Аль-Амин и аль-Мамун - Джирджи Зейдан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 62. Низложение аль-Мамуна
Аль-Амин, повинуясь желанию матери, отвел ее в приемную залу: Зубейда хотела переговорить с сыном по особо важному делу. Это было на руку аль-Амину, потому что ему самому надо было посоветоваться с ней. Прежде чем начать беседу, Зубейда приказала снять с нее часть тяжелых нарядов. Вокруг стояли служанки, которые обмахивали ее опахалами. Остальные слуги занимались приготовлением кушаний и напитков.
— Мухаммед, я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз, — обратилась Зубейда к сыну. — Ни есть, ни пить я не буду.
Аль-Амин сделал знак, и слуги тотчас удалились, оставив мать и сына наедине. Зубейда поудобнее устроилась на ложе и жестом пригласила сына сесть рядом.
— Как я счастлив видеть тебя, дорогая матушка! — сказал аль-Амин, усевшись подле Зубейды. — Ты так вовремя приехала ко мне. Ведь я еще сегодня утром размышлял, пригласить ли тебя сюда или мне отправиться к тебе во дворец, чтобы испросить совета в одном важном деле. И вот ты здесь по своей воле. Я вижу в этом доброе предзнаменование.
— Да, это добрый знак, если будет угодно богу, — с улыбкой согласилась Зубейда, но тут же ее глаза сердито сверкнули. — Однако я пришла с плохими вестями, которые касаются и меня, и тебя.
— Что случилось, матушка? — встревожился аль-Амин.
— Скажи, эта «несчастная сиротка» все еще у тебя?
— О ком ты говоришь? — не поняв намека, спросил аль-Амин.
— Я говорю о дочери нашего общего врага, который замышлял лишить тебя прав на престол и хотел подговорить твоего отца, чтобы тот назначил престолонаследником сына персиянки.
— Да, дорогая матушка, — уразумев, что речь идет о Маймуне, ответил аль-Амин. — Эта девушка находится во дворце, среди моих невольниц.
— Как мог ты оставить ее у себя, вместо того чтобы избавиться от нее?
— Я полагал, что эта бедная сирота никому никакого вреда причинить не может, — оправдывался аль-Амин. — Моя племянница, Зейнаб, просила отпустить ее с собой, но я, заботясь о безопасности халифата, оставил ее здесь и пообещал девочке, что с ее подопечной ничего дурного не случится.
— Бедная сиротка! — передразнила Зубейда сына. — Да пропади она пропадом, эта вероломная изменница! Твоя беспечность меня поражает, как можешь ты уступать просьбам твоей племянницы! Ведь твой брат — самый ярый из всех твоих недругов. Не он ли настраивает против тебя хорасанцев? А если представится хоть малейшая возможность сбросить тебя с престола, думаешь, он не отважится на это? А кто сделал его таким? Не Джафар ли Ибн Яхья, отец этой «сиротки»? Хвала господу, что твой отец отличался большим мужеством, нежели ты, и раздавил эту гадину Джафара. Не сделай он этого вовремя, не сидел бы ты теперь на халифском престоле! И ты еще можешь говорить после этого, что она — бедная сиротка и что твоя племянница взяла с тебя слово обращаться с ней по-хорошему! Поистине, в твоем брате персидская кровь взяла верх над хашимидской и он унаследовал больше черт от своей матери-персиянки, нежели от своего отца Харуна ар-Рашида. Потому он так и сдружился со своими хорасанскими дядьями.
Все время, пока Зубейда говорила, ее лицо полыхало гневом. Потом оно приобрело мертвенно-серый оттенок, губы посинели, в глазах засверкала с трудом сдерживаемая ярость. Такое отношение вдовы Харуна ар-Рашида к аль-Мамуну как нельзя более соответствовало замыслам аль-Амина низложить своего брата. Ему очень хотелось, чтобы мать первой высказала эту мысль вслух.
— Разве отец не завещал халифат мне и моему брату Абдаллаху и не освятил свое завещание, повесив его на стене Каабы[65]? — осторожно спросил он.
— Это завещание, — резко возразила Зубейда, почти задыхаясь от гнева, — не стоит и медяка, потому что твой отец написал его под диктовку этого изменника визиря, который только и стремился к тому, чтобы вырвать халифат из рук рода Хашимидов и передать твоему брату. Где это видано, чтобы сыновья рабынь управляли государством, когда живы сыновья свободных женщин? Разве может тягаться сын рабыни Мараджиль с сыном Зубейды, рожденной Джафаром? Знаешь ли ты, кто эта Мараджиль и как она оказалась у твоего отца и родила Абдаллаха?
— Нет, — изумленно сказал аль-Амин.
— Я расскажу тебе все по порядку, — начала Зубейда свой рассказ. — Эта персиянка — как Мария, Фарида и другие — была рабыней. Случилось, что я заметила, как твой отец — да смилуется над ним господь! — зачастил к одной певице. Она принадлежала Яхье, тогдашнему визирю, и звали ее Дананир. Отец твой так увлекся ею, что я пожаловалась его дядьям, и они посоветовали мне подарить ему новых рабынь, чтобы он и думать забыл об этой певице. Тогда я отослала ему в подарок десять рабынь, среди них была Мараджиль. Она и родила Абдаллаха, которому Джафар с самого раннего детства прививал любовь ко всему персидскому. Вот он и стал таким, каким ты его знаешь. Разве может он занять твое место? А о завещании, что висит на Каабе, можешь не беспокоиться. Я пошлю человека, который доставит это завещание сюда, и я разорву его на мелкие кусочки, потому что твой отец составил его по чужому наущению.
У аль-Амина отлегло от сердца:
— Так ты считаешь, что моего брата Абдаллаха следует лишить права наследования престола?
— А ты еще этого не сделал? — возмутилась Зубейда. — Ты сам должен лишить его всяких прав, прежде чем он займет твое место!
— Я как раз хотел посоветоваться с тобой по этому поводу, — сказал аль-Амин. — Представь, ты рассуждаешь так же, как мой визирь аль-Фадль Ибн ар-Рабиа.
— Низложи аль-Мамуна и завещай престол своему сыну Мусе. Хотя он еще мал, зато халифская власть перейдет к Хашимидам, потому что в роде Аббасидов нет ни одного наследника, кроме тебя, у кого родители были Хашимиды. Из всех Аббасидов только твои дети являются прямыми потомками Хашимидов.
Душа аль-Амина ликовала, но он молчал, в задумчивости потупив взор.
— А теперь вернемся к разговору об этой подлой девчонке, — нарушила Зубейда наступившее молчание. — Тебе следует, и как можно быстрее, избавиться от нее.
— Убить эту девушку?.. Но за какую провинность? — недоумевал аль-Амин. — Неужели она так опасна, что ей нельзя сохранить жизнь?
— Мухаммед, поистине, ты не ведаешь, что творится вокруг тебя, — с упреком сказала Зубейда. — Твой ум занимают лишь сплетни дворцовых интриганов. Не мудрено, что мне самой приходится печься о твоем благе и знать все, что происходит в твоем дворце и даже в твоей спальне… Так вот что я скажу тебе: оставлять эту девушку здесь опаснее, чем сохранить за твоим братом право престолонаследия. А посему ты должен ее умертвить.
Аль-Амина очень удивила такая настойчивость матери — сам он не видел особой надобности в убийстве Маймуны.
— Мне ничего не стоит выполнить твое распоряжение, — сказал он. — Ведь девушек, подобных ей, в моем дворце сотни и даже тысячи. Но я обещал Умм Хабибе, что не причиню ее подопечной никакого вреда.
— Ты до сих пор умудрился сохранить наивность! — закричала Зубейда, разражаясь новым взрывом негодования. — Видно, скоро ты начнешь играть в игрушки! Будь у тебя хоть капля сообразительности, ты бы сразу подумал: «Как странно, что эта девушка остается здесь во дворце при посредничестве дочери Абдаллаха». Ты даже не знаешь, что она помолвлена с самым ярым врагом Аббасидов и состоит с ним в переписке, из которой явствует, что он намеревается отомстить за Абу Муслима Хорасанского и за Джафара Ибн Яхью. Вдобавок ко всему, он считает Аббасидов вероломными изменниками. Если не веришь моим словам, на вот, прочти это письмо!
С этими словами Зубейда вынула из кармана сверток, в котором находилось письмо Бехзада, и протянула его сыну.
Аль-Амин взял письмо и принялся читать. По мере того как он углублялся в чтение строк, в которых угрозы в адрес Аббасидов перемежались с призывами к мести, дрожь его пальцев передавалась всему телу. Затем он поднял глаза на мать. Она сидела, опираясь на подушки: лицо ее было искажено гневом.
— Ну что ж, ты наконец убедился, кто такая эта несчастная сиротка? — сказала Зубейда, когда сын ее закончил чтение. — Видишь теперь, что жених ее утверждает, будто мы победили только благодаря вероломству и предательству и что он отомстит за ее отца, для чего и отправляется в Хорасан. Она же осталась во дворце, среди твоих рабынь, чтобы проникнуть в твои планы. Подумай сам: разве то, что она находится здесь, не представляет для тебя страшной опасности?
Аль-Амину было трудно скрыть свое изумление.
— Как тебе удалось раздобыть это письмо? Кто тебе его дал? — побледнев, спросил он.
— Мне дал его человек, живущий в твоем дворце, — ответила Зубейда, — потому что ты спишь, а я всегда начеку. Но какая польза в словах?..
— Я сейчас же велю швырнуть ее в воды Тигра! — воскликнул аль-Амин.