Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн - Эдгар Бокс

— Это время года лучше провести в Инсбруке. Рекомендую, Гастхоф Бозен, Герцог Фридрихштрассе, 37. Хозяина назовите Ганс, он вам поможет. Он, как и мы, любитель музыки и красных роз.

Разговор напоминал сэндвич, в котором бесконечные обсуждения изданий и издателей перемежались аккуратными прослойками деловой информации. У Ричарда появилось доброе предчувствие, будто А. Фугеру удалось скрыться. Птичка достаточно опытна, чтобы заранее не принять всех необходимых предосторожностей. Для него не составило труда вылезти в окно и затеряться в лабиринте окружающих магазин проулков и улочек. Наверное, он заблаговременно арендовал комнату и устроил в ней тайник, или использовал ее как место, где можно быстро изменить свою внешность. А может, Фугер сделал это непосредственно рядом со своей лавкой. Словом, имея достаточно времени, предусмотрительный человек изобрел бы сколько угодно способов обеспечить свою безопасность.

Неожиданно раздался настойчивый деловой стук в дверь. Он слышал, как Френсис сказала: «Войдите».

Наверное, это была горничная; послышались извинения, какие-то затасканные слова. Из ванной он видел лишь окна спальни с тяжелыми портьерами из зеленой парчи. Но перед его мысленным взором в розовом халате с оборками на кровати лежала Френсис, удивленно вскинувшая брови и отложившая роман, который она только что читала.

Он слышал, как она сказала:

— Да, тепло, не так ли? Пожалуйста, положите полотенца на стул. Мой муж принимает ванну. Благодарю вас. Всего доброго.

Кроме этих фраз он ничего не расслышал, дверь в спальню резко захлопнулась, и тут только до него дошло, что он сидит в каком-то оцепенении посреди ванны, почувствовал, как напряглись мышцы. Френсис не поднялась с постели; она даже не позвала его на помощь. И за это следовало возблагодарить всевышнего. Стук, видимо, ее перепугал. Он быстро вышел из ванны и, вытираясь, попробовал насвистеть легкомысленную мелодию.

Когда он вернулся в спальню, Френсис лежала на кровати и в ожидании его не отрывала глаз от дверей ванной комнаты. Рядом с ней валялся роман, она отшвырнула его, когда горничная вышла из комнаты. Он ощутил, каких усилий ей стоило непринужденно произнести фразу:

— Привет, дорогой. Освежился?

Он прилег подле нее, положил голову рядом с ней на подушку, она прошептала:

— Этот стук… Решила, что его схватили.

— Успокойся, Френсис. Я так не думаю. Успокойся, пожалуйста.

Она тихонько засмеялась, но этот смех был лишь бледным подобием ее обычного заразительного хохота. Смех делался все громче; руки у нее похолодели.

— Хватит, Френ, — прошептал он. И резко шлепнул ее по щеке. Помогло. Наконец-то она перестала хохотать. Он обнял ее за плечи, нежно сжал ее тело.

— Завтра уедем, — сказал он. — Я отвезу тебя на несколько дней в горы.

Френсис пришла в себя, устыдилась собственной слабости.

— Да, — сказала она, — никому не уступлю, сумею за себя постоять.

Ричард усмехнулся. Он такой способный, уверенный, подумала Френсис. При одном взгляде на него на душе делалось спокойнее.

— Что же, хорошо, — сказал Ричард.

Они приоделись и пошли в ресторан пообедать. Френсис совершенно успокоилась. Платье свободного покроя очень ей шло. Она снова была веселой и жизнерадостной, и даже предстоящий обед не портил ей настроения — немецкая кухня в то лето была не на высоте. Изящная белокурая девушка приковала взоры завсегдатаев ресторана. С такой спутницей не стыдно показаться в обществе, с законной гордостью подумал Ричард.

— Отдых пошел тебе на пользу, Френсис, — прошептал он ей на ухо.

Френсис улыбнулась.

— Не беспокойся из-за меня, Ричард, — сказала она. — Мне хорошо. И я довольна, что ты это заметил. В колледже я за три недели до экзаменов начинала беситься. Но вдруг мои терзания прекращались, и в день экзаменов я была совершенно спокойна. Более того, они мне доставляли удовольствие. Вроде как законная возможность показать себя, и никто за это не осуждает. Что ж, думаю, и на этот раз так будет, если произойдет неминуемое. Мысль о войне не выходит из головы, Ричард. Когда живешь в Германии, ясно видишь, как тучи сгущаются над головой, и в один прекрасный день разразятся грозой; скорее бы, пока они не превратили всех в роботов. Думаю о ребятах, заканчивающих школу, они получили прекрасное образование в нацистском духе, оторопь берет, каким станет мир через десять лет, если этот кошмар продлится. Так что обо мне не тревожься и не сожалей, что взял меня с собой. Я сейчас расчленена на две части, живу войной и миром. Как бы то ни было, хорошо, что мы сюда приехали; это облегчило переход от одного состояния к другому.

Конечно, Френсис по-своему права, подумал Ричард; ее хлебом не корми, дай в себе покопаться — но его дело приглядывать за ее нервами, помочь ей успокоиться, собраться с силами, овладеть собой. Хоть бы выдержать ей до конца путешествия; по крайней мере, он на это надеется. Буйное у нее воображение. Трудно преодолевать испытания, когда воображение разыгрывается. Но недаром же сказала она, приезд сюда поможет ей приспособиться. Богу над молиться, чтоб это поскорее произошло.

— Я знаю, — ответил он и с интересом начал читать карточку имеющихся напитков.

— Лишь привычка заставляет меня заказывать кофе. Несколько дней назад я бы такой кофе ни за какие деньги не выпила, — призналась Френсис.

— Удивительно, люди способны съесть все, что угодно, лишь бы это не противоречило их представлениям. Слышал, некий сюрреалист в течение нескольких месяцев грыз собственный шифоньер.

—. Поучительная история, — послышался мужской голос. Ричард и Френсис удивленно обернулись.

— Хеллоу, ван Кортлендт. Рад вас видеть.

— Можно на минутку присесть? Я хотел поговорить с вашей женой…

— Разумеется, — торопливо проговорила Френсис. — Простите, я вчера погорячилась, словом, разошлась. Знаете, нелегко безучастно наблюдать окружающее.

— И я пришел сюда, поскольку мне показалось, что вел себя, как набитый дурак. Поймите, я стараюсь безучастно смотреть на вещи и тоже нахожу, что это совсем непросто.

— Что ж, — сказал Ричард, — а теперь надо расцеловаться и сделаться друзьями, не так ли? — Все засмеялись, и ван Кортлендт заказал пива. Френсис почувствовала, что он относится к ним как к англичанам с некоторым предубеждением, и в то же время они избавили его от назойливого соглядатая и потому заслужили его симпатию.

— Откровенно говоря, — сказал он, — я сразу увидел, что в этом скопище чванливых болванов вы выделяетесь обычной человеческой порядочностью, и подумал, мы были бы дураками, если б не стали держаться друг за друга. Мы разные люди, но мы же отличаемся от этих… — Он кивнул в сторону представителей избранной расы, сосредоточенно жующих витаминизированную жвачку.

— Я бы назвал их зомби, самое подходящее определение, — предложил Ричард. — Итак, вас в самом деле заинтересовала история о шифоньере?

Они проболтали с часок, а потом надумали побродить при луне. Ричард заметил, как возле гостиницы за ними увязался шпик. Френсис рассказывала, что завтра они, вероятно, отправятся в горы, интересно, подумал он, кто же следил за ними в ресторане. Но теперь это уже не имело значения.

Дороги они не выбирали, извивающаяся улочка вывела их на берега Пегнитца. Здесь, в стороне от больших улиц, огни в целях экономии были притушены, но это не вызывало беспокойства… и даже преследующие их на некотором отдалении два остолопа не портили настроения. В узких проулках, где и народу-то почти не встречается, они выглядели удивительно нелепыми. Ричард недоумевал, неужели они сами не понимают убогости сложившейся ситуации. Американец поначалу взглянул на них, а потом не обращал ни малейшего внимания на две пары ног с поразительной размеренностью топочущих у них за спиной. Впоследствии Ричард сам не мог объяснить, почему он никогда не спрашивал американца о причинах подобного безразличия. Возможно, он осознавал, что ван Кортлендт воспринимает происходящее как заурядное повседневное явление; трудно было притворяться, будто ты ничего не замечаешь. В тот вечер он мысленно возблагодарил ван Кортлендта за проявленный такт.

Чеканный шаг удивлял своей беспардонностью: я… всего… лишь… простой… исполнитель. Видимо, американец верил в чудодейственную силу откровенности, британец, напротив, считает скрытность надежным убежищем.

И ван Кортлендт, и Ричард, оба были в добром настроении. Они предались беседе с той яростной непринужденностью, которая по какой-то необъяснимой причине вдруг разгорается между двумя незнакомыми людьми, это удивляло их самих и доставляло наслаждение аудитории. Роль аудитории очень радовала Френсис. Уже было по косточкам разобрано готическое искусство, и они принялись анализировать барокко, но тут Френсис схватила их за руки и притянула к себе.