Далеко от яблони - Робин Бенуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Грейс, скажи, пожалуйста, ты общалась с кем-то, кто прошел через то же, что и ты? – осведомился Майкл. – Посещала группу поддержки?
Грейс отрицательно покачала головой. Говорить о Персик с чужими? Нет, невозможно. Это почти предательство.
– Девушек, которые оказались в подобной ситуации, довольно много, – мягко произнес Майкл. – Может быть, попробуем сделать хотя бы несколько шагов в этом направлении?
Грейс молча кивнула.
– Думаю, у нас все получится. Прогресс налицо. – Майкл широко улыбнулся, а Грейс откинулась на спинку и закрыла глаза.
Прогресс – это так тяжело, подумалось ей.
* * *
– Так, погоди, дай-ка сообразить, – сказал Рейф. – Ваша соседка Элейн настучала на меня?
– На нас, – уточнила Грейс, допив остатки молочного коктейля.
– У Элейн явно слишком много свободного времени, – пробормотал Рейф.
Сегодня, выйдя от психолога, Грейс получила эсэмэску от Рейфа:
Кроссовки есть?
В смысле?
– написала она.
Выходи на пробежку. Встречаемся через полчаса за парком.
Грейс начала набирать «Нет, спасибо», но потом передумала и ответила:
Так уж и быть, ты в деле.
В качестве партнера по бегу Рейф оказался таким, как надо: молчаливым. Кроссовки по-прежнему сидели отлично, и, хотя Грейс была не в лучшей форме, чтобы бежать в гору, колющая боль под ребрами и одышка заставили ее почувствовать себя прежней. Ну хоть что-то осталось в этой жизни по-старому после стольких перемен. Погода стояла прохладная, в воздухе наконец повеяло осенью, ощущение затянувшегося лета исчезло. Добравшись до вершины холма, Грейс обернулась и с улыбкой сказала Рейфу:
– Неплохо.
– Пристрели меня, – прохрипел он, уперев руки в колени.
В ответ она лишь рассмеялась.
Потом они бок о бок сидели на крыше машины Рейфа. На душе у Грейс было одновременно и легко, и тяжело, как если бы она справилась с большей частью дел, но самое трудное оставила напоследок. И все же от этих минут, проведенных на дальнем конце парковки в компании Рейфа, ей стало по меньшей мере чуть-чуть лучше.
– Знаешь, почему эта Элейн позвонила твоим родителям? – спросил Рейф, и она уловила в его голосе нотки, которых раньше не слышала.
– Подозревает, что я готова залететь от любого парня севернее экватора?
– Ха. Может, и так, но… Сама не сообразила? Грейс, ты – белая, я – мексиканец, сложи два и два.
– Серьезно?
– А то! Я уверен. Если не на все сто процентов, то на девяносто девять.
– Слушай, ты же понимаешь, что мне на это плевать? Имел ты эту Элейн!
Рейф не сдержал улыбки, которая заиграла в уголках рта.
– Если ты не против, я бы предпочел не иметь эту вашу Элейн.
– Фу, прекрати! – захихикала Грейс. И почему в обществе Рейфа ей постоянно хочется хихикать? Хорошо это или плохо? – Ты понял, о чем я.
– Понял, понял. Ты тоже меня поняла, да? – сказал Рейф. – Не волнуйся, я на тебя не злюсь. Просто ты иногда смотришь на вещи не так, как я. Ты и не обязана видеть их так же.
Грейс кивнула.
– Предлагаю повесить на дом Элейн табличку «Продается». Для зачистки района от плохих соседей.
Теперь уже расхохотался Рейф.
– Дерзай. Если что, я подстрахую.
– Не искушай меня. – Грейс поставила ноги на край бампера. Машина Рейфа стояла со стороны городского центра. С этого ракурса город казался почти большим. Почти.
– Можно задать тебе вопрос? – спросила Грейс.
– Валяй. – Рейф сделал глоток молочного коктейля.
– Помнишь, я рассказывала тебе про моего брата Хоакина? Он наполовину мексиканец, но воспитывался в разных семьях, жил в разных местах. Как, по-твоему… В общем, мне кажется, ему нелегко. – Что конкретно она хочет сказать? Как это выразить? Грейс и сама не знала.
– Ты хочешь, чтобы я прокомментировал это как мексиканец? Между прочим, это расизм.
Набрав в грудь воздуха, Грейс ответила:
– Я не знаю, как задавать такие вопросы. Но Хоакин – мой брат, ему больно и плохо, а я не знаю, чем помочь.
Несколько секунд оба молчали. Рейф встряхнул свой коктейль. Таким задумчивым Грейс его еще не видела.
– Некоторые считают тебя не совсем мексиканцем, если ты не говоришь по-испански, некоторым вообще все равно, – произнес он. – Но от религии никуда не денешься: в какую церковь ходит твоя семья? Как вы празднуете Рождество? Откуда вы родом? Американцы в каком поколении – в первом или втором? Какие у вас традиции? Все это имеет значение, и если тебе нечего ответить, а для остального мира вы все на одно лицо, вот тогда приходится туго. Это как, – продолжил Рейф после паузы, – с вашей соседкой, Элейн. Она, наверное, наговорила всякого про меня, зато я могу прийти домой, рассказать об этом брату, и мы вместе посмеемся над ее тупостью. Я горжусь тем, кто я есть, и никогда не хотел быть кем-то другим, и, если на свете встречаются придурки, у меня есть семья, которая меня всегда поддержит. Если же у твоего брата этого нет, ему будет чертовски трудно.
Выслушав Рейфа, Грейс растянулась на крыше так, что их бедра соприкоснулись. День выдался долгим, и ей хотелось хоть ненадолго избавиться от чувства одиночества. Рейф не отодвинулся.
– Ты не поговоришь с Хоком? – робко спросила она.
– Научить его быть мексиканцем? – фыркнул он.
– Что? Нет, нет! Я бы никогда…
– Расслабься, шучу, – улыбнулся Рейф. – Скинь мне номер. Напишу твоему братцу, может, где-нибудь затусуемся. Кроме того, я хочу пожать ему руку за то, что защитил тебя, – голос его помрачнел. – От того ублюдка.
– Адам – полный ублюдок, – согласилась Грейс. – Спасибо.
– Не за что. Но, знаешь, по-моему, Хоакину не столько нужно, чтобы с ним говорили, сколько чтобы его слушали. – Рейф дружески пихнул ее в плечо. – А ты отлично умеешь слушать.
Она кивнула, не до конца веря, хотя и надеясь, что это так.
– А теперь у меня к тебе просьба, – сказал Рейф и кашлянул. – Это важно.
– Все что угодно.
– Не могла бы ты, пожалуйста, прекратить жевать соломинку?! – Он вырвал у нее пластиковый стакан из-под коктейля и осмотрел верхнюю часть трубочки. – Только погляди! Удивляюсь, как у тебя еще желудочное кровотечение не приключилось.
– Отдай! – со смехом потребовала Грейс. – Просто у меня нервные зубы!
– Нервные зубы? – расхохотался Рейф. – Это что вообще такое?
– Заткнись! – Грейс тоже уже изнемогала от смеха и в
