ИЗ ПЛЕМЕНИ КЕДРА - Александр Шелудяков

Уже за полдень вышел он на береговую чистовину. Сразу заметил протаск по мелкому кустарнику да ельнику.

«Куда это утащил хозяин оленя?.. – удивился промысловик. – Все мишки давно по берлогам спят и лапу сосут…»

Но некогда Косте разбираться в непонятном поведении медведя. Торопится он вернуться на стоянку – с Ильей уговор был встретиться там.

Вечером, когда нажарили мясо к ужину, Илья спросил:

– Выпьем маленько… Надо сказать тебе много.

Они выпили разведенный спирт, молча поужинали.

Потом Илья закурил, несколько раз хлебнул махорочный дым и передал трубку Косте. Догадался тот – курит Илья прощальную трубку.

– Костя, – начал Илья, – ты был мне большим другом. В школе я учился мало. Только один год. Маленько мог читать и писать. Ты сказал: «Илюшка, надо мозги развивать». Ты привез много книг на Соболиный. Потом учил меня четыре года. Ты весной привел в улангаевскую школу и попросил: «Делайте экзамен Илюшке». Сам директор заставлял меня решать задачки всякие. Сам директор выдал мне свидетельство за семь классов. Помнишь, как я писал диктанты на берестяных листках?.. Я, Костя, люблю машины, люблю буровиков. Я хорошо знаю жизнь урманов. Не хочу больше бродить в тайге один… Не обижайся, Костя. Я вернусь на буровую… На геолога учиться буду. Долго я об этом думал…

Костя молчал. Понимал он, что новая жизнь, которую принесли в глухую деревню нефтеразведчики, увлекла и покорила его друга. «В добрый час!» – мысленно сказал он Илье, а произнес только;

– Когда уходишь?..

– Завтра. Окрепли реки и озера. Топи заморозило. Быстро прибегу в Улангай. Хочешь, вместе пойдем…

Костя отрицательно покачал головой.

С утра вялый ветер кособочил густой снегопад. Выбелились бревенчатые стены домов, выспинились молодые сугробы рыхлой переновой. К полудню засмелела пурга, начала свой баламутный круговорот.

В комнате Соня не может прибрать – шутка ли, седьмой месяц беременности. Ходит осторожно, бережливо носит себя. Заработное время перепало Андронихе. Уж она-то в Сониной квартире все прибирает, медвежьи шкуры повытрясет, пылинки-паутинки сметет.

Сегодня день субботний. Сидит Соня на диване, шьет будущему младенцу распашонки. Андрониха, как обычно теперь, рядом, слова всякие плетет липкой паутиной, но слушает бабку Соня в пол-уха. А та жалуется Соне, палец больной показывает: мол, за тобой ухаживая, все руки повредила…

– Давай перевяжу, – предлагает Соня, встает с дивана и достает бинт из домашней аптечки.

Палец перевязан, Андрониха говорит:

– Бюллетенить буду. Домработницей у тебя считаюсь. Мочить руку нельзя теперича…

Не успела бабка договорить, как на пороге появилась Югана. Молча подошла к дивану, посмотрела на Сонино шитье.

– Мешок для ребенка делала. Зимой гулять дитю хорошо. Из собачьих шкур, теплый будет, – и выложила старая эвенкийка меховой детский спальный мешок.

Андрониха недовольно глядела на эвенкийку, чувствуя себя здесь хозяйкой. А тут еще Соня, не подумав, подлила масла в огонь.

– Ты иди-ка, бабуся, домой. Сама сказала: «Бюллетенить буду…»

– Прогоняешь? – взвихрилась Андрониха. – Кто тебя свел с начальником, кто за тобой грязь вывозит из горницы… С ясашной мордой дружбу водишь…

Югана подошла к Андронихе, показала пальцем на дверь и тихо сказала:

– Ступай, Соня просит.

Андрониха быстренько надернула шубу, кинулась к порогу, а потом повернулась и, размахивая сухонькой жилистой рукой, затараторила:

– Так-то оно… Все знаю! Ох и дорого вы за мой секретик-то заплатите… Ничего, Сонюшка, ты еще к Андронихе рысью прибежишь. На коленочках молить-просить будешь, чтоб язычок за зубами держала…

Никаких секретов про Соню Андрониха не ведала. Это была ее обычная манера брать баб на испуг: у каждой ведь женщины есть какие-то свои тайны… Вот на это обычно и метила знахарка.

Вскоре после случая на кладбище отправилась Югана к Якорю, обсказала все. Тут и Федор погодился в конторе. И с Федором держала совет Югана.

– Шаману надо трудную работу. Тяжелая работа быстро прогоняет плохие думы, а сон делает крепким. Забудет тогда Шаман про винку, – говорила старая эвенкийка Федору тихо, чтоб не слышали посторонние.

– Югана, у нашего брата нет легкой работы, – улыбнувшись, ответил Федор, – Но для Андрея найдем потяжелее…

Сегодня достал Андрей старые альбомы, долго рассматривал рисунки. Многие делал он еще в те времена, когда работал дизелистом на буровой у тюменских нефтяников. Как раз в это время пришел к нему Федор.

– А я к тебе, Федя, сам хотел идти… – сказал Шаманов вместо приветствия. – Бери меня в поле.

– Если согласен, Андрей, временно поработать верховым рабочим… А потом дизелистом пойдешь. В общем, жизнь нашу ты знаешь, успокоишься, – предложил Федор Андрею и, кивнув головой на альбомы, добавил: – А рисовать и там сможешь… сверху-то все видно, как на ладони… – подмигнул он..

– Согласен верховым. Не привыкать…

– Несколько деньков присмотришься и – с богом! Работа не хитрая. Силенка нужна, но тебе ее не занимать… Да что я тебе рассказываю – сам все знаешь!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В конце ноября на радость буровикам ударили сильные морозы, а в декабре стужа прочно заковала болота. Самое время ставить подошвы буровой на стальные лыжи и двигать на новое место по заранее расчищенной от буреломника и большого кочкарника на болотах дороге.

Три трактора, как три телохранителя, придерживали металлическую вышку на тросовых оттяжках, а танк тянул ее по просеке в сторону Мертвого озера. Старались передвигаться там, где ровнее, выискивали самый удобный путь. Потому и прибыла стальная громада на новую стоянку без приключений. Недели две готовились к работе, и наконец началось забуривание второй скважины на Кучумовой площади.

У нефтеразведчиков всегда считалось самой трудной работа буровика и его помощника. Нужны здесь крепкие мускулы и смекалка. Андрей стал верховым. И у него работа не из легких. Высота вышки сорок один метр. В ветреную погоду она покачивается, поет, завывает ветер в стальных сплетениях фонаря. В жгучие морозы и резучие метели особенно достается верховому рабочему при подъеме и спуске инструмента – стоит он на полатях, открытых ветру со всех сторон.

Андрей, принимая свечи-трубы, мозоля грудью дощатое ограждение, внимательно следит за действиями буровика, который подает ему команды. Вахта дружная, сработалась. Посигналит рукой Андрей стоящему у рычагов лебедки Никите.

– Вира! – командует буровик.

Зарычат натужно дизеля, выструнится трос под многотонной тяжестью колонны, всхлипнет блок, и поплывет из устья скважины свеча с потеками глинистого раствора. Каждую поднятую и отвинченную свечу Андрей отводит в угол ограждения и освобождает от захвата замка.

– Майна! – кричит он, и так скользит за следующей свечой.

Стоят уже в ограждении пятьдесят свечей. Каждая – двадцати четырех метров длиной. В начале бурения их было больше сотни, а теперь приходится поднимать из забоя, когда долото меняется, восемь десятков свечей… Скоро дойдут буровики до проектной отметки…

Бурение шло без поломок и аварий. Может быть, они еще поджидают бурильщиков впереди, на самых глубинных горизонтах. Вдруг да и закапризничает какой-нибудь пласт… Не раз бывало, вклинится долото в трудную породу, и победитовые шарошки сразу лысеют – выкрашиваются у шестерен зубья. А сменить долото – занятие долгое, дело кропотливое: едва за смену с подъемом и спуском инструмента управляются рабочие.

После спуска инструмента в забой Андрей обычно не торопится покидать полати. Любит он несколько минут постоять, облокотившись на ограждение, поглядеть на землю с высоты. Под ним, среди громадного Шайтанова болота, вытянулся сигарообразный остров-веретья, поросший сосняком. Вышка – в центре этой островной песчаной гривы. У родника, ближе к болоту, бревенчатый домик. В стороне от барака-общежития расположены цистерны с горючим, напудренные еще с лета известкой. Рядом с бараком, на раскорчеванной от сосняка площадке, – стоянка: танк, тягачи, бульдозеры и вездеход выстроены в аккуратную шеренгу.

Теперь не то, что раньше, когда буровики жили здесь безвыездно. Сейчас дело пошло веселее. И хотя вертолет на Югане еще в диковину, но буровики давно оценили эту машину по достоинству. Для воздушного грузовика устроен настил на багульниковом пятаке, посадочная площадка.

Здешний урман Андрею хорошо знаком. В юности кочевал он и охотился с эвенками в этих краях. За болотом начинается плотная подкова материковой тайги. В той стороне спит закованное льдом Мертвое озеро. Через остров с древних пор шла кочевая тропа эвенков из племени Кедра. Осенью на остров слетается много глухарей. Здесь устраивают эти самые крупные таежные птицы свои порхалища, набивают мускулистые желудки мелкой галькой. Давно уже эвенки окрестили веретья Глухариным островом. Сохранилось это название и по нынешний день.