Вся ваша ненависть - Энджи Томас

– Думаешь, он за мной тоже?

– Боже! – Мама закатывает глаза. – Вообще-то это я тут старая, а ты…

– Ты себя только что старой назвала.

– Старшая, – поправляет себя мама и украдкой на меня косится. – Да и то все видела. Как же ты не поняла?

– Не знаю. Он все время говорил про других девчонок. Странно это все. К тому же я думала, что любовь прошла, хотя иногда сомневаюсь.

Мама водит пальцем по краю чашки.

– Чав, – говорит она и вздыхает. – Послушай, малыш. Ты же скорбишь, а скорбь усиливает чувства, вот ты и ощущаешь то, чего не ощущала уже давно. Если ты любишь Халиля, в этом нет ничего зазорного.

– Даже если я встречаюсь с Крисом?

– Конечно. Тебе шестнадцать. Ты можешь любить не только одного человека.

– То есть, по-твоему, я могу быть шлюшкой?

– Так! – Она тычет в меня пальцем. – Еще чуть-чуть, и я пну тебя под столом. Я просто прошу, чтобы ты себя не корила. Скорби по Халилю сколько хочешь. Скучай по нему, грусти о том, что могло случиться, дай чувствам волю. Но, как я уже говорила, не переставай жить. Хорошо?

– Хорошо.

– Вот и славно. Мы насчитали уже две причины, – продолжает мама. – Что еще стряслось?

Чего только не… Голова гудит – у мозгов перегрузка. Наверное, эмоциональное похмелье – почти то же самое, что и обычное похмелье.

– Хейли, – говорю я.

Мама прихлебывает кофе. Громко.

– Что эта девчонка натворила на этот раз?

Опять начинается.

– Мам, она никогда тебе не нравилась, да?

– Не в том дело. Мне не нравилось, как ты за ней бегаешь. Будто у тебя нет своей головы на плечах.

– Я не…

– Ой, не надо, Старр! Помнишь, как ты клянчила у меня ударную установку? Зачем?

– Потому что Хейли решила основать группу и мне понравилась эта идея.

– Погоди-ка, разве не ты говорила мне, что хочешь быть гитаристкой? Но Хейли решила, что ты будешь барабанщицей.

– Да, но…

– Потом эти ваши мальчики Джонас, – говорит она. – Кто тебе больше всего нравился?

– Джо.

– А кто сказал, что ты будешь кучерявым?

– Хейли, но Ник не уступал остальным, и вообще, это всё детские разборки…

– Ну-ну! В прошлом году ты умоляла меня разрешить тебе покрасить волосы в фиолетовый. Почему же, Старр?

– Я хотела…

– Нет. Почему, Старр? Назови настоящую причину.

Блин. Вырисовывается шаблон.

– Потому что Хейли хотела, чтобы у нас троих волосы были одного цвета.

– Вот и-мен-но. Малыш, я тебя люблю, но ты неоднократно переступала через свои желания, лишь бы угодить этой девочке. Уж прости, что она мне не нравится.

После такого досконального разбора я могу сказать только:

– Я понимаю.

– Вот и славно. Понимание – это первый шаг. Так что она учудила на этот раз?

– Вчера мы с ней поссорились, – говорю я. – Но на самом деле терки между нами уже очень давно. Она перестала мне писать и отписалась от меня на тамблере.

Мама тянется вилкой к моей тарелке и разламывает пополам оладушек.

– А тамблер – это что такое? Что-то типа фейсбука?

– Нет, и тебе запрещено там регистрироваться. Родителям туда нельзя. Вы и так захватили весь фейсбук.

– Так ты до сих пор не добавила меня в друзья.

– Знаю.

– Мне нужны жизни в «Кэнди Краш»[91].

– Поэтому я никогда тебя не добавлю.

Она одаривает меня своим фирменным взглядом. Но мне все равно. Есть вещи, которых я не сделаю никогда.

– Ну так, она отписалась от этого твоего тамблера, или как его. И все?

Вот за одну только эту фразу маме запрещается заводить тамблер.

– Нет. Плюс ко всему она наговорила и наделала кучу глупостей. – Я потираю глаза. Как я уже сказала, встали мы сегодня ни свет ни заря. – Я теперь задаюсь вопросом, почему мы вообще с ней друзья.

– Ну, Чав, тебе нужно решить, стоит ли игра свеч. – Мама накалывает еще один чертов кусок моего оладушка. – Составь списки плюсов и минусов. Одно перевесит другое, и ты поймешь, как быть. Поверь, лично меня этот метод не подводил ни разу.

– Ты так же поступила, когда Аиша залетела от папы? – спрашиваю я. – Без обид, но, если честно, я бы выгнала его ко всем чертям.

– Да все в порядке. Многие называли меня дурочкой за то, что я вернулась к твоему папе. Черт, наверное, меня так до сих пор так называют за глаза… Узнала бы твоя бабуля, ее бы удар хватил, но дело в том, что сделала я это из-за нее.

– Я думала, бабуля ненавидела папу.

Мне кажется, она ненавидит его до сих пор.

В глазах у мамы мелькает грусть, но в ответ она лишь слабо улыбается.

– Когда я росла, твоя бабуля часто напивалась и обижала нас, но на следующее утро всегда извинялась. Так что я с самого детства уяснила: люди ошибаются, а потому нужно решать, что сильнее – твоя к ним любовь или их ошибки. – Она глубоко вздыхает. – Сэвен для меня не ошибка, я люблю его до смерти, однако поступок Мэверика – да. И все же наша любовь и положительные качества твоего отца в конце концов победили.

– Даже несмотря на сумасшедшую Аишу, с которой нам теперь приходится мучиться? – спрашиваю я.

У мамы вырывается смешок.

– Даже несмотря на сумасшедшую, сумасбродную и раздражающую Аишу. Конечно, у тебя все немножко по-другому, но если хорошее перевесит плохое, оставь Хейли в своей жизни, малыш.

В том-то и проблема. Большая часть хорошего у нас в прошлом. Братья Джонас, «Классный мюзикл», общее горе. Основа нашей дружбы – воспоминания. Но что у нас есть сейчас?

– А если хорошее не перевесит? – спрашиваю я.

– Значит, отпусти, – отвечает мама. – Ну а если все-таки решишь оставить ее в своей жизни и она продолжит умножать плохое – тогда и отпустишь. Честное слово, выкинь твой папа еще один подобный трюк – я бы уже давно выскочила за Идриса Эльбу[92] со словами: «Мэверик? Какой нафиг Мэверик?»

Я покатываюсь со смеху.

– А теперь ешь, – говорит она и дает мне вилку. – Иначе мне придется съесть все за тебя.

Я уже до того привыкла видеть в Садовом Перевале дым, что по возвращении чистый воздух кажется мне чем-то из ряда вон. Из-за ночного ливня на улице пасмурно, но можно ехать с открытыми окнами. И хотя беспорядков уже нет, мы встречаем столько же танков, сколько и лоурайдеров[93].

Однако только мы переступаем порог дома, как нас вновь приветствует дым.

– Мэверик! – орет мама, и мы спешим на кухню.

Папа льет воду на сковороду в раковине, на