Начало пути - Кай Майер

— Что?

— Шердешшшная книга!

Фурия, схватив книгу, оттащила её от своей груди, порвав при этом одолженную футболку.

— Эй, полегче! — возмутилась Кэт.

Книга закашлялась и выплюнула кусок ткани. Вытянув шею, она приблизила клюв к лицу Фурии. Это существо было похоже на безглазую змею, нижняя часть туловища которой переходила в книгу.

Кэт, ругаясь на чём свет стоит, отбежала на середину комнаты и, прислонившись к лестнице, без сил опустилась на пол.

— Я твоя сердечная книга! — выкрикнул кривой клюв, не делая попыток укусить Фурию. — Твоя сердечная книга, Фурия Саламандра Ферфакс!

— Ты?! — Девочка понимала, что в данном случае отвечать вопросом на вопрос не очень-то разумно.

— Не верится, правда? — спросила петушиная книга. — Твоя сер-деч-на-я кни-и-ига я!

— Ну разве я тебя не предупреждала? — с укором спросила Кэт. — Они кричат и спорят, а иногда и кусают прямо за пальцы!

— Но ты ведь даже не настоящая книга, — сказала Фурия.

— А кто же ещё? На кого я похожа, по-твоему? На курицу-пеструшку?

— Там хоть что-то… В тебе хоть что-нибудь написано?

— Библиомантика чистейшей воды! — хвастливо отозвалась книга. — Каждое слово — сила, каждый слог — мудрость!

— Мы можем сунуть её в печку, — предложила Кэт, — и подогреть на ней чайник.

Петушиная книга забарахталась в руках Фурии, будто хотела броситься на Кэт. Но ведь её можно было понять: Кэт заклеила ей клюв клейкой лентой и посадила в рюкзак, в котором наверняка пахло не лучше, чем в этой комнате.

— Как ты её поймала? — спросила Фурия. — Только не говори снова, будто это сделала я!

Кэт тяжело вздохнула. Похоже, больше всего ей хотелось сейчас, чтобы две её гостьи оказались по другую сторону моста.

— Она тебя искала с того самого боя у Иеремии. Наверное, книга почувствовала твоё присутствие, — кажется, так это у вас называется.

Фурия ошеломлённо кивнула. Она надеялась получить настоящую сердечную книгу, такую, как «Фантастико», так много для неё значащую, или ещё какое-нибудь произведение, которое ей нравилось и которым она могла бы гордиться. Необязательно «Одиссею» Гомера, но уж точно не петушиную книгу! Ведь сердечную книгу нужно хотя бы прочитать, как же иначе?

— Это создание бежало за тобой, но очень быстро потеряло твой след, — сказала Кэт. — Сообразительностью оно не отличается.

— Здесь воняет книжными отходами! — прокаркало существо. — Знавала я одну книгу, у которой воняло из клюва, но такого гадкого запаха, как в этой дыре, мне нюхать ещё не приходилось!

Кэт сжала кулаки.

— Когда я её обнаружила, книга продолжала выкрикивать твоё имя. Кстати, половина поселения уже его знает, а всё благодаря её дикому ору.

— Я твоя! — ликовала книга.

Она вытянула клюв и ласково потёрлась о щёку Фурии. Клюв был гладкий, словно полированный. Фурия отодвинулась, но была почему-то тронута таким внезапным проявлением любви.

— Но потом она снова нашла твой след, — продолжала Кэт. — Сначала она просто за тобой наблюдала. В тот момент я уже была у неё на хвосте.

— Значит, я стала твоей приманкой? — Фурия чуть не задохнулась от ярости. — Ты позвала меня лишь для того, чтобы её привлечь! Ты устроила ей ловушку!

— Целую дюжину ловушек, — ничуть не стесняясь, поправила Кэт. — Я засекла её вчера вечером здесь, неподалёку, и подложила парочку открыток — петушиные книги такое любят.

— Вкус у них отличный! — подтвердила книга.

— Ты пожираешь бумагу? — Фурия была слишком ошеломлена, чтобы продолжать злиться на Кэт. С ней можно было разобраться немного погодя.

— Не переживай, — сказала петушиная книга. — Я держу этот маленький порок под контролем.

— А вы, библиоманты, можете поменять сердечную книгу? — спросила Кэт. — На более нормальную?

Петушиная книга разразилась фонтаном ругательств, но Кэт оставалась совершенно спокойной.

— Отличная штука эта ваша библиомантика! — насмешливо сказала она Фурии. — По-моему, лучше уж быть камнем, чем тобой.

— Ты была бы исключительно вонючим камнем! — крикнула книга.

Фурия вытянула руку, на которой сидело это странное существо, и внимательно поглядела на него.

— Чашка чая мне бы сейчас не помешала.

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

— У тебя хоть название-то есть? — спросила Фурия. На корешке книги были выгравированы какие-то слова, но буквы давно поблёкли, и в тусклом свете укрытия Кэт их было едва видно.

— «Жизнь и похождения Авеля Скромного Аксбриджа, восьмого графа Тоскливого из Тосканы», — гордо продекламировала петушиная книга.

— Насчёт того, что этот граф был Тоскливым, у меня сомнений нет. — Кэт раскрутила на верёвочке мокрый пакетик чая и метнула его в воображаемую цель на стене.

Фурия покачала головой:

— У сердечных книг не бывает названий. — И, наклонившись к книге, добавила: — Но внутри у тебя ничего же такого нет, ведь правда? Никакого жизнеописания графа Тоскливого?

— Это конспирация, — прошептала петушиная книга. — Очень-очень хитрая конспирация.

Фурия устроилась вместе с книгой в одном из спальных мешков. Она снова надела комбинезон, и, хотя он был немного влажным и от него пахло плесенью, он больше не вонял кровью и потом, как прошлым вечером.

Кэт наблюдала за ней, остановившись в нескольких шагах.

— Что ты задумала?

— Если это действительно моя сердечная книга, то пришло время её испытать.

— Никакой библиомантики в моём доме!

— Слишком поздно! — возразила книга. — Я — самое благородное произведение искусства библиомантики. Моим создателем был потомок самого Григория Распутина, моя бумага…

— Давай-ка мы проверим, — сказала Кэт, — как поведёт себя в печке этот продукт искусства?

— Какое невежество! — возмутилась книга и повернула клюв к Фурии.

Она снова хотела прикоснуться к её щеке, но девочка схватила книгу за клюв и отодвинула от себя. Та отчаянно захрипела, будто её душили.

— Ну-ка сиди смирно! — приказала Фурия и, положив книгу на колени, оглядела тёмно-красную обложку, потом поднесла её к свету одинокой лампочки.

Обложка была испещрена следами боёв, которые устраивал Иеремия, но никаких серьёзных повреждений девочка не заметила. Даже позолоченные края были со вмятинами и царапинами, но узкий книжный блок держался довольно крепко. Фурия раскрыла книгу и с удивлением обнаружила, что её форзац[10] сделан из шёлковой бумаги в цветочек.

— Миленько! — улыбнувшись, сказала она.