Снежный Цветок и заветный веер - Лиса Си
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем, на одиннадцатый день, свернув к краю скалы, она, наконец, заговорила: «Я потеряла пятерых детей, и каждый раз муж обвинял меня в этом. Он всегда изливает свое разочарование и крушение надежд при помощи кулаков. Когда этому оружию надо найти применение, он направляет его против меня. Я думала, что он злится оттого, что у меня были девочки. Но теперь, когда мой сын… Интересно, испытывает ли мой муж сейчас одно только горе?» Она помолчала и склонила голову, как бы стараясь определить, так ли это. «В любом случае где-то он должен найти применение своим кулакам», — в отчаянии заключила она.
Эти слова означали, что избиения начались сразу после ее переезда в дом мясника. Хотя поведение ее мужа было обычным для нашего уезда, меня неприятно поразило то, что она так долго и так старательно скрывала это от меня. Я думала, что она никогда больше не будет лгать мне, что у нее не будет от меня секретов, но огорчило меня не это. Я чувствовала себя виноватой в том, что так долго не обращала внимания на явные признаки несчастной жизни моей лаотун.
«Снежный Цветок…»
«Нет, послушай. Ты думаешь, что мой муж носит зло в сердце, но он не злой человек».
«Он обращается с тобой бесчеловечно…»
«Лилия, — напомнила она, — он мой муж».
Затем она углубилась в мрачные тайники своих мыслей. Помолчав, она заговорила снова: «Я давно хотела покончить с собой, но всегда рядом кто-то есть».
«Не говори таких вещей».
Она не обратила внимания на мои слова.
«Ты часто думаешь о судьбе? Я думаю о ней почти каждый день. Что, если бы моя мать не вышла замуж за моего отца? Что, если бы мой отец не пристрастился к опиуму? Что, если бы мои родители не выдали меня замуж за мясника? Что, если бы я родилась мальчиком? Смогла бы я спасти свою семью? О, Лилия, мне так стыдно перед тобой…»
«Я никогда…»
«С тех пор, как ты вошла в мой родной дом, я чувствую твою жалость ко мне. — Снежный Цветок покачала головой, чтобы помешать мне заговорить. — Не отрицай этого. Просто послушай меня». Она чуть помедлила, прежде чем продолжить. «Ты видишь меня и ты думаешь о том, как низко я пала, но то, что случилось с моей матерью, еще хуже. В детстве я видела ее плачущей день и ночь от горя. Я уверена, она хотела умереть, но не могла оставить меня. Потом, когда я перешла жить к мужу, она не могла оставить моего отца».
Я видела, к чему она ведет, поэтому я произнесла: «Твоя мать никогда не позволяла себе озлобиться. Она не сдавалась…»
«Она пошла бродяжничать с моим отцом. Я никогда не узнаю, что произошло с ними, но я уверена, что она не позволила себе умереть раньше него. Это было двенадцать лет назад. Я так часто думала о том, могла ли я помочь ей? Могла ли она прийти ко мне? Я отвечу так. Я мечтала, что выйду замуж и обрету счастье вдали от слабости моего отца и слабости моей матери. Я не знала, что стану попрошайкой в доме мужа. Затем я научилась заставлять мужа приносить домой еду для меня. Понимаешь, Лилия, есть вещи, которые нам не говорят о мужчинах. Мы можем сделать их счастливыми, если доставим им удовольствие. И ты знаешь, для нас это тоже удовольствие, если мы захотим».
Она говорила, словно одна из тех старух, которые всегда стараются настращать девушек, прежде чем те выйдут замуж.
«Тебе не надо лгать мне. Я — твоя лаотун. Ты можешь говорить мне правду».
Она на секунду оторвала взгляд от облаков и посмотрела на меня так, будто не узнавала меня. «Лилия, — ее голос звучал печально и сочувственно, — у тебя есть все, и все же у тебя нет ничего».
Ее слова задели меня, но я не могла думать о них, когда она делала свое признание. «Мы с моим мужем не придерживаемся правил, касающихся осквернения жены после родов. Мы оба хотели, чтобы у нас было больше сыновей».
«Сыновья — это ценность женщины…»
«Но ты же видела, что получилось. Я рожала слишком много девочек».
На это неоспоримое замечание у меня был практичный ответ.
«Им не суждено было жить, — сказала я. — Будь благодарна, потому что с ними было что-то не так. Мы, женщины, можем только постараться снова…»
«Ах, Лилия, когда ты так говоришь, у меня в голове становится пусто. Я слышу только шум ветра в деревьях. Ты чувствуешь, как почва уходит у меня из-под ног? Тебе надо вернуться обратно. Дай мне уйти к моей матери…»
Много лет прошло с тех пор, как Снежный Цветок потеряла свою первую дочь. Тогда я была не в состоянии понять ее горе. Но к настоящему моменту я испытала много горя в жизни и смотрю на вещи совсем по-иному. Если для вдовы абсолютно приемлемо изуродовать себя или совершить самоубийство, чтобы спасти свое лицо перед семьей мужа, то почему бы матери не прибегнуть к крайним действиям при потере одного ребенка или нескольких детей? Мы заботимся о них. Мы любим их. Мы нянчим их, когда они болеют. Если это сыновья, то мы направляем их первые шаги в мир мужчин. Если это дочери, мы бинтуем им ноги, обучаем их нашему тайному письму и учим быть хорошим и женами, невестками и матерями, чтобы они смогли ужиться со своими новыми семьями в своих новых верхних комнатах. Но ни одной женщине не следует пережить своих детей. Это противно законам природы. А если это случается, почему бы ей не захотеть спрыгнуть со скалы, повеситься на дереве или проглотить щелок?
«Каждый день я прихожу все к тому же заключению, — заметила Снежный Цветок, заглядывая в темную долину внизу. — Но потом я вспоминаю твою тетю. Лилия, подумай только, как она страдала и как мало мы думали о ее страданиях».
Я ответила вполне искренне: «Она была глубоко ранена, но, я думаю, мы служили ей утешением».
«Ты помнишь, какой милой была Прекрасная Луна? Помнишь, как пришла твоя тетя и стояла над ее телом? Мы все хотели пощадить ее чувства, поэтому закрыли лицо Прекрасной Луне. Твоя тетя так больше и не увидела свою дочь. Почему мы были так жестоки?»
Я могла сказать, что лицо Прекрасной Луны было бы слишком ужасным воспоминанием для ее матери. Вместо этого я произнесла: «Мы навестим Тетю при первой же возможности. Она будет рада видеть нас».
«Тебя — возможно, — ответила Снежный Цветок, — но не меня. Я слишком напоминаю ей самое себя. Но знай: воспоминание о ней помогает мне пережить каждый из моих дней». Она вытянула шею, окинула последним взглядом туманные холмы и произнесла: «Думаю, нам надо возвращаться. Я вижу, ты замерзла. И кроме того, я хочу, чтобы ты мне помогла кое-что написать». Она вытащила из-под своей рубашки наш веер. «Я взяла его с собой. Я боялась, что мятежники сожгут мой дом, и он погибнет». Снежный Цветок посмотрела мне прямо в глаза. Сейчас она вся ушла в воспоминания. Затем вздохнула и покачала головой. «Я сказала, что не буду лгать тебе. По правде говоря, я думала, что мы умрем здесь. Я хотела, чтобы он был с нами».
Снежный Цветок потянула меня за руку. «Отойди от края, Лилия. Мне страшно видеть тебя там».
Мы вернулись к нашей стоянке. Там мы изготовили самодельные чернила и кисточку. Мы вытащили два полуобгоревших полена из костра и дали им остыть. Затем потерли обуглившиеся места камнем и старательно собрали облетевшую сажу. Мы смешали эту сажу с водой, в которой сварили коренья. Наши чернила не были такими темными, как настоящие, но все равно годились. Потом мы расплели край одной из корзин, вытащили оттуда бамбуковую плеть и заострили ее, как могли. Это и была наша кисточка. Мы со Снежным Цветком по очереди записали нашим тайным языком бегство на гору, потерю ею маленького сына и неродившегося ребенка, холодные ночи и благословение нашей дружбы. Когда мы закончили, Снежный Цветок осторожно закрыла веер и спрятала его под рубашкой.
В этот вечер мясник не бил мою лаотун. Вместо этого он пожелал заняться с ней постельными делами. После этого она пришла ко мне, скользнула под одеяло, свернулась рядом со мной и положила руку мне на щеку. Она так устала от многих бессонных ночей, что я очень скоро почувствовала, как ее тело обмякло. Прежде чем уснуть, она прошептала: «Он любит меня, как умеет. Теперь все будет лучше, ты увидишь. У него в душе свершилась перемена». А я подумала: «Да, до тех пор, пока в следующий раз он не изольет свое горе или свой гнев на любящее существо рядом со мной».
На следующий день мы получили известие, что можем без опаски вернуться в свои деревни. После трех месяцев, проведенных в горах, я могла бы сказать, что мы в последний раз смотрели в лицо смерти. Оказалось, что нет. Нам пришлось пройти мимо всех тех, кто остался на дороге во время нашего побега. Мы видели трупы мужчин, женщин, детей, младенцев — все они гнили под воздействием природных стихий, становились пиршеством диких животных, разлагались. Белые кости блестели на солнце. Многих можно было узнать по одежде, и мы часто слышали, как люди кричали и плакали, узнавая своих родственников или испытывая угрызения совести.
Многие из нас настолько ослабели, что их конец был неизбежен теперь, когда мы были почти дома. В большинстве случаев это были женщины, которые умирали во время спуска с горы. Из-за наших лилейных ног мы были неустойчивы. Нас утягивало в пропасть, которая была теперь справа. При дневном свете мы не только слышали вскрики, но и видели, как женщины размахивали руками в тщетной надежде уцепиться за воздух. Еще вчера я беспокоилась из-за Снежного Цветка, но сейчас ее взгляд был сосредоточенным, и она осторожно продвигалась вперед.
