Бумер-2 - Андрей Троицкий

Постный сидит в конторе, ждет хороших известий, а тут такие дела. По дороге изредка проезжает патрульная милицейская машина, колесит от одного поста ДПС к другому. Заметив возню на стоянке, менты запросто могут свернуть сюда. И тогда легкое дело обернется большими неприятностями. Куба продолжал прыгать на одной ноге и стонать, размазывая кровь по лицу.

— Хватит сопли распускать, помоги мне эту свинью вареную в сторону оттащить, — Жлоб схватил дядю Мишу за руки, потянул на себя, сдвинув метра на полтора. — Куба, мать твою, давай, что ли…

Выругавшись последними словами, Куба неуверенно, припадая на ногу, шагнул вперед, наклонился над хозяином «Ветерка» и, чтобы выпустить пар, пару раз ударил Шубина кулаком в лицо. Размахнулся и снова ударил. Затем ухватил его за вторую руку. Вместе кое-как дотащили обмякшее тело до края асфальтовой площадки, ногами столкнули в канаву.

— Вот они. Все как один.

Жлоб вытащил из кармана тяжелую связку ключей, позвенел ими, как колокольчиком и быстро зашагал к закусочной. Куба полез в машину, вытащил с заднего сидения бутылки с горючкой, и, припадая на больную ногу, поплелся следом. Двумя руками он прижимал к груди бутылки и внимательно вглядывался в темноту, боясь оступиться. Через пять минут друзья вошли в тесную комнатенку Шубина, открыли сейф и выудили деньги. Жлоб разложил купюры на столе и, слюнявя пальцы, пересчитал их.

Неплохой улов, в переводе на баксы, около шести сотен.

— Я возьму. Не потеряю.

Куба сгреб деньги, засунул их в бумажник и опустил в карман штанов. Он забыл о боли в ноге, о крови, еще сочившейся из сломанного носа, градус настроения поднялся до верхней отметки.

— После поделим. Шестьсот баксов, а? Не хрен собачий. А ты говорил: не надо старика трогать. А то еще ласты завернет.

— Я ничего такого не говорил, — ответил Жлоб, всегда соображавший туго, а сейчас, после пивных возлияний, впавший в сонное заторможенное состояние. — Это ты говорил. Я наоборот хотел этого козла…

— Какой же ты тупой, — Куба покачал головой. — Шучу я. Пора научиться понимать юмор. А то так и сдохнешь укропом.

— Сам таким сдохнешь.

Парни вышли из задней двери забегаловки, повесили на место замок. По железным скобам, вбитым в стену, Куба вскарабкался наверх, встав на корточки, опустил руку и стал принимать бутылки, которые снизу подавал Жлоб. Дождь, темнота и выпитое пиво делали свое дело. Действия Жлоба были слишком нерасчетливыми, а посудины скользкими, как живые рыбы, так и норовили выскочить из ладони. Последняя четвертая бутылка все же выскользнула, грохнулась на асфальт и, разлетелась вдребезги. Горючка забрызгала брюки и рубашку. Жлоб выругался, сплюнул от злости.

— Ладно, и пять бутылок — больше, чем надо, — крикнул он снизу. — Кидай и зажигай.

— Пошел на хер со своими советами, — огрызнулся Куба. — Умник. Сам вот залезай сюда и работай.

— Не могу спички зажигать. Весь горючкой облился. Как задница.

Куба подошел к жестяной вентиляционной трубе, навалился плечом и завалил ее на сторону. И принялся перетаскивать бутылки. Он подумал, что напрасно накачался пивом и еще для согрева глотнул грамм сто пятьдесят водки. Не надо было пить. Все этот придурок Желабовский: давай дернем, давай дернем… Ему бы только глаза залить. Мало того, что бог ума не дал, так еще и квасит, последние мозги пропивает. И друга спаивает.

Если бы Куба был трезвым, то не позволил этому хмырю, хозяину закусочной, так легко сломать себе нос, да еще ногу повредить. Завтра же надо топать к врачу и делать рентгеновский снимок, если нет перелома, трещину в кости обязательно обнаружат. Наложат гипс, и два месяца Куба, как последний урод, будет ковылять, опираясь на палку.

Мягкая кровля закусочной оказалась неровной, бугристой, бутылки не хотели стоять, все падали. Стоило только чуть наклонить горлышко, бензин, смешанный с соляркой, вытекал из бумажных затычек. Горючка уже облила рубаху и штаны Кубы. Руки сделались скользкими от солярки. А бутылки все падали и падали, пока он не догадался не ставить их на кровлю, а сразу сбрасывать в вентиляционную трубу. Посудины полетели вниз, бухнулись о стенки жестяного короба и разбились. Только тут Куба вспомнил, что надо было поджечь тряпку, торчавшую из горлышка последней бутылки. И только тогда бросать ее вниз. Как теперь зажигать горючку?

— Ну, мать твою через ухо, — Куба злился на свою забывчивость, на проклятую погоду, на темную ночь, на тупость своего друга и на весь мир в целом. — Падла долбанная…

Проклятый дождь сеялся с неба, ветер дул в лицо. Огонь фонарей на трассе сделался каким-то тусклым, далеким.

— Эй, ты чего там, заснул что ли, задница? — голос Жлоба казался тихим и слабым. — Или спички потерял? Слышь, ты где есть?

— Да пошел ты, — заорал в ответ Куба. — Пошел знаешь куда?

Закрывая огонь зажигалки от ветра, он прикурил сигарету, жадно затянувшись, бросил ее в вентиляционное отверстие. И отступил в сторону, дожидаясь, когда вспыхнет бензин. Но ничего не произошло. Он прикурил новую сигарету и повторил свои действия. Хоть бы что. Ни огня, ни дыма. Видно, от тлеющей сигареты огонь не займется.

Спички, спички… Вот он выход из положения. Куба всегда таскал с собой коробок, чтобы при случае поковыряться в зубах. Отломив фильтр, он прикурил новую сигарету, вставил ее в спичечный коробок, закрыл его и бросил в вентиляционную трубу. Отличная идея, жаль, что она не пришла в голову раньше. Как только сигарета догорит, воспламенятся спичечные головки, от их тепла горючка точно вспыхнет. Нужно лишь немного подождать. Куба отошел в сторону, досчитал до десяти. А потом еще раз до десяти. Сигарета должна была истлеть. Что за чертовщина?

— Ну, чего ты там возишься, задница? — крикнул снизу Жлоб. — Я тут совсем задубел. Задница проклятая…

— Пошел ты на хрен, — проорал в ответ Куба. — Кретин, недоносок.

Блин, у Жлоба не только с мозгами проблемы, у него и словарный запас, как у последнего педика. Только задница, задница… Другим словам не научился. Тьфу, и этот фокус с сигаретой не получился. Куба стал раздумывать, что же делать дальше.

Он подошел к вентиляционной трубе, наклонившись, глянул в темноту и отпрянул. Из трубы с шипением вырвался столб пламени, какой высокий, что моментом осветил асфальтовую площадку автомобильной стоянки, кусок шоссе и все пространство вплоть до леса. Обожгло лицо грудь, вспыхнули брюки. Не помня себя, Куба закричал в голос, побежал к краю плоской крыши. Поскользнулся и упал, но тут же вскочил на ноги и закричал еще громче. Он потерял ориентировку в пространстве, не знал куда бежать, что делать, где искать спасения.

Дядя Миша пришел в себя от каких-то диких нечеловеческих криков, способных поднять из могилы покойника. Шубин лежал в мокрой траве на дне неглубокой канавы, он промерз до костей, голова раскалывалась от боли, а ноги онемели. Кажется, стояла ночь, небо оставалось темным, но вокруг светло, как днем. Выглянув из своего укрытия, Шубин и сам захотел закричать, но сдержал крик. Вся крыша закусочной была объята пламенем, горело и внутри, и жар был такой, что трескались витринные стекла.

На краю крыши стоял человек, объятый пламенем, он истошно кричал, но слова выходили неразборчивые. Человек спрыгнул вниз с четырехметровой высоты и, кажется, неудачно приземлился, видно, сломал ногу. Дважды он пытался встать и снова падал на асфальт. Другой человек накинул на бедолагу то ли кусок брезента, то ли шерстяное одеяло. На шоссе остановился «жигуленок», водитель побежал к закусочной.

Оттолкнувшись руками от земли, Шубин попытался подняться на ноги, но снова оказался на земле, голова закружилась, будто он каким-то чудом оказался на детской карусели, которая разгонялась, крутилась все быстрее. И снова мир погрузился в темноту.

В салоне «опеля» стояла нестерпимая вонь. К запаху бензина и солярки примешивался тошнотворный дух подгоревшего мяса и еще какой-то запах, отвратительный, непередаваемый словами, от которого выворачивало наизнанку. Плохо соображая, что делать дальше, куда рулить, Жлоб решил, что без врача все равно не обойтись, но вести лучшего и единственного друга в районную больницу — это все равно, что его, а заодно и себя, прямиком на кичу отправить.

Врачи обязаны сообщать ментам о таких делах. Едва Кубу обследуют в приемном покое, завалится дознаватель. И начнется такая канитель, что тошно станет. К тому моменту, когда Кубу положат на операционный стол или куда там кладут обгоревших людей, менты пробьют насчет пожара в закусочной, поговорят с Шубиным, если он жив. А он наверняка жив, потому что такие типы легко не подыхают. И хрендец на ровном месте. Кубу отправят в тюремную больничку, а Желабовского прямой наводкой в СИЗО, в тухлую камеру на тридцать рыл.

Углядев указатель и жестяной щит на столбе, Жлоб резко вывернул руль, съехал с трассы и погнал «опель» по дороге через лес. В дачном поселке Масловка жил Николай Николаевич Кучушев, знакомый доктор из районной больницы. Пару раз он штопал Жлоба, когда его порезали ножом какие-то залетные отморозки. И Кубе тоже как-то помогал. Хороший мужик. Главное, цену не ломит, берет по-божески. И умеет держать язык за зубами.