Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн - Эдгар Бокс

Ричард не задержался с ответом.

— О, всего лишь простое любопытство. Захотелось самим все посмотреть. Мы не были в Германии с тех пор, как началась новая эра. Решили, что это, может быть, наша последняя возможность.

Они подошли к Рафаус-Келлер, американец больше не задавал вопросов, устроились за столиком, заказали пиво для мужчин, а для Френсис по ее решительному требованию чай. Она заметила, что этот заказ удивил американца, хотя тот, будучи воспитанным человеком, постарался скрыть свое изумление. Ей подумалось, в дальнейшем следует держать себя так, чтобы не нанести ущерба национальной репутации. Начало было довольно бравурным, когда вчера она отдавила ему ногу, а сегодняшнее дневное чаепитие добавило к общей картине еще несколько аналогичных мазков; сегодня хоть умри, надо его пригласить отобедать с ними вечером и надеть вечернее платье. Только вот грех какой, Ричард и она никогда не путешествуют с вечерними туалетами; не хотелось бы его разочаровывать. Однако удивление американца сменилось задумчивостью, когда чашка принесенного чаю внешне казалась более холодной, чем бокалы с пивом. Френсис перехватила его взгляд.

— Наши безумства не лишены смысла, — сказала она и увидела, как он опустил глаза, словно его застигла за каким-то предосудительным занятием. Трудно говорить с незнакомым человеком, особенно когда оба говорят на одном языке и думают, что это облегчает общение. Здесь постоянно присутствует опасность, что собеседник недооценит смысла ваших слов или, наоборот, придаст им чересчур большое значение. Вот почему все говорящие на английском языке люди так придирчивы друг к другу. Разговор на иностранном языке делает человека более терпимым.

— Кстати, мы еще не знаем вашего имени, — сказала Френсис. — Не можем же мы все время называть вас «наш американец».

Мужчина улыбнулся. Слава богу, подумала Френсис, он не принял близко к сердцу мое нравоучение. Порывшись в кармане, американец протянул им визитную карточку.

— Дело поправимое, — сказал он. Его звали, как прочитала она, Генри М. ван Кортлендт, адрес: Хай Тор, Нью-Йорк. Он газетчик, сначала работал в Нью-Йоркском Сити, а теперь командирован в Европу следить за развитием событий.

— Война? — спросил Ричард.

— Хм, возможно. Ваши соображения?

Френсис взглянула на сидящего против нее человека. У него были тонкие черты лица, аккуратно причесанные светлые волосы. Сильная челюсть; слегка опущенные брови производили внушительное впечатление. Трудно было различить цвет его глаз, на его лице они как бы оставались в тени. Кожа была загорелой, если б не загар, она показалась бы бледной или даже желтоватой. Не дожидаясь ответа Ричарда, он продолжил свои высказывания; говорил он толково, без запинки, значит, уже давно обдумал этот вопрос и в стройной последовательности расположил свои доводы. Разговаривая, он добродушно улыбался и обнажал при этом очень белые ровные зубы; когда он замолкал и плотно сжимал губы, их линия становилась решительной. Френсис внимательно разглядывала его, слушая поток ладно скроенных фраз. Прямодушен, сдержан, темпераментен.

— Неужели вы не восприняли Мюнхен со всей серьезностью? — спросил он Ричарда.

И, кажется, выслушал его ответ с недоверием.

В разговор вступила Френсис.

— Мы пока не утратили способности серьезно воспринимать происходящее или, по крайней мере, надеемся, что ее не утратили, все ждали, когда произнесут заветное слово мир. Ждали от этой весны. Захват Праги положил конец этому безумию.

Ван Кортлендт покачал головой.

— Хм, мы в Америке никогда так не думали.

— Хотите сказать, полагали, будто мы ведем здесь своего рода игру? И будем играть ее до тех пор, пока нам удастся избежать участия в войне?

— Что ж, если вы столь откровенно ставите вопрос, то да.

Френсис подалась вперед, оперлась локтями о стол.

— Ваш президент так не считает. Я слышала, вы назвали его поджигателем войны лишь потому, что он знает о происходящих в Европе событиях.

— Приятная сегодня погода, — проговорил Ричард. — Довольно тепло.

Американец не унимался:

— Но Британская политика за последние годы…

— Знаю, — прервала его Френсис. — В Америке ее называют изоляционизмом, способностью половить рыбку в мутной воде, нежеланием умирать на чужой земле. Мы все это уже испробовали. Не помогло. Согласны… единственный способ…

— Вы стараетесь мне доказать, что Британия скинет свой изысканный фрак и позволит, чтобы ей расквасили нос, когда она станет защищать Польшу? Что вы от этого приобретете?

— Страна начинает воевать в двух случаях — ради того, чтобы ограбить другую страну, и ради того, чтобы выжить. Мы вместе с нашими друзьями сражаемся за выживание. Если Польша или любая другая страна подвергнется нападению, значит, всякая нация, не желающая стать частью Германии, должна взяться за оружие. Иначе последняя возможность будет утрачена.

Ван Кортлендт снисходительно улыбнулся.

— Не тревожьтесь. Думаю, вашей стране воевать не придется. Вашим политикам представится масса других возможностей.

— Вот моя точка зрения. Полики не посмеют ими воспользоваться. Народ не допустит.

Доводы Френсис не переубедили ван Кортлендта.

— Хм, для меня это не новость. У наших собак хороший нюх, и почти все они чуют, что дело идет к умиротворению.

— Но чутье ведет их не к тому фонарю. Хорошо они там будут выглядеть, когда начнется заварушка.

— Я пробовал заговорить о погоде, — сказал Ричард, — не помогло. Думаю, стоит потолковать на иную тему, ни один из вас другого не переспорит; скоро мы узнаем, чья позиция ближе к истине. Как сказал граф Смортлок мистеру Пиквику: «Слово политика является синонимом слова сюрприз». Во всяком случае, меня терзает неприятное предчувствие, что было бы разумнее не спорить, а выучиться управлять самолетами и стрелять из пулеметов. Разумеется, это моя чисто академическая точка зрения. Но другого ответа люди определенной категории просто не поймут.

Он кивнул на группу людей в коричневых рубашках за одним из столов. И тут же добавил:

— А не пообедать ли нам?

Ван Кортлендт поднялся.

— Сожалею, мне надо повидать одного человека.

Ричард тоже поднялся.

— И мы сожалеем. Надеюсь, еще увидимся.

— Да. — Американец не высказал по этому поводу особой радости. — Благодарю за пиво. Всего доброго.

Френсис с грустью посмотрела ему вслед.

— Знаешь, он показался довольно милым, пока не начал теоретизировать. Если твоя страна находится отсюда за тысячу с чем-то миль, значит, можно позволить себе роскошь пофилософствовать. Ты здорово осадил его, Ричард. Наверное, в эту минуту он кроет нас на чем свет стоит.

— Ерунда. Он не реагирует на критику. Если ввязался в спор, будь добр выслушать. Как бы то ни было, педантизм сейчас выходит из моды. Миновало время теоретических упражнений. Бросай к черту всякую политику, Френсис, даже если тебе и навязывают какую-нибудь дискуссию. Как думаешь, может, съедим чего-нибудь, потом в кино, в потом бай-бай?

Френсис одобрительно закивала. Больше всего ей хотелось узнать про А. Фугера. О ван Кортлендте она и думать забыла, а коротышка, торопливо засеменивший в заднюю комнату, не выходил у нее из головы. Удалось ли ему убежать? Возможно, нацисты выявили уже всю цепочку агентов, или у них на заметке был только А. Фугер? Так или иначе об этом узнают, но что может быть хуже томительного ожидания.

Ричард оглядел большую комнату. На почтительном от них расстоянии за столиком сидели два человека, которых они уже видели в Пятиугольной Башне. Кажется, они проголодались и только что заказали еду. Ричард выжидал, когда им подадут окутанные аппетитным паром тарелки, когда они положат в рот первый кусок.

— Теперь пора, Френсис.

Она перестала размышлять о А. Фугере и, держась за мужа, быстро направилась к выходу. Видно, его что-то развеселило. У дверей он оглянулся и посмотрел, как те двое вскочили на ноги.

— Не возражаешь, Френсис, если мы сначала посмотрим картину, а потом поедим? Думаю, это идея.

Френсис увидела, как в его глазах затрепетали веселые огоньки. Видимо, он решил позабавиться.

Они направились в кино. Через пятнадцать минут Ричард решил, что рослая дама перед ними загораживает экран и незаметно пересел с Френсис на другие места позади их прежних кресел. Шутка Ричарда становилась все более и более забавной.

Ночью в постели он втолковывал Френсис:

— Шпики проголодались, и, когда мы обосновались в кино, они могли бы уйти доедать свой обед. Потом мы покинули наши места, они этого поначалу не заметили. Как ты помнишь, было довольно темно. Мы сидели как раз позади них, и тут они увидели, что наши места свободны. Забавно. В пустом зале отыскать нас не составляло труда, но минут с пяток им пришлось понервничать. А потом проторчать весь час в конце зала на тот случай, если мы еще чего-нибудь выкинем. Представляю, как сводило у них желудки.