Познание смыслов. Избранные беседы - Гейдар Джемаль

Я считаю, что несвобода очевидно представлена тремя уровнями. Первая несвобода предстаёт перед человеческим существом в форме Рока. Что это такое? Это Время – наиболее архаическая древняя концепция Рока. Как в Коране бедуины спорят с Пророком, – мол, что ты нам тут рассказываешь, мы же знаем, как устроена реальность: мы живём и мы умираем, и убивает нас только время. Это фундаментальная категория, знакомая всем архаичным язычникам…

Да, тут мы приходим к главному узлу, но есть ещё фундаментальное понятие (мы его затрагивали в предыдущих беседах), – это то, что в зороастрийской Традиции называется «Фаляк», то есть небо. Чархи фаляк – это Небесное Колесо, которое вращается по кругу, снимает и возрождает, снимает и возрождает. Очень фундаментальная метафизическая категория – «Чархи фаляк». Но Зерван – это вообще Время. Зерван как древнейшее название божественной протореальности у зороастрийцев – это то самое, что в Коране бедуины, ссылаясь на время, называют «дахр», Рок. Время как Рок – это Зерван. Это самое широкое, объёмное, самое древнее представление о несвободе. «Не кончиться ты не можешь, ты взялся и ты кончишься», – вот это Чархи фаляк.

Ты уже обречён. Это первичная, органическая, категория.

Вторая несвобода – Судьба. Это близко, но это не Рок. Говорят же, что «география – это судьба», «родители – это судьба», – это некие предпосылки, которые предопределяют. Вот яблоко сорвалось и упало Ньютону на голову – он понял закон тяготения. Закон тяготения для яблока – это не Рок, Рок – то, что этого яблока не будет: оно есть, но его не будет, – это Рок. А вот то, что, сорвавшись, оно упало на лысину Ньютона, – это, конечно, судьба, это закон тяготения, который является условием. Это – Судьба.

Можно, конечно, сказать, что яблоко детерминировано законом тяготения, но здесь я имею в виду немножко другое, другой аспект: свободу выбора. Человек думает, что у него есть свобода выбора, но у него свободы выбора никакой нет, он мотивируется вполне просчитываемыми, изначально заданными импульсами: голодом, сексом, жадностью, всякими страстями. Несвобода как детерминированность внутренними обстоятельствами – экзистенциальная, психологическая несвобода, наиболее внешняя, – это третья несвобода. Если Рок как обречённость – это несвобода «в начале начал», то это уже на выходе этакого развитого, сформировавшегося существа, это как бы конечная стадия.

Если мы поняли, что несвобода – вот эти три принципа, то как эти три принципа связать в нечто общее, как нам понять, откуда эта несвобода берётся? Если обобщить несвободу во всеохватывающем понятии, то это – юдоль[49]. Юдоль человеческая. В более широком смысле это то, куда ты вброшен для того, чтобы оказаться один на один с этой несвободой. Ты присутствуешь на некой площадке, в некоем пространстве, где ты абсолютно связан, где твоя экзистенция – это экзистенция отражения в зеркале.

Мы тут подходим к ключевому вопросу. Если мы задумаемся над тем, образ чего нам конкретно даёт наиболее глубокое впечатление о несвободе, то это будет именно отражение в зеркале. Есть такая прекрасная сцена у великого австрийского писателя Майринка, в его романе «Ангел западного окна». Герой романа – Джон Ди, известный астролог, оккультист, советник королевы Елизаветы, политический авантюрист, интеллектуал своего времени, много пьет и проводит время во всяких кутежах. И вот, возвращаясь к себе в особняк с трагическим чувством жизни, отвращения к себе, он входит в холл, видит себя в зеркале и начинает избивать своё отражение. И избивал он своё отражение не просто потому, что он ненавидел себя, – такого мерзкого, пьяного, потерявшего время на бессмысленный кутёж, – он хотел, чтобы отражение от боли сделало какой-то жест, который не совпадает с его движением, чтобы оно эмансипировалось, продемонстрировало ему возможность вырваться из этого зеркального плена, в котором оно заморожено, погружено. Он бил его и кричал: «Сделай хотя бы что-нибудь, что я не делаю!» Ну и потом, устав, бросил хлыст и ушел спать бессмысленным пьяным сном.

Этот гениальный образ избивания отражения связан с концепцией Великого Существа и его отражений в зеркалах миров. Потому что есть Бытие как Великое Существо, которое в разных традициях называется Денницей, Люцифером, Иблисом.

Первично то, что человек является отражением оригинала. Оригинал – это Великое Существо. Вот в Библии есть (мусульмане считают, что это внесённые, добавленные в переписанную в Вавилоне Библию, идеи), что человек создан «по образу и подобию…». С точки зрения монотеизма никакого «образа и подобия» у истинного Бога быть не может. Бог не только не материален, Он не имеет даже какого-либо идеального содержания, которое всё равно является представимым, интеллигибельным[50], а этого быть не может. Но человек действительно создан по образу и подобию Первосущества, которое потом взбунтовалось.

Конечно. Потому что альфой, в онтологической лестнице творения, было то любимое существо – и об этом тоже говорит традиция, что это было первое существо, которое было создано и которое было любимым в акте творения. Это уже потом возник такой раскол, когда возник спор между этим первым альфа-творением и Творцом, когда Творец потребовал поклониться Адаму, отнюдь не первому элементу в этом творении, и тот сослался на свою именно первичность, что отражено и в Коране: «Ты создал меня из огня, а его из глины».

И это неповиновение стало базой вселенской, глобальной метафизической драмы. Согласно Корану, опять-таки, этот Иблис, Первосущество, говорит своему Творцу, что этого человека, на которого Бог делает такую ставку, собьет с Божьего пути. И Творец предоставляет Сатане время для попыток до Судного дня. Иблис говорит: «Я буду заходить на него слева, справа, спереди, сзади, и я его собью с дороги»[51]. Вот это «справа, слева, спереди, сзади», собственно говоря, образует плоскость несвободы. Образует плоскость мира – плоскость того мира, в котором человек является просто его отражением.

Человек является отражением Великого Существа, Люцифера, Денницы, – довольно мутным, опосредованным отражением, и между ними существует такая же связь,