Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, так не должно быть, это не человек, это падаль, хуже зверя. Я физически чувствовала ту боль, которой сейчас пропитан насквозь Захар, ту ярость, что готова вырваться и разорвать всех вокруг. Пока он не отпустит прошлое, он так и будет разрушать себя, не жить, а просто существовать.
— Захар, не надо, — не узнаю свой голос. — Прошу тебя, не надо.
— Тебе жалко его, жалко, да? После всего, что он сделал, как вытер об тебя ноги, как забыл или не знал имени дочери?
Громкий крик режет по нервам, Шумилов смотрит с непониманием, удивлением и ненавистью. Вздрагиваю, но иду навстречу.
— Мне жалко тебя, твою душу, что умирает в ненависти и боли! — Кричу в ответ. — Не надо, прошу тебя, посмотри на меня, хватит этой ненависти, не наказывай сам себя.
Захар тяжело дышит, практически черные глаза, плотно сжатые челюсти. Осторожно беру его за руку, хочу увести из этого места, пока он не взял на себя еще один грех.
— Я в порядке, извини, — гладит пальцами по лицу, стирая слезы, которых я не замечаю.
— Прошу, давай уйдем.
Сафронов что-то пытается сказать, удар, еще один. Все вокруг не имеет значения, только глаза этого мужчины, я хочу, чтоб в них была любовь, а не боль.
ЧАСТЬ 40
Шла вторая неделя, как мы живем в квартире Тимура, она действительно большая, можно потеряться, и тебя долго будут искать. Почти заоблачный восемнадцатый этаж, огромные панорамные окна, но я все чаще одна, мужчины уходят утром, возвращаются ночью.
Мне нельзя выходить на улицу, только с охраной, и только в соседний парк, и только днем. Но меня, что странно, не смущает такое положение дел, особо никуда не надо, но слишком много времени занимают мысли, а еще тревога.
Той ночью Захар ушел за мной, Тимур сам разговаривал с Сафроновым. А меня трясло уже от того, как все закованные в кандалы эмоции Захара еще немного, и могли вырваться наружу. Растоптать меня и все вокруг, кроша сознание, ломая хрупкие кости.
Сели в машину, чтоб не стоять на холодном ветру, охрана осталась в доме. Захар сразу потянул меня на себя, зарываясь пальцами в волосы, начал целовать с гортанным стоном, жадно сминая губы.
Как голодный израненный зверь, кусал их, забравшись руками под пальто, под кофту, накрывая ладонями грудь. Его сразу стало слишком много, а мне невыносимо возбуждающе и остро. После всех эмоций, что сейчас были, нас накрыла страсть.
— Прости меня, прости, девочка, — горячее дыхание, шепот на ухо.
— За что?
— За то, что я не лучше его, я хуже.
— Перестань.
— Прости, что сделал больно, тогда, первый раз. Что вел себя как скотина. Прости меня, маленькая.
Его слова тогда разрывали сердце. Взяв в ладони лицо Захара, царапала пальцы о щетину, начала целовать глаза, брови, щеки, губы.
— Нет, ты совсем не такой, ты другой. Не такой, ты лучше.
— Иди ко мне.
Сняла пальто, задрав юбку, села на Захара верхом, терлась промежностью сквозь колготки и белье о его выпирающий член. Целовала, в то время как его пальцы ласкали грудь, оттягивая вниз лифчик.
Задыхалась от эмоций и желания, мы так остро нуждались друг в друге.
Тогда.
В этот момент.
И плевать на всех. Что мы в машине, что за тонированным стеклом охрана, а в доме рядом люди.
Дальше все было без слов: лишь мои стоны, хрипы Захара, пот, стекающий по вискам, звон пряжки ремня, звук рвущегося белья. Лаская рукой возбужденный член, смотрела только в его глаза. Я уже была вся мокрая, голодная до своего мужчины.
Опустилась почти до основания члена, сдерживая крик, двигалась медленно, несколько толчков, а потом Захар, больно сжав талию, стал насаживать на себя сильнее.
Оргазм накрыл слишком быстро, все внутри сжалось судорогой удовольствия так, что заломило все тело. Царапая шею Захара, прижималась плотнее, а он продолжал проникать, растягивая собой мое пульсирующее и истекающее влагалище.
Когда он сам начал кончать, заполняя меня своей теплой спермой, при этом громко простонав в мои губы, я заплакала.
— Что, Саша, что? Больно?
— Нет, нет, хорошо.
Открыла глаза, провела рукой по кровати, рядом было пусто. Повернулась набок, на полу разбросанные вещи, футболку Тимура, джинсы. У нас теперь странные отношения, я не выбираю, с кем спать, но оба словно заключили некое перемирие.
Все происходит даже забавно, меня не зовут, а просто берут за руку и уводят каждый в свою спальню. Но даже так бывает редко, их постоянно нет дома, а если есть, то слишком уставшие.
Вчера я заснула одна, была глубокая ночь, Тимур забрался под одеяло, прижал к себе, поцеловал и тут же отключился. Много думала, слушая его дыхание, чувствуя горячие ладони на животе. Разве возможно любить киллера, хоть и бывшего? Он ведь он убийца, а мне до этого абсолютно все равно. А то, что я люблю его это так очевидно, только обманываю сама себя.
Мне хорошо с ним, его шутки, пошлые намеки, красивая улыбка, сильные руки и пронзительный взгляд сводят с ума. Понимаю, что привыкла и позволила эмоциям взять верх над разумом и расчетом. А еще люблю Захара, но он всегда закрыт. Не знаю, надо ли стучаться в стену, о которую можно сломать руки, если он сам не хочет пускать никого в свое сердце.
Сейчас в душе шумит вода, встала, на ходу снимая майку и трусики, прошла в ванную. Тимур очень красивый, я не могу об этом не думать, глядя на него снова. За матовым стеклом широкая спина, два пистолета как крылья на лопатках, мужчину окутывает пар, он стоит, опершись о стену одной рукой, опустив голову.
— Не помешаю?
— Мой котенок никогда не помешает.
Резко дергает на себя, обнимает, по нашим телам стекает вода. Целует, у него мягкие губы и наглый язык, который сразу проникает в рот, а потом Тимур подхватывает меня под ягодицы, устраивая на себе.
— У нас проблемы?
— О чем ты?
— Я практически вас не вижу.
— Есть немного.
— Я волнуюсь. Очень волнуюсь.
Смотрит внимательно, а я глажу по его лицу ладонями, чувствую попкой возбужденный член.
— Не стоит.
— Но….
— Не сейчас, котенок. Ты чертовски соблазнительная девушка, знаешь? Готов насадить тебя на свой член и не
