Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

Сарказм и шутки Тимура были уже не смешные, и да, я волновалась, очень волновалась, но не показывала этого. Если сейчас я начну лить слезы и биться в истерике, от этого хорошо не будет никому.

— Построишь мне его ты, если не найдешь, кто это сделал.

— Не начинай, я работаю, а тебе утром нужно съездить в Следственный комитет, не отстанут, черти, уже весь телефон оборвали.

— Если надо, то съезжу. Тебе не холодно? — Захар берет за руку, сжимает, у него сухая и горячая ладонь. Заметила, что ему нравится держать меня за руку, иногда он делает это неосознанно, просто берет, а сам думает о своем.

В такие минуты мне становится нечем дышать, накрывают эмоции, сердце бьется чаще. Может, это и есть она, та самая любовь, которая выворачивает тебя наизнанку, которую все ждут, боготворят, а потом проклинают.

Я принимаю, что по молодости и глупости любила отца Ангелины. Даже после того, как он вышвырнул меня из своего офиса, жизни и перекрыл кислород, еще какое-то время считала, что это эмоции. Он ошибся и вернется, все осознает, и мы будем нужны ему.

Но то не любовь была, даже не ее искаженная форма.

Так не любят. Так уничтожают, используют, а мой отчим сам же меня ему и продал, зная слабость Сафронова к хрупким и невинным девственницам.

Если я раньше боялась только за Ангелину, то сейчас к страху прибавился еще один — за жизнь этих двух мужчин.

— Говори, — Тимур ответил на звонок, подался вперед, напрягся. — Где? Да, хорошо, скоро будем. — Дамы и господа, планы слегка изменились, придется заехать в одно злачное место.

— Его нашли?

— О да, нас ждет незабываемая встреча. Паша, давай на старую дачу, скажи парням по рации, чтоб ехали за нами.

Парень за рулем кивнул, рация затрещала, автомобиль остановился, начал разворачиваться.

— Мы будем жить на даче?

— Нет, надо кое с кем встретиться, — Захар был задумчив и сильнее сжимал мои пальцы.

— Там Сафронов, вы нашли его и привезли туда? Не смотри на меня так, я все вижу и замечаю, и могу понять, что у вас непросто маленькие проблемки, как шутит Тимур, а Сафронов, твой давний враг.

— Ты слишком сообразительная для молодой девушки.

— Поэтому вы мне не верили? Что наша встреча — череда случайностей и ничего кроме них, что я не засланная шпионка?

— Было дело, — правдивый ответ, и мне он нравится.

Отворачиваюсь, смотрю в окно, мелькают огни, снег липнет к стеклу. Ехали недолго, свернув с трассы, медленно ползли по дороге сквозь лес.

— Приехали, Паша, ты останешься с девушкой, отвечаешь жизненно важными органами, ты знаешь, я оторву все.

Паша лишь улыбнулся, покачал головой.

— Пойду с вами.

— Саша нет, это мужской разговор.

— Почему это только мужской? Я хочу посмотреть в глаза того человека, который не дал своему ребенку ни копейки на операцию, у меня к нему своя вендетта.

— Нет, ты останешься здесь, — Захар повышает голос, смотрю в его черные глаза.

— А с каких пор ты мне указываешь, что делать? Я не кукла, которую можно посадить на кресло или положить в кровать хоть вы и за нее дорого заплатили, но теперь ваши проблемы касаются и меня.

— Никто не считает тебя куклой, не говори глупостей.

— Шума, ты такую хуйню несешь, пусть девочка идет, может даже врезать тому ублюдку.

— Тебя вообще не спрашивают.

— А вот сейчас я врежу тебе.

— Я иду с вами, — говорю медленно и громко, смотря каждому в глаза по очереди.

В груди все клокочет, чувствую, как дрожат пальцы, выхожу из машины, кутаюсь в пальто, хочу накрыть голову, но нечем. Мужчины выходят следом, идем к дому, холод пробирает до костей, но это, скорее всего, от нервов.

Дача даже в темноте и при свете ярких фонарей не выглядит дачей, это охотничий домик в русском стиле: большие бревна, широкие окна, резное крыльцо.

Внутри холодно, но светло, деревянные полы, камин, на стене большие рога. Охрана здоровается, я замедляю шаг, странно, бывает страшно смотреть своему врагу в глаза. Но, как там учил ТТ в начале нашего знакомства: рядом с сильными мужчинами не место овцам.

— А вот и наш старый друг, ты чего бегал-то, скотина паршивая, от нас?

За широкой спиной Захара не вижу человека, Тимур стебется, а потом слышу удар, еще один, зажмуриваюсь, он бьет его по лицу.

— Слушай, мои ребята заебались за тобой бегать, да и мы с Шумиловым устали ждать встречи.

— Да пошел ты нахер, ТТ, я на тебя в суд подам за похищение и избиение, — мужчина сплевывает на пол. — А еще расскажу про твое боевое прошлое, ой, да его и так все знают.

Отойдя в сторону, вижу сидящего на стуле Андрея Сафронова, он не связан, ничем не скован, по подбородку стекает кровь, пачкая светлый джемпер. Захар просто смотрит на него, сжимая кулаки, лицо серое, губы плотно сжаты. Мне кажется, одно неверное движение, сказанное слово, и его сорвет в пропасть и черноту.

— Давай рассказывай, будущий депутат думы города, что за дела у тебя, Чернова и прокурорской проститутки Егорова? Что за возня около банков и офисов Шумилова?

Сафронов несколько секунд смотрит на Тимура, а потом переводит взгляд и замечает меня. Сжимаю в карманах пальто кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями.

— Твою же мать, а я не верил! Сашенька, моя нежная прекрасная девочка, трахается с двумя мужиками? Я надеюсь, ты перестала быть дурой и берешь с них деньги, они ведь очень богатые дяденьки. Как же я скучал по тебе.

Захар делает лишь шаг, но Тимур снова бьет, голова Сафронова дергается назад, а мне приятно видеть его боль, кровь и слышать стоны. Я стала мстительной сукой, но кто-то должен поставить его на место, хоть немного дать почувствовать той боли, что была у меня.

— Андрюша, давай по делу, и даже не думай смотреть в сторону девочки.

— Она хороша в постели, правда? — улыбается разбитыми губами, на зубах кровь. — Такая нежная, страстная, а как она своими губками и ротиком сосала мой член, как вспоминаю, так стоит.

С ним что-то не то Сафронов не выглядит пьяным, но в глазах нездоровый блеск, а зрачки расширены. Нервный и истеричный смех, он слизывает свою кровь.

— Я тебе, твари, сейчас сверну шею и прикопаю в лесочке, неглубоко, чтоб зверью было что пожрать, — Захар подходит к нему ближе, голос тихий, но все слышат каждое слово. — Давно хочу это сделать еще за Алину.

— Алинка дура