Лживая весна - Александр Сергеевич Долгирев

словечком «гангстер» – в свое время он разбогател на военных заказах, заодно став одним из тех, кто нанес мне… я хотел сказать: фронту удар в спину. А сейчас он является одним из крупнейших землевладельцев Баварии. Даже поговорить с этим человеком будет непросто. Причем, по-прежнему неясно, насколько он связан с убийством. Я сомневаюсь, что фон Штокк стал бы организовывать смерть шести человек ради земли – это привлекает слишком много внимания, а он человек осторожный.

Несмотря на то, что Майер оперативно нашел имя владельца земли, работы не убавилось, а, скорее, прибавилось.

– Ладно, отложим пока фон Штокка. Что-нибудь еще вам удалось узнать у бургомистра? Удалось поговорить с ним самим?

– Да, но с тех пор бургомистр сменился, а прошлый уже умер. Он, разумеется, знает об этом деле, но не больше остальных. По большому счету, у меня все.

– А в деревне удалось что-нибудь узнать?

– Нет. В Кайфеке это что-то вроде местной легенды и потому каждый добавляет какую-нибудь деталь. Очевидцев нет, а вымысла больше чем правды. Все сходятся в отрицательной характеристике Андреаса Грубера и его жены, а в остальном – полная свобода трактовок.

– Этого следовало ожидать… В любом случае, хорошая работа, Франц! Вообще, мне кажется, мы неплохо поработали в эти два дня.

Франц молча кивнул.

Вечерний Мюнхен встречал их огнями окон и фонарей – темнело все еще довольно рано. Франц и Хольгер молчали. Вюнш думал о том, что скоро окажется в «Охотнике» и, возможно, сыграет с Хеленой в шахматы за кружкой пива. Только вернувшись в город, он осознал, что изрядно соскучился по ней. Вюнш быстро прикинул в уме, сколько времени они провели вместе – получилось три ночи и два дня. «Слишком мало для того, чтобы просто выработалась привычка, значит и впрямь влюбился…»

Углубленный в размышления, Хольгер не сразу заметил, что Майер вертит в руках и неотрывно рассматривает какой-то небольшой предмет. На лице молодого человека застыла рассеянная улыбка. «Шпилька для волос!» – это было лишь догадкой, но было похоже на правду. Приглядевшись немного, Вюнш даже вспомнил, на ком он ее видел. «Похоже, об одной своей сегодняшней встрече Франц не рассказал, впрочем, это его дело. Хотя, возможно, придется все же попросить его повременить с Хельгой до конца расследования…» – пускай Хольгер с Майером и исключили Лоренца Шлиттенбауэра из числа подозреваемых, профессиональную этику никто не отменял.

– Я собираюсь заехать в «Охотника», если хотите, можете составить мне компанию.

– Нет, я немного устал, лучше сразу домой. Можно попросить вас об услуге?

– Конечно.

– Завезите меня на Рамбергштрассе, вам это по пути.

– Хорошо, Франц.

Рамбергштрассе была тихой улочкой примерно в часе пешего хода до Управления. Несмотря на близкое расположение к центру города, сама Рамбергштрассе была как бы в стороне от основных транспортных и людских потоков. Майер попросил остановить в самом начале улицы.

– Выспитесь как следует, Франц, вы это заслужили. Жду вас завтра в своем кабинете не раньше одиннадцати.

Хольгер руководствовался не только добрыми чувствами – ему необходимо было как следует подумать над тем, что делать дальше и подшить к делу новые материалы.

– Хорошо. Доброго вечера, оберкомиссар Вюнш.

– Доброго вечера, Франц.

Была половина восьмого и столик Хольгера, как и всегда, был не занят.

– Что же вы, господин Вюнш, пообещали встретиться с девушкой, а сами не пришли – некрасиво…

– Никак не мог, господин Харрер – работа.

– Это вы ей объяснять будете, я-то понимаю.

– А она здесь?

– Вчера сказала, что придет. Я позволил себе усадить ее за ваш столик.

– Господин Харрер, сколько раз я просил не держать специально для меня место?

– Еще раз так точно, господин Вюнш. Так вы изволите поужинать?

– Да, пожалуйста.

– Как всегда – блюдо дня?

– Да, а что это сегодня?

– Свиная рулька с квашеной капустой.

– Отлично! Несите вашу рульку.

– А пиво?

– И пиво несите…

Вскоре Хольгер был сыт и почти доволен. Размеры этого противного «почти» увеличивались с каждой минутой – Хелены все не было. Наконец, в половину девятого дверь отворилась, и Вюнш увидел ту, чье отсутствие служило ему канцелярской кнопкой, подложенной на стул, в течение последнего часа. Вюнш не без интереса отметил, что Харрер, очевидно, признал в ней завсегдатая, так как его шестое чувство теперь работало и на нее – когда Хелена вошла, Харрер уже встречал ее у двери.

– Добрый вечер.

– Добрый вечер. Прости за то, что не пришел вчера.

– Возможно, я и хотела бы на тебя пообижаться, да только слишком устала сегодня. Кроме того, ты же меня предупредил, что не знаешь точно, когда вернешься из Ингольштадта. Впрочем, если ты чувствуешь себя виноватым, я могу тебе помочь избавиться от этого чувства.

На ее лице появилась улыбка, и Хольгер понял, что все в порядке.

– Что я должен сделать?

– Сходи со мной в субботу в «Гизеллу». Там будет митинг и принятие новых членов в партию. Для некоторых представительниц Женской организации выделили места в первых рядах и разрешили прийти с кавалерами. Мне бы хотелось быть там с тобой.

Это был серьезный поворот – после этого их отношения перестанут быть секретом и она это понимает. А ведь именно Хелена предложила ходить на работу врозь. Хольгер отдал себе должное – на размышления у него ушло всего около полуминуты:

– Конечно. Во сколько?

От улыбки, появившейся на лице Хелены, можно было греться, чем Вюнш немедленно и занялся. Он заказал ей вина, и вечер потек приятным потоком.

Глава 27

Четверг

Ледяной ноябрьский ветер холодил разгоряченное лицо. Мыслей не было, эмоций тоже. Лейтенант Вюнш обвел взглядом свое бравое воинство. Позицию удерживали двенадцать человек, из которых он был старшим по званию.

Последний год Войны отгремел, оставив тяжелые сны о том, что им вновь, как и в 14-м, удалось дойти почти до самого Парижа. И, как и в 14-м, противник все перевернул, когда победа была необычайно близка. Французы встали насмерть, гнулись, но никак не хотели ломаться, а потом развернули контрнаступление. К ноябрю германская армия из последних сил держала фронт в Бельгии и Восточной Франции. Из дома приходили новости одна хуже другой, ходили даже слухи о том, что кайзер отрекся, а переговоры о мире все тянулись и тянулись.

За последнюю ночь французы провели восемь атак на одинокую, отрезанную от всего и вся позицию, которую удерживали остатки взвода Хольгера. Мрачные старики, за четыре года до этого сведшие своих детей в смертельном объятии, уже обсуждали, как будут грабить мир, оставшийся после Войны, и только один неугомонный французский капитан