Вся ваша ненависть - Энджи Томас

Он отвечает:

Ты до сих пор не купила платье?

Да у меня еще куча времени, – пишу я. – Просто я была занята.

Это правда. Все последние дни по вечерам мисс Офра готовила меня к интервью. А если мы заканчивали пораньше, я помогала ей с рутинной работой в «Праве»: отвечала на звонки, раздавала листовки – в общем, делала все, о чем меня просили. Плюс иногда просто слушала, как на очередном совещании обсуждают положения новой полицейской реформы или напоминают о необходимости информировать население, как важно протестовать, а не устраивать беспорядки.

Я спросила профессора Дэвиса, может ли «Право на правду» устроить круглый стол в Уильямсоне, как в старшей школе Садового Перевала, но он ответил, что не видит в этом необходимости.

На мое сообщение о выпускном Крис отвечает:

Ладно, как скажешь

Кста, Ванте передает привет

Ща уделаю его в Мэдден

Пусть только прекратит называть меня Бибером

Несмотря на тот бред про «пытается косить под чернокожих», теперь Деванте бывает в гостях у Криса даже чаще меня. Однажды Крис пригласил его порубиться в «Мэдден», и они в одночасье стали «братишками». По мнению Деванте, огромная коллекция Крисовых видеоигр компенсирует его белизну. А по моему мнению, Деванте – игровая шлюшка. Когда я ему об этом сообщила, он велел мне заткнуться. Так мы и дружим.

Мы подъезжаем к дорогому отелю в центре города. Под навесом, ведущим ко входу, нас ждет белый парень в худи, под мышкой у которого папка-планшет, а в руке – стакан из «Старбакса». Несмотря на это, парень умудряется открыть дверь лимузина и пожать нам всем руки.

– Я Джон, продюсер. Приятно познакомиться. – Он снова пожимает мне. – Дай угадаю: ты Старр.

– Да, сэр.

– Большое спасибо тебе за смелость.

Опять это чертово слово. Смелость. У смелых людей не дрожат коленки. Смелых людей не мутит. И, конечно, смелым людям не приходится напоминать себе, как дышать, когда они вспоминают о случившемся. Кажется, будто смелость – это диагноз, который мне поставили по ошибке.

Джон ведет нас по лабиринту коридоров, и я радуюсь, что не надела каблуки. Он постоянно повторяет, как важно это интервью и как все они хотят, чтобы народ узнал правду. Смелости мне это не прибавляет.

Вскоре мы оказываемся во внутреннем дворике отеля, где несколько операторов и съемочная группа устанавливают аппаратуру. Посреди этого хаоса визажистка орудует над макияжем телеведущей Дайан Кэри.

Так странно видеть ее вживую, а не как скопление пикселей на экране телика. В детстве, когда я ночевала у бабушки, та всегда укладывала меня спать в своей длиннющей ночнушке, заставляла молиться перед сном по меньшей мере пять минут, а потом смотреть новости с Дайан Кэри. «Хоть будешь знать, что творится в мире!» – говаривала бабуля.

– Здравствуйте! – При виде нас лицо миссис Кэри озаряет улыбка.

Она подходит к нам, и я мысленно респектую визажистке, которая передвигается вместе с ней и с невозмутимым профессионализмом продолжает работу.

– Дайан. – Миссис Кэри пожимает нам руки. – Очень рада со всеми вами познакомиться. А ты, должно быть, Старр, – обращается она ко мне. – Не волнуйся. Мы с тобой просто побеседуем.

Пока она говорит, нас фотографирует какой-то парень. Ага, «просто побеседуем».

– Старр, мы подумали, что можно снять, как вы с Дайан гуляете и болтаете во дворе, – говорит Джон. – Потом поднимемся в номер и продолжим снимать там: сначала вас с Дайан, потом тебя с Дайан и мисс Офрой, а потом тебя с родителями. И на этом, пожалуй, все.

Пока он объясняет, как нас будут снимать во дворе, кто-то из ассистентов цепляет на меня петличку.

– Это для промежуточных кадров, – говорит он. – Ничего сложного.

Ну-ну… В первый раз я чуть ли не бегу трусцой. Во второй иду медленно, как на похоронной процессии, и не могу сосредоточиться на вопросах миссис Кэри. Никогда не предполагала, что разговор на ходу требует такой сосредоточенности.

Закончив наконец со съемками на улице, мы поднимаемся на лифте на последний этаж отеля. Джон ведет нас в огромный номер (серьезно, он похож на пентхаус!) с видом на город. Съемочная группа с десяток человек возится с камерами и светом. Мисс Офра сегодня в юбке и одной из своих футболок с Халилем. Вскоре Джон объявляет, что все готово.

Я опускаюсь на софу напротив миссис Кэри. Сидеть на публике скрестив ноги, как велит этикет, я никогда не умела, а потому даже не пытаюсь. Ассистенты проверяют мой микрофон, а миссис Кэри просит расслабиться. Камера, мотор…

– Миллионы людей по всему миру слышали имя Халиля Харриса, – начинает телеведущая. – И у всех сложилось о нем собственное мнение. Кем он был для тебя?

Другом – и даже больше. Больше, чем он мог себе представить.

Он был для меня большим, чем мог себе представить.

– Он был одним из моих лучших друзей, – говорю я. – Мы дружили с пеленок. Будь он здесь, он сказал бы, что на пять месяцев, две недели и три дня меня старше. – Мы обе смеемся. – Он такой. Был таким.

Черт. Больно вот так себя исправлять.

– Он все время шутил. Даже когда было тяжело, он всегда находил в плохом что-то хорошее. А еще он… – У меня надламывается голос.

Я понимаю, что это тупо, но мне кажется, он здесь. Этот любопытный говнюк обязательно пришел бы удостовериться, не ляпну ли я чего в эфире. Наверное, называет теперь меня своей главной фанаткой или еще как-нибудь в таком духе.

Я скучаю по нему.

– У него было доброе сердце, – говорю