Там, где начинается вселенная - Джей Эм

– Домыслы, – почти сердито прервал Ингрид Сальваторе. – Разве он нашёл какие-нибудь прямые доказательства?

– Не нашёл. Но есть труднообъяснимые факты, и о них Мартинсен как раз написал. «Почему учёные создают аналогичный биологический механизм, но он не работает? Потому что не соблюдается какое-то из условий…» Это условие – участие психологов! И ещё, помнишь: «Но как биологический механизм может оказывать влияние на человеческое «я», на нематериальное начало? И он ли оказывает это влияние?» Это ведь правда: у маби особенный характер и…

– Психологи здесь ни при чём! А то что бы им и нуэ не сделать какой-нибудь «особенный характер»? Но про это речи никогда не было.

– Между появлением нуэ и маби прошло больше ста лет. Возможности психологов за это время могли стать куда шире.

– Всё, хватит. Это какой-то бред… Маби – тайный эксперимент психологов! Если так, они… ещё тогда, восемьдесят лет назад, стали бы интересоваться нами и… – Брэтали запнулся, поняв, что его речь звучит слишком взволнованно. И заставил себя закончить на совершенно спокойной ноте: – Одним словом, бред.

– Мартинсен не говорил об участии психологов как движения. Он предполагал, что с Мабиусом могли сотрудничать всего несколько человек или даже один. И остальные просто об этом не знали…

– Всё, Подкова.

– А ты не расскажешь поподробнее про нуэ и психологов?..

– Нет. Чтобы во всё это углубляться, надо быть сумасшедшим, честное слово. Не можешь сменить тему – помолчи.

Тучи сгустились плотной пеленой. Несмотря на не поздний ещё час, сделалось сумрачно. Расстояние между противоположными стенами, возле которых сидели Сальваторе и Ингрид, было невелико, но из-за полумрака ей показалось, что она видит Брэтали откуда-то очень издалека.

Полуразрушенный, с незапамятных времён неотапливаемый дом, да ещё на такой высоте – плохое убежище от холода. Ингрид поёжилась, подтянула колени к подбородку и крепко обхватила их руками. Брэтали посмотрел на неё пристально, испытующе и немного свысока. Она скорее угадала это, чем разглядела.

– Ты меня боишься? – спросил он неожиданно резко.

– Я? С чего ты взял?

– Не отрицай. Это землепашеский страх перед маби.

– Как… Откуда ты знаешь? Неужели… так заметно?

– Да нет. Разве что слишком уж стремишься следовать последней моде. Но это беда не только землепашцев, которым удалось обжиться в городе. Я просто догадался.

– Ну ладно… Правильно догадался. Я тебе расскажу. Я о твоём прошлом знаю больше, чем ты о моём – как-то нечестно.

– Ты не обязана, – почти безучастно возразил Сальваторе.

– Ну… тут ничего такого… Моя мать была из землепашеского поселения. Не знаю, как ей удалось добиться разрешения на переезд в Джаракас. Чтобы оформить заявку, нужно заплатить приличную пошлину. И не факт, что решение будет положительным. Многие ждут годами и в итоге получают отказ под каким-нибудь якобы законным предлогом. Мой отец – нейтрал. Знакомство у них было недолгое. Может, мама надеялась таким образом укрепиться в городе, не знаю. Но не смогла, не выдержала непривычной жизни. А когда поняла, что беременна, совсем испугалась и сбежала обратно в своё поселение, ничего не сказав отцу. Я родилась там. Через пять лет отец узнал, что у него есть дочь. Кому-то из их общих знакомых мама всё же призналась перед уездом, что ждёт ребёнка. Он захотел нас разыскать. Приехал. Но маму в живых уже не застал, она умерла, когда мне было три года. Он решил удочерить меня, забрать в Джаракас, дать свой офстат и городское воспитание. У родственников меня пришлось отбирать чуть ли не силой. С тех пор я ни с кем из них не виделась. Папа журналист, как я. Точнее, это я – как он. До сих пор живёт в Джаракасе.

– А ты почему здесь?

– Самостоятельности захотелось. А моё прошлое… Понимаешь, с одной стороны я всю жизнь стараюсь от него отделаться. А с другой… не могу вовсе про него не думать. С детства осталось в душе ощущение чего-то тяжёлого, беспросветного. Именно такая в поселениях жизнь. Несправедливо всё это до ужаса… Землепашцы, считай, на треть кормят мультиполисы. Синтезирующие фабрики и спецфермы производят только оставшиеся две трети продуктов.

Ингрид вздохнула, помолчала, точно раздумывая, продолжать или нет. И всё-таки сказала:

– Там ничего не знают, кроме тяжёлого труда. Это в газетах пишут про холодостойкие культуры, про теплицы… На деле растить эти культуры своими руками совсем непросто. И строительство теплиц требует денег. А скупщики платят за продукцию гроши. Сельхозтехника в поселениях почти у всех устаревшая, хуже чем прошлый век. Школы – пародии на городские. Чего удивляться, что там появляются всякие предрассудки. Не обязательно насчёт маби, вообще насчёт всего нового.

– Но в отношении маби – настолько, что нами там пугают маленьких детей.

– Появление маби – результат генных технологий, в этом всё дело. После эксперимента Ватанабэ для землепашцев всё, что связано с человеческой генетикой – больной вопрос.

Себастиан Джесер был не первым, кому пришло в голову организовать переделку людей с целью повышения работоспособности. Ватанабэ Хару в начале правления тоже посетила такая идея. Но широко афишировать её он нужным не счёл. Джесер мог позволить себе это потому, что учёные-фоксовцы ручались за успех «Проекта нуэ», все детали которого тщательно отрабатывались на компьютерных моделях. Ватанабэ решил, долгие теоретизирования ни к чему, и если исследования изначально проводить на людях, результаты удастся получить быстрее. В качестве подопытных использовали не только заключённых. Набор добровольцев объявили среди землепашцев, пообещав за участие награду в виде городского места жительства. Но вряд ли информация о том, в чём предстоит участвовать, полностью отвечала действительности.

Увидев первые итоги эксперимента, Ватанабэ распорядился его прекратить. С основной массой ставших ненужными подопытных хлопот не возникало: один за другим они погибали. Но некоторые оказались более живучими. Кое-кто из них вернулся в родные поселения и провёл там остаток своих дней. С тех пор в сознании землепашцев и поселился коллективный страх перед манипуляциями с генами людей.

– Так что не надо винить землепашцев, – закончила Ингрид.

– Никого я не виню. А ты ведь поэтому и хотела писать о маби? Чтобы избавиться от фобии, которой тебя заразили в детстве?

– Наверное, это одна из причин. Личный мотив, так же, как у Мартинсена… Но, скорее, тут не фобия, а воспоминания. И хотя книга пока откладывается, от этих воспоминаний я всё равно окончательно избавлюсь. Обязательно! – для убедительности Ингрид по своему обыкновению энергично тряхнула головой.

– Пока ты ещё в процессе, могу сказать: маби не бросаются при любом удобном случае на человеческих женщин. Это враньё.

– Ну ещё бы, – презрительно фыркнула Ингрид. – Как будто я не знаю. Я и не думала тебя бояться, правда!

– Есть хочешь?

Ингрид кивнула. Сальваторе порылся в своём рюкзаке и вытащил несколько пакетиков с едой, которые они купили по дороге.

– Концентрированная дрянь. Но придётся обходиться.

Жевали оба без особого аппетита.

– У меня шоколадка есть, – вспомнила Ингрид. Достала плитку, разломила и протянула Сальваторе половину.

– Это получше.

– Да. – Она улыбнулась, вспомнив что-то. – Когда я была маленькая, мне казалось, что целая шоколадка – это очень много, даже половина – много. А сейчас – вроде бы и не много совсем. В раз и съешь.

– Шоколадки, что ли, меньше стали?..

– Слушай, пока ещё до конца не стемнело, давай полазим по дому, – предложил Брэтали. – Вдруг найдём что-нибудь интересное.

– Идём, – согласилась Ингрид. Что в этом доме может быть интересного, она не представляла, но скучно всё время сидеть на этой «террасе».

– Вот было бы здорово, – принялась мечтать она, пока спускались по лестнице, – если бы никакого малого ледникового периода не было. Говорят, раньше здесь, где теперь Джаракас и Карана, даже вот в это время, в конце октября, было тепло. Представляешь, можно было бы уехать на запад, к морю, и купаться без всяких стеклянных колпаков!

– Нет. Не представляю. Валла-Вэлид стоит у моря. Я часто бывал на берегу, но охоты купаться не возникало.

– Вэлид на севере. А ещё раньше…

– Забудь ты это «раньше». Всё изменилось, и по-другому уже не будет.

– Почему? Этот МЛП когда-нибудь закончится, как закончился средневековый. Снова потеплеет.

– Ну, если когда-нибудь…

Вопреки ожиданиям Сальваторе, им не везло. Попадался только старый грязный хлам. Брэтали пришлось махнуть на свою затею рукой.

– Пошли обратно, Подкова.

Ингрид вспомнила бесконечную лестницу и холодный ветер, свободно гуляющий наверху.

– Может, лучше здесь останемся?

– Оставайся, если хочешь. А я – на «террасу».

Торчать тут одной? Ну уж нет. Ингрид предпочла ни на шаг не отставать от Брэтали. Но почему-то он сам вдруг остановился. Кажется, что-то увидел за дверью, мимо которой они проходили. Выглянув из-за его плеча, Ингрид тоже заметила яркое пятно на фоне сплошной пыльной серости, и удивилась: