниз по лестнице. Темнота в сенях кромешная. Одно окошко, выходившее в сторону соседского участка, занавешено темной сатиновой занавеской, в другое, дальнее окно, пробивается млечный свет уличного фонаря, такой слабый, что не увидишь вытянутую вперед руку.

Кот поставил кошелку на пол под лестницу, снял с головы и опустил в нее кепку. Неподвижно постоял пару минут, дожидаясь, когда глаза привыкнут к такому освещению. Он вытащил из-под ремня ствол. Патрон уже в патроннике. А с близкого расстояния, почти в упор, Костян не промахнется даже при нулевой видимости. До двери в горницу ровно шесть шагов, надо взять наискосок, чуть правее.