Познание смыслов. Избранные беседы - Гейдар Джемаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможна ли свобода (продолжение)
16.04.2016
Давайте поговорим сегодня о формах свободы.
Да. Этот разговор действительно является переходом к существенной части, потому что до этого мы пришли в целом к такой позиции, что под свободой имеется в виду эмансипация от Великого Существа, отражением которого является человек в зеркале этого мира. Помните, там был образ Джона Ди, который хлестал своё отражение, чтобы то сделало какое-то своё движение, не совпадающее с движением оригинала.
Оказывается, что общество, которое является тенью Великого Существа на земле и ответственным за корреляцию между отражением и оригиналом, ведёт жестокую, беспощадную борьбу со свободой. Я имею в виду реальное общество – не то, что называется «гражданским обществом» и так далее, не всякие там суррогатные подставки, – а то, что можно назвать «коллективным фараоном». Общество как пирамида, которая все свои элементы запирает в жёсткую систему, которая не позволяет никаких движений никакому элементу, то есть эти элементы не ходят, не играют.
Но есть различные поползновения различных типов человеческих существ сорваться с этого крючка, причём даже бессознательно. Философия на счёт отражения Великого Существа людям не присуща, не свойственна, но на уровне инстинкта они пытаются с этого крючка сорваться. И вот одним из наиболее широких, наиболее популярных, общеизвестных моментов выхода на рассогласование между оригиналом и отражением является так называемая «экзистенциальная спонтанность». Известно, что есть такая вещь, как женская спонтанность. Причём я не говорю о том, что она именно женская в гендерном конкретном смысле. Это просто тип. Он может быть присущ и мужчине – такой лёгкий тип плейбоя, беззаботный тип такого…
Ну, у женщин я бы это объяснил всплесками гормонов, наверное… если это правильно так сформулировать…
Это уже физиологическая сторона. На самом деле есть вот такая типология поведения – «жизнизм». То есть давать выход своему внутреннему бессознательному – это более или менее терпимо обществом. Хотя общество повело наступление и на эту, в женской версии довольно безобидную, спонтанность. В какой форме повело наступление? В форме феминизма. Потому что феминизм есть не что иное, как наступление на право женщины на каприз, на право женщины быть женщиной, на спонтанность. Это новая форма правил игры: требования равноправия – это обязательство женщины к участию в не свойственных ей общественных ролевых позициях, играх.
И, соответственно, необходимость управления эмоциями и этими самыми порывами, которые так или иначе и означают неудержимую свободу.
Да. И здесь мы думаем – феминизм. Такой общественный процесс пошёл. Были суфражистки – требовали права голосовать, потом сделали шаг дальше – феминизм, мужененавистничество и так далее. И это всё растёт как кустарник. А вот нет!
Здесь есть определённое целенаправленное наступление общества как коллективного фараона, общества как пирамиды, даже на те островки как будто натурально обусловленной «свободы» (в кавычках), спонтанности с её редукцией. Это значит один вариант спонтанности – то, что называется, «женский».
Есть «мужской» вид спонтанности – искусство. Это креативная форма спонтанности, и здесь уже общество очень серьёзно воспринимает это как действительно реальную угрозу. Собственно говоря, в чём его смысл, зачем вообще существует искусство? Искусство – это попытка создать альтернативное зеркало, в котором как бы создаётся изображение «будто бы сорвавшееся с крючка», будто бы сорвавшееся с жёсткой точки фиксации с оригиналом.
Та самая несинхронность с доктором Ди: смотришь в зеркало, поднимаешь руку – а там руку никто не поднимает…
Да, некая несинхронность. Но ты не можешь это воссоздать реально с собой, но ты делаешь это в искусстве, делаешь это в картинах, в литературе, в кино, в театре и так далее. И здесь уже возникает реальная угроза, потому что тут действительно создаётся альтернативное зеркало. Вот в чём смысл искусства. Поэтому общество сразу наводит зум на это дело и, конечно же, существует колоссальная не просто цензура, а целый аппарат контроля и подавления. Причём он существовал всегда. Наиболее общеизвестное – так называемое «сакральное традиционное искусство», которое подчиняет искусство символическим нормам обслуживания доктринальной идеологии, правящей на данный момент, или религии, – что то же самое. Иконы, фрески, соответствующие песнопения и гимны, соответствующая музыка, создание определённых правил, допуск людей, мастеров, ученичество и так далее.
Нужно понять, что в искусстве есть два полюса: один полюс связан с максимальной возможностью создать такое альтернативное зеркало свободы, а другой, фактически сливающийся с тем же самым Великим Существом, – минимальная возможность свободы. Максимальный полюс свободы – это слово, это литература. Потому что это связано со смыслом, мыслью, ситуативностью, созданием какой-то концептуальной ситуации и так далее, и это наиболее опасно, и это вызывает наибольшее внимание и наиболее острую болезненную реакцию.
Если мы вспомним XIX век и потом XX век, то сначала у Чернышевского появился Рахметов, который спал на гвоздях, а потом появился у Николая Островского уже Павка Корчагин. Сначала появилась идеология, потом появился человек, который готов так жить, всех убивать и сам умирать.
Да. Замечание очень грамотное. Но в данном случае это ведь не только Рахметов, но это и госпожа Бовари. А даже если мы пойдём в глубь веков, то и там мы увидим, что слово – это попытка создать опасную альтернативу, и, главное, это эффективная попытка. Это действительно альтернативное зеркало, которое работает уже со смыслами, с интеллектуальным пространством.
Есть другой полюс, совершенно противоположный слову, который фактически обслуживает, можно сказать, напрямую интересы тождества отражения и оригинала – Великого Существа и зеркала этого мира. Это музыка. Все мы знаем, что такое «музыка сфер». Музыка сфер – это как раз формы гармонии, которые уже выходят за пределы законов нашего мира. Музыканты, композиторы, творцы музыки – они как бы слышат эту музыку сфер и просто транслируют её сюда. И музыка – это вещь не просто бессловесная, она «антисловесная», потому что бесполезна любая попытка описать музыку как то, что ты слышишь и понимаешь. Всегда есть
